Альтернативы большевистской власти в России. Октябрьский переворот: несбывшиеся альтернативы Была ли альтернатива большевикам

Подписаться
Вступай в сообщество «shango.ru»!
ВКонтакте:

Не успел я признаться в любви к творчеству капитана Шурыгина, как он разразился в своем журнале темой, взбаламутившей заинтересованную общественность http://shurigin.livejournal.com/61595.html#cutid1
При этом, как это обычно бывает, значительная часть участников дискуссии либо не поняли, что хотел сказать автор, либо не знают того, о чем он пишет.
Между тем, вопрос этот требует серьезного обсуждения.
Я, правда, много раз зарекался писать в жж «о политике». И тут, как на грех, то Сталин, то гражданская война. Но ничего не поделаешь, капитан мой френд, а френдов не бросают.

Сущность позиции автора, заключается, по-моему, в следующих словах: «…Очевидно, что альтернатива «большевизму» у России была. Это «Белый реванш», который по количеству жертв и масштабу репрессий мало бы чем уступил «красному проекту», а вот по исторической «эффективности» был бы более чем спорен и трудно прогнозируем. Особенно в свете надвигающегося 1941 года…»

Сразу оговорюсь, что я вообще не поклонник «исторических альтернатив». Покойный ныне Вадим Валерианович Кожинов, чьи книги теперь издаются с надписями «альтернативная история» на обложке, в одном из интервью верно сказал, что в истории никаких альтернатив не бывает. Ибо то, что свершилось, это и есть единственная «альтернатива». Интересно, что в таком понимании вопроса полностью сходятся и христианская концепция истории, и полузабытый уже «исторический материализм».
Тем не менее, с чисто практической точки зрения поиск возможных вариантов развития событий весьма продуктивен. Например, очень полезно мысленно поставить себя, такого умного и порядочного, на место какого-нибудь известного исторического негодяя и подумать, как бы ты хотел управлять своей родной страной, скажем, в октябре 1941-го… При прочих равных условиях.
Так вот, капитан Шурыгин в своем крайнем тексте убедительно доказал, что по конкретным методам борьбы со своими политическими противниками белые ничуть не отличались от красных, и в случае гипотетической победы в гражданской войне залили бы Россию кровью. Что они, кстати, и делали на подконтрольных им территориях. Конкретные сведения, излагаемые автором, ничуть не новы, и свидетельств этому такое множество, что возражения со стороны его оппонентов просто удивительны.
Сравнивать белых и красных по степени «кровавости» не очень перспективное занятие. Гражданская война вообще жестокая штука. Ангелы в ней не воевали, что бы на этот счет не думали крестоносные апологеты Белого движения. Кстати, всевозможные «третьи силы» - «зеленые», антоновцы, махновцы, националисты всех мастей лили кровь не с меньшим энтузиазмом.

Была ли реальная альтернатива победе большевиков в 1918-1922 годах? Уверен, что не было. Мне, может быть, монархисты-черносотенцы больше, чем большевики, нравятся, но единственной адекватной политической силой, которая смогла возглавить страну после краха Российской империи, стали именно большевики.
Только большевики смогли решить «главный вопрос русской революции» - вопрос о земле. После издания Декрета о земле никакая «альтернативная» аграрная программа не была бы поддержана крестьянством. А это, как ни крути, 80 процентов населения. Так что главное сражение будущей гражданской войны большевики выиграли 26 октября 1917 года.
Большевики смогли сделать то самое необходимое, без чего невозможно было ни удержаться у власти, ни этой властью пользоваться: ликвидировали бандитизм, гарантировав жителям страны личную безопасность, и ввели твердую валюту, гарантировав жителям безопасность экономическую.
Кроме того, большевикам удалось восстановить, хоть и не полностью, территориальную целостность Российского государства. Все это – реальная историческая заслуга Советского правительства, которую не могли не признать даже лица, не поддерживающие большевистской политической программы.
Ирония истории проявилась в том еще, что большевикам пришлось принимать решения, во многом не соответствующие их дореволюционной партийной программе. В самом деле, Декрет о земле в основе своей, как известно, эсеровский (только вот эсеры, находясь у власти несколько месяцев, подобного закона не издали, а большевики издали в первый день). НЭП, иностранные концессии, золотые червонцы были вынужденными экономическими мерами. Восстановление «единой и неделимой», со всеми федеративными оговорками, прямо противоречило прежней национальной политике большевиков.
Про террор и подавление бандитизма Шурыгин высказался вполне исчерпывающе – расстреливало и расстреливало бы в такой ситуации любое правительство (красные ведь уничтожали не только своих политических противников, но и лиц, которых уничтожала бы любая уважающая себя власть).

Если бы в России нашлась другая сила, способная сделать то же самое, что сделали большевики, возможно, она и стала бы реальной альтернативой «красному проекту». Однако «других большевиков» не было. Значит, не было и альтернативы.
И здесь действительно, как отметил один из участников дискуссии, не важно, занял или не занял Деникин Москву, а Юденич Петроград. Вообще чисто военные аспекты событий я намеренно вывожу за скобки. Гражданская война ведь не сражениями выигрывается, «а мнением народным». Советскую власть же, так или иначе, сразу или постепенно, добровольно или не очень сознательно поддержало большинство населения страны.
Все это не означает, что вопрос о «Белой альтернативе», поставленный автором в такой форме, не имеет права на существование.
Но по большому счету все, что написал Шурыгин, и все, что написал цитируемый им Николай Реден, свидетельствует о том, что «дело Белого движения следует считать с самого начала проигрышным».

Ну и наконец, касательно «исторической эффективности белого реванша». 1941 год здесь немножко автором за уши притянут. Гитлер – явление скорее уже нового, послеоктябрьского мира. Но по большому счету, опять автор здесь прав. «Проблема 1941 года» стала результатом реакции всего капиталистического окружения (а отнюдь не только Германии) на укрепление Советской России.
Сильная Россия, неважно с каким социальным строем, развитым капиталистическим странам в начале 20-х годов была не нужна точно так же, как она им не нужна сегодня. Ярче всего это доказывает грустная история поддержки Белого движения со стороны иностранных интервентов. Которая, кстати, послужила причиной значительного оттока патриотически настроенных людей от белых к неуважаемым ими большевикам. Типичный пример – генерал Брусилов.
Любым «альтернативным большевикам», окажись они у власти, пришлось бы столкнуться с этой проблемой. Насколько хорошо они бы с ней справились – большой вопрос. Насколько хорошо справились с ней реальные большевики – тоже вопрос. Я лично считаю, что справились вполне удовлетворительно. Но еще раз повторюсь – не нашлось для России «других большевиков». Ни в 17 году, ни в 41-м.

После Февральской революции 1917 г. в России возникло три варианта развития ситуации. Первый вариант – победа блока демократических и социалистических сил, т. е. социал-демократический капитализм. Второй вариант – реставрация конституционной монархии, т. е. консервативный капитализм. Третий – установление большевистской диктатуры в результате революционного переворота, т. е. попытка строительства социализма большевистской модели.

Ход событий 1917 г., начиная с февральской революции, таил в себе различные альтернативы: буржуазно-демократическую (Керенский), военно-диктаторскую (Корнилов), социалистическую (Мартов), леворадикальную – большевистскую (Ленин). Последняя была осуществлена благодаря экономическому и политическому кризису, падению авторитета временного правительства, авантюризму правых сил, радикализму низов, энергии и политической воле большевистских вождей.

Однако до августа 1917 г. большая часть населения России была не с большевиками. Судя по составу Советов и органов местного самоуправления народ поддерживал меньшевиков и эсеров.

В апреле 1917 г. в рядах меньшевиков состояло не менее 100 тысяч человек. Ведущую роль меньшевиков в политической жизни страны признавали и их противники. Вместе с тем одновременно происходил постоянный рост влияния эсеров и большевиков. Одной из причин этого было участие меньшевиков в коалиционном Временном правительстве. Население постепенно разочаровывалось в политике коалиционного временного правительства. Соответственно падало и влияние меньшевиков на массы. Другой причиной было отсутствие единства в рядах меньшевистской партии. Так, например, позиция меньшевиков-интернационалистов во главе с Ю. О. Мартовым резко отличалась от позиции руководства меньшевистской партии, проводившего политику “революционного оборончества” в составе коалиционного правительства. Мартов считал ошибкой участие меньшевиков в правительстве и продолжение “революционной войны”.

В тоже время Мартов предупреждал о правой опасности, наличие которой подтвердило затем выступление генерала Корнилова.

Временное правительство и большевики предотвратили попытку Корниловского переворота, но с этого момента значительная часть населения начинает поддерживать большевиков.

Так, в ходе голосований в Петроградском и Московском Советах в конце августа впервые были отвергнуты меньшевистские резолюции и приняты резолюции большевиков. В результате к руководству Советов в столицах, а затем и в других городах начинают приходить большевики.

Тем не менее, социалистическая альтернатива большевистскому коммунизму продолжала существовать. Её реализация зависела, прежде всего, от блока социалистических партий. Одним из вариантов была идея создания однородного социалистического правительства, с которой выступал Ю. О. Мартов. Он был убеждён, что блок левых сил сможет стать гарантией против их раскола, способного привести страну к гражданской войне. Политический компромисс, предложенный Мартовым, мог стать поворотным пунктом революции и обеспечить её мирное развитие и предотвратить гражданскую войну. Его идея привлекала и В. И. Ленина. Но компромисс не состоялся. Опасаясь быстрой популярности большевиков и большевизации Советов, меньшевики и эсеры к концу сентября 1917 г. вернулись к политике правительственной коалиции с кадетами. Это привело к ещё большему падению их авторитета, так как вновь связало партию меньшевиков с непопулярным Временным правительством. С другой стороны, эта политика меньшевиков толкнула массы к большевикам под их радикальные лозунги: мир, хлеб, земля; а самих большевиков резко подвинула к идее вооружённого восстания против Временного правительства как единственному способу разрешить политический кризис.

Опасность гражданской войны могла быть ликвидирована ещё в октябре – ноябре 1917 г. в период октябрьского переворота. Ещё 10 октября 1917 г. в ЦК партии большевиков произошёл раскол, вызванный предложением Каменева и Зиновьева о поисках компромисса с другими социалистическими партиями. В. И. Ленин тогда оказался в большинстве, настояв на подготовке к вооружённому восстанию. Каменев выразил своё несогласие с Лениным, считая, что в России ещё не сложились условия для установления социализма. По его мнению, взятие власти большевиками было бы несвоевременным, партии не удалось бы построить подлинный социализм, что дискредитировало бы и саму идею социализма. По мнению Каменева и Зиновьева, у большевиков существовали отличные шансы на выборах в Учредительное собрание – примерно треть всех голосов. “В Учредительном собрании мы будем настолько сильной оппозиционной партией, что в стране всеобщего избирательного права наши противники вынуждены будут уступать нам на каждом шагу. Либо мы составим вместе с левыми эсерами, беспартийными крестьянами и прочими правящий блок, который в основном будет проводить нашу программу” . Победа, о которой размышляли Каменев и Зиновьев, была бы парламентской , а не революционной.

Попытки Мартова уже в дни восстания мирно разрешить кризис путём переговоров представителей всех социалистических партий и создания общедемократического правительства не увенчались успехом. Правые меньшевики и правые эсеры в знак протеста против восстания покинули II съезд Советов. Большевики в этих условиях также отвергли предложение Мартова.

Тем не мене и после прихода к власти большевиков Мартов не терял надежды на предотвращение гражданской войны. Как только выяснилось, что новый режим выражает волю только большевистской партии, а не Советов, часть большевиков, левые эсеры и меньшевики-интернационалисты резко изменили свою позицию. Руководство “социалистической оппозицией” взял на себя профсоюз железнодорожников – Викжель, где большевики всегда были в меньшинстве. С целью предотвращения гражданской “братоубийственной войны” Викжель направил властям 29 октября 1917 г. ультиматум, требуя образования коалиционного социалистического правительства, без Ленина и Троцкого, угрожая в случае отказа всеобщей забастовкой железнодорожников.

За создание коалиционного социалистического правительства выступали и лидеры большевиков: Каменев, Зиновьев, Рыков, Милютин, Ногин, которые подали в отставку из Совнаркома в знак протеста против чисто большевистского правительства. Однако позиция В. И. Ленина победила. Оппозиционеры признали свои ошибки, но в состав правительства вошли левые эсеры. Однако можно утверждать, что объективно большинство народа выступало тогда за гражданский мир.

Мартов поддержал большевиков в войне с колчаковско-деникинской контрреволюцией и продолжал призывать к соглашению всех социалистических партий. Мартов надеялся, что, когда исчезнет угроза контрреволюции, большевики сами поймут необходимость демократизации всей политической системы. Но этим надеждам не суждено было сбыться. Большая часть меньшевиков встала на сторону контрреволюции, а большевики, победив в гражданской войне, почувствовали себя достаточно сильными, чтобы избавиться от нежелательных союзников-критиков. С августа 1920 г. меньшевики перешли на нелегальное положение, а к 1922 г. все активные члены партии меньшевиков оказались в тюрьме или в изгнании.

Заключение

Великая Российская революция своеобразно разрешила весь блок острейших противоречий. Получилось совсем не то, во имя чего она совершалась. Для рабочих капиталистическая эксплуатация сменилась эксплуатацией нового собственника – государства. Для крестьянства прежний гнёт уступил место новому, не менее тяжкому в форме продразвёрсток в рамках политики “военного коммунизма”. Советская власть отказалась от принципов демократии и превратилась в административно-командную систему управления. Изменился и характер самой большевистской партии. Сгорела романтика революционных иллюзий, и на поверхность выступали реалии жестокой партийной борьбы.

Предельный радикализм революции привел к распаду российской империи и к возрождению российской государственности в новой советской форме, но со старыми традициями бюрократизма, преследования за инакомыслие. Распалась российская культура. Страна потеряла огромное интеллектуальное богатство – отряд интеллигенции. Само общество распалось, ощущая себя лишь по классовому признаку и без единого общегосударственного сознания.

В качестве итога следует сказать, что Российская революция оказала огромное воздействие на весь мир. Обозначилась альтернатива развития мировой цивилизации в виде социалистического эксперимента, был преподан урок огромной роли политической организации и идеологии.

В результате Великой Российской революции возникло новое переходное общество, для которого были характерны три высшие ценности:

1. великая мечта о светлом будущем,

2. надежда на грядущее единство народов, населяющих страну,

3. осознание отсталости страны, удесятерённой разрухой мировой и гражданской войн, рождало великую энергию по превращению России в передовую, стоящую в ряду наиболее развитых государств мира страну.

Литература:

Основная:

Верт Н. История советского государства. 1900 – 1991. М., 1994. С. 74 – 149.

История России (Россия в мировой цивилизации)/Сост. и отв. ред. А. А. Радугин . М., 1998. С. 224 – 252.

История России. Часть III. ХХ век: выбор моделей общественного развития / М. М. Горинов, А. А. Данилов, В. П. Дмитренко. М., 1994. С. 3 – 107.

Семенникова Л. И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск, 1999. С.334 – 395.

С. А. Кислицын . Ростов н/Д, 1999. С. 324 – 327, 338 – 347,354 – 386.

Дополнительная:

Боффа Дж. История Советского Союза. Т. 1. М., 1990. С.38 – 153.

Карр Э. Х. Русская революция. От Ленина до Сталина. 1917 – 1929. М., 1990. С. 6 – 38.

Медведев Р. А. Русская революция 1917 г.: победа и поражение большевиков. М., 1997.

Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. Часть 1. С. 305 – 368, часть 2, часть 3. С. 5 – 170.

Хоскинг Дж. История Советского Союза. 1917 – 1991. М., 1994. С. 35 – 97.


В марте 1917 г. А. Керенский вступил в партию эсеров.

Верт Н. История советского государства. 1900 – 1991. М., 1994. С. 78.

За исключением А. Керенского.

А. Керенский считал, что Совет по мере возвращения к нормальной жизни прекратит своё существование, решил войти во власть.

Узнав, что весь столичный гарнизон перешёл на сторону восставших, войска, направленные в Петроград отказались повиноваться.

Отметим, что многие большевики во главе с вернувшимися из ссылки Л. Каменевым, И. Сталиным склонялись к объединению с меньшевиками в вопросе поддержки Временного правительства и лишь приезд из-за границы В. И Ленина, выступившего с “Апрельскими тезисами”, содержащими идею перерастания буржуазной революции в социалистическую, сорвал возможность такого объединения.

Против высказались только левые эсеры и большевики.

Однако вместо лозунга “От Учредительного собрания к демократической республике!” большинство транспарантов содержали большевистские лозунги “вся власть Советам!”, “Долой наступление!”. См. подробнее: Верт Н. История советского государства. 1900 – 1991. М., 1994. С. 98 – 99.

Верт Н. История советского государства. 1900 – 1991. М., 1994. С. 101.

Там же. С. 103.

Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. Часть 2. С. 121.

Цит. по: История России (Россия в мировой цивилизации)/Сост. и отв. ред. А. А. Радугин . М., 1998. С. 234.

История России в вопросах и ответах/Составитель С. А. Кислицын . Ростов н/Д, 1999. С. 367.

История России в вопросах и ответах/Составитель С. А. Кислицын . Ростов н/Д, 1999. С. 385.

Верт Н. История советского государства. 1900 – 1991. М., 1994. С. 111.

Введение

Уже несколько поколений задаются вопросом: была ли социалистическая революция 1917 года неизбежной и был ли у России выбор пути развития? Этот вопрос тем более актуален, что в данный момент Россия переживает переходный период, закономерности которого во многом схожи с ситуацией 1917 года; сходство - в переходном характере этапа, в неустойчивом состоянии общества, в противостоянии политических сил, в социальном расслоении.

Как и с 1917 году, перед страной стоит выбор между конструктивным ходом развития и дальнейшим усугублением противостояния в обществе, чреватым грозно вырисовывающейся перспективой гражданской войны.

Поэтому попытка анализа политической ситуации, событий, расстановки и действий политических сил времени революции - факторов, приведших к братоубийственной войне, стала темой моей работы. Очень долгое время при советской власти на массовом уровне история преподавалась однобоко: мы очень много знали о победившем левом блоке во главе с большевиками, хотя и неточно, и приукрашено, и очень мало о проигравшем правом, который преподносился массовому сознанию в образе "врага".

В.И.Ленин сказал: "Революция и контрреволюция - одно целое общественное движение, развивающиеся по своей внутренней логике... Революция без контрреволюции не бывает и не может быть". Из этого следует, что изучать контрреволюцию не менее важно, чем революцию.

октябрський вооруженный восстание совет

Осенний кризис 1917г. Была ли альтернатива Октябрю

Россия в начале XX в. находилась в состоянии глубокого общенационального кризиса, из которого можно было выйти либо путем реформ, либо в результате революционной смены модели общественного развития. Нежелание царского правительства проводить необходимые реформы подтолкнули нашу страну на путь революционных преобразований.

Революция, совершившаяся в Феврале 1917 г., была неизбежной и вызвана следующими причинами:

  • · политический кризис, выражавшийся в том, что у власти находилось самодержавие, не имевшее опоры в обществе и отказывающееся проводить реформы;
  • · глубокий экономический кризис, поразивший все отрасли экономики, в основе которого лежали незавершенная индустриализация и нерешенный аграрный вопрос;
  • · значительный рост социальных противоречий в российском обществе;
  • · длительная и неудачная война, обострившая все противоречия в российском обществе и значительно приблизившая революцию.

Февральская революция должна была решить важнейшие вопросы:

  • - кому будет принадлежать власть;
  • - кто будет распоряжаться землей;
  • - как долго будет продолжаться война и многие другие.

Среди советских обществоведов, в том числе историков, единого мнения по вопросу: была ли в 1917 г. альтернатива Октябрю -- нет. Одни считают, что ее не существовало и не могло существовать, так как Октябрьская революция и переход к социализму были исторической неизбежностью, порожденной всем ходом общественно-исторического развития.

Другие полагают, что альтернативы не возникло из-за реального соотношения общественных сил: осенью 1917 г. решающий перевес был на стороне Советов, большевиков.

Третьи исходят из того, что только свержение буржуазии и переход к социализму открывали выход из глухого тупика, в котором оказалась Россия в 1917 г. вследствие отсталости, войны и разрухи, и позволяли разрешить в интересах большинства народа острейшие проблемы -- о мире, о земле, о национальном освобождении.

Если первая точка зрения воспроизводит, в сущности, наши прежние догматические стереотипы о «железной» непреложности действия общественных закономерностей, наперед исключающих иные варианты, кроме революционной развязки кризиса, то две последние кажутся мне основанными на различном понимании исторической альтернативы. Они, во всяком случае, не должны были бы вести к однозначному выводу об отсутствии в 1917 г. альтернативы Октябрю. (Для сравнения: общепринято и, по сути, бесспорно положение, что в нынешних условиях в нашей стране альтернативы перестройке нет. Но это вовсе не значит, что в реальной действительности нет иных вариантов развития.)

Читателю, вероятно, интересно будет узнать точку зрения зарубежных историков-немарксистов. Они начали разрабатывать вопрос об альтернативах Октябрю раньше нас и ведут исследования более активно. Делаются попытки воссоздать картину возможного развития России без Октябрьской революции и социализма. При этом за образец, как правило, берется «западный путь» капитализма и буржуазной демократии.

Историки-немарксисты в большинстве своем считают, что в 1917 г. не только была буржуазно-демократическая альтернатива социалистической революции, но более предпочтительны для России были бы капитализм и буржуазная демократия. Лишь отдельные американские исследователи видят в истории 1917 г. и другие упущенные возможности -- например, образование однородно социалистического правительства, составленного из большевиков, меньшевиков и эсеров. Надо заметить, что и известная часть советской интеллигенции, устав от наших догматических постулатов и победоносных схем, стала в годы застоя внимательнее вглядываться в предреволюционное прошлое и даже задним числом примерять к России западноевропейскую модель развития.

Тем временем Ленин пришел к выводу, что после июльских событий «контрреволюция победила» и двоевластие закончилось. Проходивший 26 июля-3 августа VI съезд большевиков принял курс на переход к социалистической революции. Проявив мягкость по отношению к большевикам. Временное правительство тем самым поощряло активизацию и правых, консервативных сил. Они все больше убеждались, что только авторитарный режим в состоянии подавить анархию. Такое мнение разделяли и кадеты. Признанным лидером правых стал генерал Корнилов. Как главнокомандующий, он представил правительству программу преодоления кризиса: восстановление единоначалия в армии, введение военного положения на железных дорогах, шахтах, военных заводах, запрет митингов и забастовок, восстановление смертной казни в тылу и на фронте. Это была программа военной диктатуры. 23 июля открылся IX съезд партии «народной свободы» (кадетов), который высказался за решительное укрепление государственной власти и наведение порядка, устранение политического влияния Советов. Как видно, и правый (кадеты), и левый (большевики) фланги партийной системы России все более радикализировались, склонялись к решительным мерам. Как и в революции 1905-1907 гг., происходила дальнейшая поляризация, усиление крайних сил, отражающее традиционную расколотость общества. Центр в лице меньшевиков и эсеров все больше испытывал трудности, связанные с идейной и организационной раздробленностью. С этого времени наблюдалось некоторое падение популярности этих партий. Их демократизм, сотрудничество с буржуазией, политика компромиссов по мере обострения ситуации подвергались критике и «справа», и «слева», а большевики «разоблачали» их как пособников буржуазии. Керенский занимал центристскую позицию, хотел создать широкую демократическую коалицию, способную защитить свободу и предотвратить установление диктатуры, левой или правой. С этой целью он созвал 12-15 августа в Москве Государственное совещание. Его участниками были министры, военачальники, депутаты Советов, представители кооперативов, профсоюзов, политических партий. Большевики и монархисты отказались от участия. Однако для Керенского совещание завершилось полным фиаско: консолидации буржуазии и социалистов не произошло, а объединились правые с либералами. Большинство участников высказались за твердую, авторитарную власть и приветствовали Корнилова как спасителя Отечества устроив ему триумфальную встречу. Керенский вместе с Корниловым вынужден был разработать меры по наведению порядка. Однако сказались прежние разногласия и взаимные подозрения. К тому же Корнилов ускорил переброску к Петрограду верных ему частей 3-го конного корпуса генерала А.М.Крымова, Кавказской дикой дивизии под предлогом необходимости обороны столицы от немцев, в действительности же для осуществления государственного переворота. Керенский требовал передачи 3-го конного корпуса под управление военного министерства.

Когда Корнилов передал Керенскому требование вручить ему военную и гражданскую власть, объявить Петроград на военном положении и прибыть в Ставку, Керенский сместил его. Он решил избавиться от соперника, подавить правых, стать спасителем революции, подчинить левых. Корнилов обвинил правительство, что оно действует под давлением большевистских Советов, в полном согласии с планами германского Генштаба. Он призвал всех встать за спасение Родины, а ему, «сыну казака-крестьянина», лично ничего не надо, он хочет довести народ до Учредительного собрания. Керенский обвинил Корнилова в мятеже. В этих условиях даже кадеты не решились открыто поддержать Корнилова. Против Корнилова выступили правительство, Советы, меньшевики, эсеры, большевики, красногвардейцы, солдаты и матросы. В мятежные части были направлены сотни агитаторов, которые убеждали солдат не подчиняться Корнилову, т.к. он хочет войны, введения смертной казни, а Керенский стоит за народ, мир и свободу. Железнодорожники блокировали движение поездов с мятежными частями. Без единого выстрела к 31 августа, мятеж был подавлен. Генерал Крымов застрелился. Корнилов был арестован. Военная диктатура не прошла, отпал один из возможных вариантов развития. Страна продолжала развиваться по демократическому пути. Из этой победы больше выгод извлекли большевики, а не Керенский, т.к. резко изменилось соотношение сил в пользу большевиков, потерпели поражение наиболее активные контрреволюционные силы, пострадал престиж кадетов. Росла популярность партии большевиков как активных участников разгрома корниловщины, ее численность в августе-октябре увеличилась в 1,5 раза и достигла 350 тыс. человек. Началась большевизация Советов. 31 августа большевистскую резолюцию о власти принял Петроградский Совет. В ней говорилось об отказе от любых коалиций с кадетами и переходе власти в руки Советов. За первую половину сентября такую резолюцию поддержали 80 Советов.

Под влиянием радикализации масс меньшевики и эсеры 1 сентября создали новый орган власти - Директорию, без участия кадетов. 14-22 сентября было созвано Демократическое совещание из представителей Советов, профсоюзов, кооперативов, армии и др. с целью укрепления правительственной власти. Уча-ствовали и большевики. Был избран Демократический совет (Предпарламент), который одобрил создание коалиционного правительства с кадетами. Прави-тельственный кризис был преодолен. Но Керенский терял прежнюю популяр-ность. Создать вокруг центра широкую коалицию не удалось, он терял под-держку и правых, и левых. Правые обвиняли его в предательстве, левые - в сго-воре с мятежниками.

2. Существовала ли альтернатива Октября. Вечером 24 октября (6 ноября) 1917 г., когда в столице революционной России - Петрограде неудержимо раскручивался маховик вооруженного восстания против буржуазного Временного правительства, произошло событие, которое хотя и не оставило заметного следа в истории, но бросило яркий свет на бесплодность попыток реформистского решения наиболее жгучих проблем страны. По инициативе эсеровской и меньшевистской фракций Временного Совета Республики (так называемого Предпарламента) была принята резолюция (согласно терминологии того времени - «формула перехода» к очередным делам). В ней, помимо осуждения большевистского восстания, Временное правительство призывалось - с целью ликвидации почвы для восстания - к немедленному изданию декрета о передаче земли в ведение земельных комитетов и решительному выступлению во внешней политике - с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры.

Уже давно эта резолюция справедливо оценена советскими историками как попытка мелкобуржуазных реформистов-меньшевиков и эсеров сорвать начавшееся восстание, спекулируя на популярных лозунгах о земле и мире. Это была, так сказать, демократическая альтернатива социалистической революции с весьма гипотетическими шансами на успех. Но, во-первых, она явно запоздала. Сам лидер эсеров В. М. Чернов тогда же заметил тщетность подобных попыток: «Уж если не удержался за гриву - за хвост и подавно не удержаться». Во-вторых, глава Временного правительства А. Ф. Керенский, ознакомившись с «формулой перехода», не сумел оценить ее и с порога отверг рекомендацию Предпарламента. Тем самым «последний шанс» на спасение буржуазной власти был утрачен.

Любопытны и некоторые лишь сравнительно недавно установленные детали этой истории. Как выяснил современный исследователь русско-американских отношений Р. Ш. Ганелин, примерно за неделю до Октябрьского переворота идею «украсть лозунг большевиков» о передаче земли крестьянам внушали Керенскому официальные представители США, выступавшие под флагом миссии Красного Креста, У. Б. Томпсон и Р. Робинсон. Мы далеки от мысли в духе наших недавних правил приписывать авторство «формулы перехода» агентам американского империализма и рассматриваем этот эпизод как попытку многоопытного старшего брата поучить политическому маневрированию молодую русскую демократию. Впрочем, идея что-то срочно предпринять по вопросу о земле и мире витала тогда в воздухе.

Вроде бы малозначительный на фоне грандиозных событий Октября эпизод с голосованием в Предпарламенте (питерские рабочие презрительно называли его предбанником) позволяет поставить действительно крупную проблему, а именно: была ли в 1917г. альтернатива Октябрьской революции?

Не боясь впасть в преувеличение, можно сказать, что этот вопрос, вынесенный и в заглавие статьи, ныне стал одним из самых модных в исторической публицистике.

Дискуссии об альтернативах, стоявших перед нашей страной в 1917 г., в 1921-м, в конце 20-х годов и так далее, делаются компонентом не только нашей научной жизни, но и нового исторического сознания народа.

В условиях перестройки разработка проблемы исторических альтернатив имеет и огромное практическое значение, ориентирует нас на поиск наиболее благоприятных форм и методов общественных преобразований.

Среди советских обществоведов, в том числе историков, единого мнения по вопросу: была ли в 1917 г. альтернатива Октябрю - нет. Одни считают, что ее не существовало и не могло существовать, так как Октябрьская революция и переход к социализму были исторической неизбежностью, порожденной всем ходом общественно-исторического развития.

Другие полагают, что альтернативы не возникло из-за реального соотношения общественных сил: осенью 1917 г. решающий перевес был на стороне Советов, большевиков.

Третьи исходят из того, что только свержение буржуазии и переход к социализму открывали выход из глухого тупика, в котором оказалась Россия в 1917 г. вследствие отсталости, войны и разрухи, и позволяли разрешить в интересах большинства народа острейшие проблемы - о мире, о земле, о национальном освобождении.

Если первая точка зрения воспроизводит, в сущности, наши прежние догматические стереотипы о «железной» непреложности действия общественных закономерностей, наперед исключающих иные варианты, кроме революционной развязки кризиса, то две последние кажутся мне основанными на различном понимании исторической альтернативы. Они, во всяком случае, не должны были бы вести к однозначному выводу об отсутствии в 1917 г. альтернативы Октябрю. (Для сравнения: общепринято и, по сути, бесспорно положение, что в нынешних условиях в нашей стране альтернативы перестройке нет. Но это вовсе не значит, что в реальной действительности нет иных вариантов развития.)

Читателю, вероятно, интересно будет узнать точку зрения зарубежных историков-немарксистов. Они начали разрабатывать вопрос об альтернативах Октябрю раньше нас и ведут исследования более активно. Делаются попытки воссоздать картину возможного развития России без Октябрьской революции и социализма. При этом за образец, как правило, берется «западный путь» капитализма и буржуазной демократии.

Историки-немарксисты в большинстве своем считают, что в 1917 г. не только была буржуазно-демократическая альтернатива социалистической революции, но более предпочтительны для России были бы капитализм и буржуазная демократия. Лишь отдельные американские исследователи видят в истории 1917 г. и другие упущенные возможности - например, образование однородно социалистического правительства, составленного из большевиков, меньшевиков и эсеров. Надо заметить, что и известная часть советской интеллигенции, устав от наших догматических постулатов и победоносных схем, стала в годы застоя внимательнее вглядываться в предреволюционное прошлое и даже задним числом примерять к России западноевропейскую модель развития.

Мои размышления о 1917 г. (а впервые я задумался над проблемой выбора путей общественного развития более 30 лет назад) привели к выводу, что альтернатива Октябрьской революции действительно была, но она не была реализована.

Исходный пункт - Февральская буржуазная демократическая революция.

Известно, что после поражения первой российской революции 1905-1907 гг. между классами и партиями целое десятилетие шла борьба вокруг двух возможностей буржуазного развития: либо Россия путем реформ «сверху» превращается в конституционную буржуазную монархию, либо новая революция сметает царизм. Либеральная буржуазия, возглавляемая партией конституционных демократов (кадетов; официальное наименование - партия народной свободы), стремилась направить развитие страны по первому пути и тем предотвратить революционные потрясения. Но своей цели она старалась достигнуть путем соглашения и раздела власти с царизмом, добиваясь от него уступок в политической области и рассчитывая на «благоразумие» правящих кругов. «До последней минуты я все-таки надеялся, - говорил позднее один из кадетских лидеров, А. И. Шингарев, - ну вдруг просветит господь бог - уступят... Согласие с Думой (то есть буржуазно-помещичьей оппозицией. - П. В. ), какая она ни на есть, последняя возможность избежать революции».

Но Николай II и дворцовая камарилья во главе с Распутиным непримиримостью к буржуазной оппозиции, нежеланием поступиться хотя бы частицей власти наглухо заблокировали возможность каких-либо реформ. Февральский взрыв стал исторической неизбежностью. А с ним и альтернатива: или социалистическая революция, или буржуазно-реформистское преобразование, очищающее социальные и экономические структуры страны от остатков феодализма и утверждающее буржуазно-демократический строй.

Итак, почему же не состоялся в 1917 г. буржуазно-реформистский путь развития? Почему Россия, не завершив еще буржуазной эволюции к зрелому и свободному от остатков феодализма капитализму, не закрепив демократического строя, круто повернула, причем раньше передовых стран Запада, на новый, социалистический путь?

Февральская революция, свергнув царизм, превратила Россию по политическому строю в одну из передовых демократических стран мира и тем не менее не разрешила давно назревших задач. В самом деле, и при новом, буржуазном правительстве продолжалась тяжелейшая, ненавистная народу война. Оставался нерешенным вопрос о земле, обостряя вековой конфликт между многомиллионным крестьянством и горсткой помещиков. Рабочий класс подвергался варварской эксплуатации, а его основные требования (о введении 8-часового рабочего дня, о повышении заработной платы и т. п.) осуществлялись правительством и капиталистами при сильнейшем напоре снизу. День ото дня усиливалась хозяйственная разруха. Крайне острыми были и противоречия между чаяниями народов национальных районов России и великодержавно-шовинистической политикой русской буржуазии. Народные массы, организовавшись вокруг возникших по всей стране Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, стремились к удовлетворению своих требований и установлению подлинного народовластия. Буржуазия, напротив, жаждала скорейшего восстановления «порядка» и «твердой власти».

«На бирже знали, - писал позднее крупный деятель московской торгово-промышленной буржуазии П. А. Бурышкин, - что революция только начинается, а до чего она дойдет - неизвестно».

Придя к власти, буржуазия хотела либо оттянуть разрешение неотложных задач, либо пойти на реформы, но такие, которые не затрагивали бы коренных интересов и привилегий капиталистов и помещиков. В отличие, например, от французской буржуазии в 1793 г., русская не смогла пожертвовать отжившим свой век помещичьим землевладением и потому лишилась поддержки крестьянства. Точно так же правящая буржуазия не хотела отказаться и от продолжения войны, в сущности, из-за химерических планов империалистических захватов. Совсем не случайно лидер кадетов П. Н. Милюков, в бытность его министром иностранных дел в первом Временном правительстве, получил прозвище Милюков-Дарданелльский.

Временное правительство, называвшееся временным именно потому, что управляло страной до Учредительного собрания, всячески саботировало его созыв: буржуазия резонно опасалась, что в обстановке демократической революции это собрание окажется слишком левым. Поэтому, по словам одного из кадетских деятелей, следовало вести дело так, чтобы Россия пришла к Учредительному собранию «измученная и обессиленная, растерявшая по пути значительную часть революционных иллюзий».

В отношении социальных реформ буржуазия заняла однозначную позицию: «сначала успокоение, а потом реформы». Она близоруко рассчитывала, как выразился один из ее авторитетнейших представителей, П. П. Рябушинский, что «все обойдется и русский народ никого не обидит». Не обошлось! Прав был Джон Рид, когда в своей знаменитой книге «Десять дней, которые потрясли мир» отметил: «...буржуазии следовало бы лучше знать свою Россию». История свидетельствует, что за незнание страны и народа, игнорирование его нужд правителям рано или поздно приходится расплачиваться...

До осени 1917 г. в народном движении главенствовали демократические партии - меньшевики и эсеры, с 5 мая они входили во Временное правительство, то есть стали наряду с кадетами правящими и правительственными партиями. Их целью было решить назревшие задачи реформистскими методами, вывести страну из кризиса и обеспечить ее развитие по буржуазно-демократическому пути. Меньшевики были убеждены, что Россия в силу ее отсталости еще не созрела для социализма, и считали, что «пределом возможных завоеваний... является полная демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений».

В. И. Ленин так оценивал намерения эсеро-меньшевистского блока: «Партии эсеров и меньшевиков могли бы дать России немало реформ по соглашению с буржуазией». Но «реформами не поможешь. Пути реформ, выводящего из кризиса - из войны, из разрухи нет» (Полн. собр. соч. Т. 32. С. 386, 407) . Действительно, ситуация, сложившаяся в 1917 г., особенно в июле - октябре, после мирного периода развития революций, оставляла мало места для реформистских решений основных проблем. Во-первых, крайняя острота классовых противоречий затрудняла наведение реформистских мостов и достижение консенсуса между имущими классами и трудящимися. Во-вторых, узел многочисленных и сложных проблем был затянут так туго, что его реформистская «развязка» требовала большого искусства и времени. В-третьих, практика показала крайнюю слабость буржуазии и мелкобуржуазных демократов, их неспособность реализовать реформистские возможности.

Меньшевики и эсеры возлагали надежды на опыт, знания и созидательно-организационные способности русской буржуазии. Но она не оправдала и не могла оправдать их надежд. Сформировавшаяся в условиях царского абсолютизма и потому политически малоопытная, консервативная, экономически исключительно узкокорыстная, лишенная, в отличие от западноевропейской, какого-либо престижа в глазах народных масс, предрасположенная не к уступкам народу, а к авторитарным методам правления - такая буржуазия менее всего была пригодна стать носителем реформизма.

В связи с этим вспомним глубокое наблюдение Н. Г. Чернышевского: «Есть в истории такие положения, из которых нет хорошего выхода - не оттого, чтобы нельзя было представить его себе, а оттого, что воля, от которой зависит этот выход, никак не может принять его».

Конечно, неправильно не видеть, как мы это делали раньше, что русская буржуазия кое-чему научилась в ходе революции. Уровень ее политической сознательности заметно вырос. Она, например, быстро овладевала опытом политического блокирования с реформистскими партиями. Достаточно напомнить, что, когда в дни апрельского кризиса власть Временного правительства повисла в воздухе, правящие буржуазные круги совершили искусный маневр, проверенный опытом Запада, - пошли на создание коалиционного правительства с участием «умеренных социалистов» - меньшевиков и эсеров. И все же буржуазии по-прежнему роднее и ближе были старые, царистские - грубые и насильственные - формы политической борьбы и государственного управления. И уже в апреле, если не раньше, она затосковала по военной диктатуре. А после июльских дней и временного поражения большевиков орган крупной московской буржуазии - газета «Утро России» поставила вопрос ребром: «Нечего бояться слова “диктатура”. Она необходима!» В своей печально знаменитой речи на II Всероссийском торгово-промышленном съезде в Москве 3 августа Рябушинский цинично заявил, что «нужна костлявая рука голода и народной нищеты» для ликвидации «разных комитетов и советов».

Народные массы верно поняли смысл этого наглого призыва - революционный народ собирались удушить голодом. В свою очередь, в анархически настроенных кругах раздавалось - «сделать из буржуев антрекот». Нужно ли говорить, что подобные выступления лишь углубляли пропасть между имущими и трудящимися классами?!

Близорукая политическая позиция буржуазии предопределила и банкротство реформистской политики эсеров и меньшевиков. Предпринимавшиеся ими робкие попытки реформ разбивались о сопротивление и саботаж буржуазии, ее министров и старого чиновничьего аппарата. Осенью 1917 г. это вынуждены были признать сами вожди меньшевиков и эсеров. Так, один из руководителей меньшевиков, Б. О. Богданов, в речи на Демократическом совещании 14 сентября, заявив о своей принципиальной приверженности коалиции с буржуазией, сказал: «Одна часть правительства (буржуазная. - П. В. ) непрерывно тормозит работу другой (социалистической. - П. В. ); то обстоятельство, что все реформы тормозятся, оторвало правительство от широких слоев народа». А бывший министр Временного правительства В. Чернов, оценивая на страницах эсеровской газеты «Дело народа» деятельность правительства, заявил, что «оно оказалось пораженным творческим бесплодием». Соглашательство с буржуазией связывало по рукам и ногам и реформаторскую деятельность мелкобуржуазных демократов. Так, левоменьшевистская газета «Новая жизнь» писала о двойственности, фактически о двуличии политики эсеров в земельном вопросе: «Для народа - громы и молнии против помещиков. А на деле нечто иное». Разработанный эсерами в Главном земельном комитете проект земельной реформы предусматривал сохранение помещичьего землевладения. «Главные реакционные гнезда», «главная опора старого режима - помещики - будут на своих местах».

В конечном счете лидерам меньшевиков и эсеров пришлось, по сути, отказаться от программы социальных реформ, принеся их в жертву политике сотрудничества (соглашательства, по терминологии того времени) с буржуазией. А ведь массы, особенно крестьяне и солдаты, в первые месяцы революции доверяли эсерам и меньшевикам, надеялись, что можно будет все вопросы разрешить ко всеобщему благу посредством реформ и соглашения с буржуазией.

Немалые шансы решить животрепещущие проблемы путем реформ существовали в первые месяцы революции. Но для этого буржуазия должна была пойти на компромисс с народом. Она этого не сделала и не смогла даже найти общего языка по вопросу о земле с зажиточной, кулацкой частью крестьянства.

В России 1917 г. вообще трудно давался политический диалог и неохотно заключались компромиссные соглашения. Так, известно, что руководящие центры меньшевиков и эсеров, кичившиеся своей политической культурой, отказались от компромисса, предложенного им большевиками после поражения корниловщины, - от перехода власти к эсеро-меньшевистским Советам и разрыва блока с буржуазией(см.: Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 244) . Сейчас трудно судить, какую перспективу политического развития это открыло бы перед страной, но одно несомненно: удалось бы избежать раскола революционных и демократических сил (или отсрочить его), а значит, предотвратить гражданскую войну.

Под влиянием официальной исторической науки у нас десятилетиями складывались представления о большевиках как бескомпромиссных и беспощадных революционерах. Но именно они в марте - октябре 1917 г. были единственной политической силой в стране, которая проявляла готовность к диалогу с демократическими партиями. Кстати, именно политический блок с левыми эсерами и компромисс с трудящимся крестьянством позволили Второму Всероссийскому съезду Советов принять знаменитый Декрет о земле и обеспечили победу Октября.

За восемь месяцев пребывания буржуазии и соглашателей у власти ни земли, ни мира, ни хлеба, ни закона о 8-часовом рабочем дне, ни ослабления хозяйственной разрухи народные массы не получили. А ведь ради этого они боролись и проливали кровь в Февральской революции! Что касается Учредительного собрания, то о перспективах его созыва меньшевистская газета «Свободная жизнь» писала в начале сентября: «Не везет Учредительному собранию! Его откладывают, о нем забывают, к нему не готовятся». Оно отложено на девять месяцев - «страшно длинный срок, какого не знала ни одна европейская революция».

Как видим, причин для роста народного недовольства было более чем достаточно.

Чувствуя приближение развязки, эсеровская газета «Дело народа» 14 октября 1917 г. заклинала правительство: «...нужно дать, наконец, массам почувствовать осязательные результаты революции, ибо семь месяцев революционного бесплодия привели к разрухе, к анархии, к голоду». Добавим, что из-за военных поражений и политической нестабильности внутри страны резко ослабли международные позиции России и она, по сути, перестала быть великой державой. Более того, ей угрожало территориальное расчленение и удушение со стороны империалистических государств. По поводу этой угрозы били тревогу большевики, о ней заговорила и меньшевистская печать.

Большевистская партия трезво оценила катастрофическое положение страны осенью 1917 г. и указала на революционный выход из тупика как верный путь национального спасения. Если меньшевики и эсеры, хотя и считали себя революционерами, испытывали страх перед «революционными потрясениями» и «взбунтовавшейся чернью», то большевики, напротив, открыто провозгласили неотложную необходимость социалистической революции. Ленин и большевики рассматривали переход к социализму не как некий сверхъестественный «прыжок в неведомое», а как практический выход из кризиса буржуазно-помещичьего строя, то есть как конкретный ответ на конкретные проблемы общественного развития.

В самый канун Октября произошла резкая поляризация классовых и политических сил на два противостоящих друг другу фронта: революции и контрреволюции. Такова, как показывает опыт истории, логика революционных кризисов в буржуазном обществе - они подводят все классы и партии к альтернативной формуле: либо диктатура пролетариата, либо диктатура контрреволюционной военщины. В таких ситуациях открытой конфронтации революционных и контрреволюционных сил у средних элементов, сторонников реформистского пути, шансы на промежуточное решение падают до нуля. Это, в частности, показала судьба «формулы перехода» Предпарламента, о которой мы вели речь в начале статьи.

На повестку дня выдвигаются новые альтернативы. Русская буржуазия, давно уже жаждавшая военной диктатуры, осенью 1917 г. окончательно отказывается от буржуазной демократии и, следовательно, от всяких реформистских идей. Позднее, находясь в эмиграции, это признал лидер кадетской партии П. Н. Милюков. Он писал, что в стране тогда создалось «парадоксальное положение»: буржуазная республика защищалась «одними социалистами умеренных течений», утратив в то же время «последнюю поддержку буржуазии». Вот политический портрет резко поправевшего к осени 1917 г. русского либерализма, нарисованный не большевистским, а левоменьшевистским публицистом: «Выглянула на свет божий никому до сих пор неведомая ипостась либерала: искаженное бессмысленной злобой лицо без всяких признаков не только «благородства» или «культуры», но и какой-либо вообще мысли на челе; широко отверстые уста, брызжущие ядовитой слюной, извергающие целые потоки базарной ругани, самой нелепой лжи и клеветы, требующие жестокой расправы с волнующимися крестьянами, рабочими, солдатами и в особенности с агитаторами, злонамеренности которых приписываются все беды переживаемой нами «анархии». Буржуазия взяла курс на подготовку контрреволюционного мятежа - «второй корниловщины».

Теперь народным массам фактически приходилось выбирать не между властью Советов и буржуазной демократией (в лице резко поправевшего и ненавистного Временного правительства), как в первые четыре месяца революции, а между властью Советов и диктатурой контрреволюционной военщины. Суть сложившейся в канун Октября альтернативной ситуации вождь большевиков выразил так: «Выхода нет , объективно нет, не может быть, кроме диктатуры корниловцев или диктатуры пролетариата» (Полн. собр. соч. Т. 34. С. 406) . Исторически бесспорно, что если бы большевики промедлили со взятием власти и не упредили контрреволюцию, то слабое правительство Керенского сменила бы военная клика. Наступили бы десятилетия жесточайшего белогвардейского террора (вероятно, не уступающего сталинскому), социального, экономического и культурного регресса.

Одновременно осенью 1917 г. грозные очертания приобрела и новая альтернатива: возможность анархистского бунта - «бессмысленного и беспощадного», говоря словами А. С. Пушкина. О нарастании анархистского движения в стране с тревогой сообщали все левые газеты и со злорадством - правые. Стихийный бунт был чреват гибелью культуры и в конечном счете также обернулся бы иностранным вмешательством и торжеством контрреволюционной диктатуры. Одной из причин, почему Ленин торопил большевиков со взятием власти, были опасения, что стихийный взрыв анархии опередит все расчеты и планы.

Императив истории оказался таким: Россия, чтобы остаться Россией, должна стать социалистической.

Буржуазные историки в рассуждениях о нашей революции обходят главное - степень вероятности реформистской альтернативы. Мы, напротив, считаем необходимым подчеркнуть, что в условиях российской действительности 1917 г. она была невелика (неизмеримо меньше откровенно контрреволюционной).

Никому не возбраняется вздыхать по несостоявшимся буржуазным альтернативам Октября. Но реалии таковы: перевес сил был на стороне революционного народа, и он решил вопрос о выборе пути в свою пользу, избрав социализм.

3. Как известно, большевики захватили власть в итоге вооруженного восстания 25-26 октября (7-8 ноября) 1917 года. О чем Ленин и сообщил на заседании Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой всё время говорили большевики, свершилась. » Было создано новое правительство - Совет Народных Комиссаров (СНК) во главе с Лениным. После этого началось установление Советской власти на местах - процесс по преимуществу мирного установления Советской власти на всей территории страны в период с 25 октября (7 ноября) 1917 года до февраля - марта 1918 года. Образованное на 2-м Всероссийском съезде Советов Советское правительство под руководством Ленина возглавило ликвидацию старого государственного аппарата и строительство, опираясь на Советы, органов Советского государства. Декрет от 15(28) января 1918 года положил начало созданию Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) , а декрет от 29 января (11 февраля) 1918 года - Рабоче-крестьянского Красного флота. Были введены бесплатное образование и медицинское обслуживание, 8-часовой рабочий день, издан декрет о страховании рабочих и служащих; ликвидированы сословия, чины и звания, установлено общее наименование - «граждане Российской Республики» . Провозглашена свобода совести; церковь отделена от государства, школа - от церкви. Женщины получили равные права с мужчинами во всех областях общественной жизни. 3 съезд Советов в январе 1918 года принял постановление «О федеральных учреждениях Российской Республики» и оформил создание Российской Социалистической Федеративной Советской Республики (РСФСР) . РСФСР учреждалась на основе свободного союза народов как федерация советских национальных республик. Весной 1918 года начался процесс оформления государственности народов, населявших РСФСР. Декретом ВЦИК от 21 января (3 февраля) 1918 года были аннулированы иностранные и внутренние займы царского и Временного правительств. Были аннулированы договоры, заключённые царским и Временным правительствами с другими государствами. В марте 1918 году был подписан Брестский мирный договор с Германией - платой за мир стало отторжение от Советской России территории площадью 780 тыс. кв. км. с населением 56 миллионов человек. Еще одним итого стала Гражданская война в России, в которой победили большевики. Главный итог - установление Советской власти на всей территории бывшей Российской империи (кроме самоопределившихся в сторону независимости Польши и Финляндии) и образование 30 декабря 1922 года СССР.

В России к осени 1917 г. сложилось положение, когда встала главная задача – вопрос о власти: либо власть переходила в руки рабочих и крестьян и создавалось новое правительство, либо в России происходила реставрация монархии. Оказавшееся неспособным распутать узел социально-экономических проблем, Временное правительство лишилось общественной поддержки. Страна стояла на пороге хаоса. Причины прихода к власти большевиков: - влияние первой мировой войны на революционное настроение в стране: экономическая разруха, озлобление масс, обесценивание человеческой жизни. В эти годы проявилась чудовищная логика большевиков: «превратим войну империалистическую в воину гражданскую» - слабость царизма, обреченность на гибель неограниченной монархии, как института власти. При царском дворе первым лицом становится Распутин. - нерешительность и беспомощность Временного правительства, неспособность решать коренные вопросы. - разъединенность политических партий, их неспособность преградить путь большевикам, дать точную программу действий. Всего было 70 партий. Самые влиятельные: эсеры (крестьянская партия) – за отмену феодальных пережитков, наделение крестьян землей, но против частной собственности. Кадеты (партия либеральной буржуазии) – за путь реформ, особое внимание свободам. - революционизирующие влияние интеллигенции на российское общество. Интеллигенция всегда выступала за отмену самодержавия, крепостного права. - царистская ориентация русского народа на сильную руку, которую они увидели в большевиках. - партия большевиков – это партия нового типа, т. е партия революции. Цель: не реформы, а насильственный переворот. Этой цели подчинена вся структура партии, принципы организации: железная дисциплина, вертикальное подчинение с обязательным вождем на верху. - гибкая тактика большевиков. Умение овладеть ситуацией, решительность, безкомпромистность, целеустремленность, ставка на жестокость и насилие. - умение большевиков манипулировать лозунгами, использование демагогии, как эффективного средства влияния на политически неразвитые народные массы. В это время в Смольном начал свою работу II Всероссийский съезд Советов. Большинство делегатов были большевики и левые эсеры. Ночью, после получения известия о взятии Зимнего дворца, съезд провозгласил Россию Республикой Советов. На следующий день, на втором заседании съезда были приняты Декреты: 1. Вся власть Советам: якобы отныне вся власть принадлежит народу. Действительно в начале власть у Советов, но большевики сразу же начали наполнять их своими людьми и к лету 1918 Советы превратились в органы власти большевиков. 2. Земля народу: Действительно всех крестьян наделили землей. Этим заручились поддержкой народа, а уже летом 1917 ввели продразверстку – стали насильственно отнимать весь хлеб. А в 1927 –1929 провели коллективизацию, т. е. ввели новое крепостное право в деревне. 3. Мир народам: Действительно большевики вывели Россию из войны весной 1918, но ценой страшных уступок: громадные территории отошли к Германии, огромная контрибуция. Принятые Декреты сначала отвечали надеждам народных масс и это способствовало победе советской власти на местах.

История - это не голливудская мелодрама с хеппи-эндом. Далеко не всё в её течении отвечает нашим представлениям об идеальном. Но разве мы живём в идеальном мире? Порой пути истории проходят через особенно суровые испытания, гражданские войны и революции. Любая революция - это катастрофа, трагедия. Прежний порядок рушится, и обломки его давят миллионы людей. Разоравнные социальные связи топят общество в «войне всех против всех». Но в то же время революции, несмотря на свою разрушительную силу, приносят свою пользу. Они постигают страдающие от них общества не просто так, а лишь тогда, когда эти общества не могут решить некие проблемы обычным, мирным путём, когда долгими и упорными действиями своей элиты они сами оказываются в таком безвыходном положении, что их единственный шанс на сохранение своего существования - попытка разрубить гордиев узел. Это не значит, что революция обязательно принесёт решение неких проблем, Впрочем, в этом тексте речь пойдёт не о Русской революции в целом, а лишь об одном её эпизоде - Октябрьском перевороте.

Сразу хочу уточнить, что, написав слова «Октябрьский переворот», я вовсе не хотел нанести оскорбление этому историческому событию. Просто я хотел бы обратить внимание читателей на то, что произошедшее в Петрограде в ночь на 25 октября 1917 года было лишь одним звеном (пусть и очень важным) длинной цепи событий русской революции, которая начинается как минимум с февраля, а то и вообще с кровавого воскресенья, а доходит, пожалуй, до конца 30-х годов, когда новое общество и государство в целом сформировались (самая подходящая драматическая концовка - 1937). На самом деле большая часть тех разрушительных явлений, которые некоторые наивные люди считают последствиями Октябрьского переворота, была результатом революции в целом. И Гражданская война, и отпадение окраин, и экономический кризис, и распад связей между городом и деревней, и вспышка стихийного крестьянкого анархизма - всё это уже было заложено (и на самом деле началось) ДО победы блока радикальных социалистов в октябре 1917. Поэтому не стоит взваливать на Октябрьский переворот слишком тяжёлую ношу исторических последствий. Но это не значит, что существенных последствий у переворота совсем не было.

АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЮ, ИЛИ ТО, ЧЕГО НЕ БЫЛО

Каждое важное историческое событие - это некий выбор, который открывает нам некие возможности, но одновременно устраняет другие. Что дал России и чего лишил её Октябрьский переворот?

Приходится иногда слышать, что он лишил Россию шанса стать демократической страной европейского типа. Но была ли такая возможность на самом деле?

На этот вопрос нельзя ответить без учёта влияния самого главного «проклятого вопроса», стоявшего перед русским обществом - аграрного. Именно аграрный вопрос был главным зарядом, разрушившим и политическую систему империи, и её социально-экономическое устройство. Именно на аграрном вопросе, на плечах крестьян в серых шинелях, мечтающи о помещичьих землях, вьехали во власть большевики.

Предположим, мановением волшебной палочки большевики исчезают. За компанию с ними избавляют мир от своего существования левые эсеры. Исчезнет ли при этом аграрный вопрос? Ясно, что нет.

Будет ли он решён другими силами? Если исходить из обещаний основных противников большевиков (а это на момент Октябрьского переворота были вовсе не монархисты и даже не либералы, а самые что ни на есть социалисты, просто другого толка), то все они готовы были решать «проклятый вопрос» в пользу крестьян, более того, кое у кого этот аграрный вопрос вообще официально стоял на первом месте (в отличие от большевиков). Но вот только перешли бы они от слов к делам?

Ведь аграрный вопрос - он же не уникальная особенность русской истории. Многие страны им так или иначе переболели. Почти во всех революциях прошлого века (особенно в аграрных странах) он оставил свой след. Более того, часто даже играл главную роль. Можно делать некоторые выводы. И выводы эти простые. Устраивать себе пиар на аграрном вопросе всегда находится достаточное количество желающих. Но когда дело доходит до реального воплощения обещаний - энтузиазм сразу же убавляется. Понятно, что отбирать землю у крупных собственников и отдавать её простым крестьянам - дело хлопотное. Собственники - влиятельные люди. У них связи в политической и военной элите, они образованы и организованы, способны последовательно отстаивать свои интересы. В конце концов, они просто-напросто самые богатые люди этой страны.

Кроме того, и это было особенно хорошо заметно именно в России, именно крупные земельные владения наиболее эффективно ведут хозяйство. Больше половины товарной продукции в России давали хозяйства помещиков и других крупных землевладельцев, в то время как две трети крестьянских хозяйств не давало практически ничего. «Чёрный передел» уничтожил бы высокопроизводительные хозяйства, увеличив удельный вес тех, в которых нищий крестьянин с деревянной сохой без знаний агротехники еле-еле кормит себя и свою семью. Что же будет после уравнительной аграрной реформы с пресловутым русским экспортом? И на что же в этих условиях будет опираться модернизация? Достаточно ли богатая страна Россия, чтобы резать куриц, несущих золотые яйца? Тут дилемма посложнее, чем бросать или не бросать бомбу в губернатора.

Ясно, что проведение аграрной реформы требует в этой ситуации решительности, политической ловкости и жесткости одновременно, готовности идти до конца. Но были ли наделены этими качествами вожди социалистов - соперников большевиков?

Последующая история этих партий и их вождей показывает, что они этим набором достоинств не обладали. Да и чего ради Гоцу и Натансону, не говоря уж об Аксельроде и Цедербауме, заботиться о русских крестьянах? Попиариться защитниками крестьянских нужд - это одно. А вот реально эти нужды защищать… Е сли бы «нерадикальные социалисты» готовы были пойти на радикальную аграрную реформу, то объявили бы о её начале сразу после формирования «однородного социалистического правительства». Конечно, это было бы вторжением в область компетенции будущего Учредительного собрания, но важность и срочность вопроса (требовалось восстановить утраченную поддержку населения и выбить страшное оружие из рук большевистской пропаганды), а также его место в программах этих партий вполне оправдывали перенесение реализации аграрной реформы на более близкий срок. Большая часть населения это бы одобрила и горячо поддержала.

Другое дело, если радикальную аграрную реформу вовсе не собирались на самом деле проводить. Ясно, что единственным возможным вариантом аграрной реформы для «нерадикальных» социалистов могла быть только формальная, частичная реформа-обманка. Таких реформ, проводимых после шумных многообещающих революций, было довольно много в истории стран «третьего мира». Например, национализировать и раздать крестьянам небольшую часть владений помещиков, пожертвовав для этого самыми экономически несостоятельными хозяйствами. После процесс можно отложить на многие годы, мотивируя это военной разрухой, высокой задолженностью государства и т.д. Понятно, что крестьян это не убедило бы. Продолжались бы попытки стихийного передела земли. Правительство бы с ними боролось и быстро втянулось в стихийную войну с крестьянством. Кстати, если Россия не выходит досрочно из войны и не демобилизует армию, вся эта радость ещё и наложится на неизбежную проразвёрстку. Со всеми вытекающими последствиями.

Разумеется, в таком варианте гражданской войны у крестьян совсем немного шансов ни на победу, ни на учитывающий их интересы компромисс. Но и «однородное социалистическое правительство» не переживёт эти испытания, заменённое более логичной в условиях гражданской войны военной хунтой. Нечто вроде Омского переворота во всероссийском масштабе было бы неизбежным.

Русское общество было бы слишком сильно расколото политически, слишком велик был бы разрыв между нищетой большей части населения и богатством элиты.

И вот тут мы возвращаемся к тому, с чего начали - с демократии. Конечно, не стоит идеализировать этот строй и считать, что он являет собой власть народа. Но всё же без определённого вовлечения масс в политику он не возможен. Однако это вовлечение должно быть безопасно для существующих в обществе устоев. То есть люди, получая политические права, не должны поддерживать тех, кто хочет эти основы разрушать.

В силу этого демократия в её западном варианте для такой России была бы невозможна, разве что её не очень хорошо выполненная имитация в стиле «банановых республик». При этом в силу слишком высокого для банановых республик уровня политической сознательности и образованности политическая система не будет стабильной. Её будут расшатывать и крестьянские восстания, и мятежи обделённых властью армейских генералов (если можно К. или А., то почему мне нельзя? Чем я хуже калмыцкого выскочки?) Кстати, такая система, несмотря на кажущуюся нестабильность и бурление, на самом деле очень устойчива в своих главных принципах (даже при пёстром мелькании лиц во власти) - потому что все дееспособные политические силы, которые были бы заинтересованы в её изменениях, выбиты. Тут разве что поможет давление извне, от заокеанских демократизаторов.

Надо полагать, в такую страну серьёзные иностранные инвесторы не пойдут (или пойдут на самых кабальных для России условиях). О восстановлении довоенных темпов экономического роста можно будет только мечтать. Сил и источников для самостоятельного развития у такой России тоже не было бы. Впрочем, природные ресурсы бы добывали весьма активно.

Историческая судьба России без Октябрьского переворота - оказаться в «первом ряду» отсталых стран, продолжать развитие в направлении сырьевого придатка с «банановой диктатурой» или «ананасовой демократией», но без своих бананов и ананасов. Отчасти она была бы похожа на современную Россию (но со значительно меньшей свободой внутри страны), отчасти на латиноамериканские государства середины прошлого века. Ни демократизации, ни быстрого экономического и культурного рывка бы не получилось.

Международное положение России были бы довольно тяжелым.

Внутренняя слабость такого рода государства настолько очевидна, что все крупные игроки глобальной игры пользовались бы ею для политического давления. Конечно, такая Россия не получит обещанной ей доли в дележе добычи после Мировой войны. Даже сильной и внутренне единой России было бы сложно добиться, скажем, признания русского господства в Проливах. А в таком то виде… Царство Польское пришлось отдать обязательно. Но если бы обошлось только этой жертвой, России крупно повезло. Ведь неизбежно возник ещё вопрос Финляндии, Украины, Закавказья. Здесь Россия зависела бы от доброй воли своих союзников.

Конечно, они вполне могли бы её пожалеть. А если нет?

АЛЬТЕРНАТИВА ОКТЯБРЯ, ИЛИ ТО, ЧТО УПУСТИЛИ

Часто приходится слышать, что Октябрьский переворот привёл к установлению однопартийного режима и диктатуры большевиков. Но насколько это верно? Действительно ли с самого начала было запрограммировано установление в России господства одной партии?

Ведь даже сам по себе переворот в Петрограде - вовсе не единоличное предприятие большевиков. Они провернули дело на паях с группировкой левых эсеров. Кстати, Военно-революционный комитет, руководивший переворотом, возглавлял левый эсер Лазимир. Комитет этот считался органом не РСДРП(б), а Петроградского совета. То есть это была акция не РСДРП(б), а Петроградского совета. Переворот должен был установить не власть большевиков, а власть Советов, в которых большевики действуют не в качестве единственной доминирующей силы, а на равных правах со своими партнёрами. Большевики в принципе готовы были сотрудничать и с другими социалистическими партиями. Правда, в итоге кроме левых эсеров к ним прибилась только группа отмороженых анархистов, от которых стоило побыстрее избавиться.

Итак, переворот должен был установить власть Советов, вполне себе демократических органов, возникших в процессе самоорганизации общества в ходе революции. Надо заметить, что первоначальная концепция советской власти сильно отличается от того, что было потом реализовано в Советской России. Советская власть была превращена компартией в пустышку, в ширму, которой прикрывали реальный механизм принятия решений. Но был ли такой итог заложен изначально?

Сама по себе идея советской демократии была довольно радикальной попыткой избежать некоторых неприятных особенностей демократии представительной. Поэтому пару слов стоит сказать о ней.

Представительная демократия (а во всех нынешних западных странах именно представительные демократии) предполагает, что народ, являясь высшей властью в стране, фактически не может сам эту власть на практике реализовать и передаёт её путём выборов в руки профессиональных политиков. Эти профессионалы, в теории, должны защищать интересы народа, так как получают от него власть - и, если не будут соответствовать его ожиданиям, этой власти лишатся. Проблема в том, что на практике эта схема работает не так. Большинство людей свои интересы осознаёт плохо, ведётся на разного рода манипуляции. Поэтому профессиональные политики защищают на самом деле вовсе не интересы избирателей (не будем вдаваться в подробности, хорошо известные теперь каждому гражданину России).

В общем, у этой системы есть множество достоинств - и один недостаток. Это не власть народа.

Идея советской демократии предлагала путь преодоления этого недостатка. Вместо профессиональных политиков власть должна была быть в руках представителей самого народа, избираемых им в Советы. Там они будут управлять страной в интересах народа не только потому, что народ за них голосует, но и оттого, что сами они - часть этого простого народа, которая на время взяла на себя обязанности управления государством, а затем снова вернётся к своим прежним занятиям. То есть советская система (в отличие от «советской») - вовсе не отрицание демократии, а, наоборот, попытка более последовательной реализации её главной идеи, народовластия.

Надо признать, шансов на реализацию этих идей было немного. Они вполне могли бы прижиться в более спокойной стране с более благоприятным международным окружением. Но в Советской России, скатывающейся в гражданскую войну и международную изоляцию… Тут слишком сильным было давление обстоятельств в сторону большей жесткости власти, большего контроля, единообразия, централизации в принятии решений. Крен в эту сторону был неизбежен. Но так ли уж неизбежно было полное превращение советской власти в «советскую»?

Препятствием для этого могло бы быть сохранение многопартийности. Как уже говорилось выше, большевики вовсе не были изначально нацелены на построение однопартийной диктатуры и были готовы сотрудничать и сотрудничали с другими социалистическими партиями. Разумеется, они никогда не были удобным партнёром для диалога, но сам диалог был возможен.

Видимо, два исторических шанса было упущено на этом пути сразу после Октябрьского переворота.

Первый - соглашение между всеми социалистическими партиями. В конце 17 года большевики были ещё совсем не уверены в прочности своей власти и готовы были пойти на это. Разумеется, соглашение могло носить только компромиссный характер, причём с заметным перевесом в пользу большевиков. У них в гипотетическом коалиционном правительстве должно было быть мест больше, чем у других, и политика этого правительства должна была вестись в русле первых декретов советской власти (которые в принципе совпадали с программами возможных участников коалиции). Но ни правые эсеры, ни меньшевики не хотели такого партнёрства с большевиками. Их не устраивало даже соглашение на основе равного представительства. Большую часть мест в правительстве они хотели закрепить за собой, большевикам и левым эсерам дать только пару незначительных портфелей, Ленина и Троцкого вообще в правительство ни под каким видом не пускать. Это было не примирение на основе компромисса, а «сомнительное дозволение существовать».

Самое интересное, что среди большевиков нашлись люди, хотевшие идти на примирение даже на таких кабальных условиях. Только своим авторитетом Ленин удержал руководство партии от этой сделки.

Окончательно шанс на широкую левую коалицию был утрачен после разгона Учредительного собрания. Она была бы возможной, если бы правые эсеры и меньшевики приняли ультиматум большевиков и признали бы законность первого Совнаркома и его решений. Естественно в обмен на это признание следовало требовать политических уступок (того же коалиционного правительства). Но вместо этого правые социалисты заняли непримиримую позицию. Чем это кончилось, всем известно.

Конечно, обе стороны приложили руку к тому, что всё вышло именно так. Правые социалисты не готовы были воспринимать маргинальных большевиков всерьёз. Большевики же понимали, что не могут отступать слишком далеко - если они лишатся монополии на власть, не получив гарантий своей безопасности, то могут кончить очень плохо. Но платформа для компромисса у обеих сторон была. И в этом случае большевики, даже сохранив формальное лидерство, не могли бы действовать бесконтрольно. Если бы не излишние и неоправданные политические амбиции лидеров всех левых партий, сохранение многопартийности советов не позволило бы превратить их в бесполезную марионетку и установить однопартийную диктатуру

Второй шанс: сохранение блока «большевики - левые эсеры». Но здесь роковую роль сыграл Бресткий мир, из-за которого эти две политические группировки резко и окончательно разошлись. Если бы условия Брестского мира были помягче… Кстати, это было не так уж и невозможно. Большая вина тут лежит на большевиках, которые, вместо того, чтобы вести честные переговоры (если, конечно, эпитет «честный» применим к переговорам по предательству союзников) и без лишнего шума искать взаимноустраивающий вариант соглашения с Германией, использовали их как повод для развёртывания пропагандистской войны, нацеленной на революцию в Германии. Во имя германской революции и наплевали на национальные интересы. Между тем, первоначальные требования немцев были вполне терпимы и обсуждаемы - Царство Польское (которого Россия лишалась при любом раскладе, даже в случае победы) и Курляндия (тут от немцев можно было бы потребовать уступок).

Ещё более трагичной была ошибка с украинцами. Вместо того, чтобы любыми средствами не допускать их к переговорам, они сами же их пригласили в Брест. Это хуже, чем преступление… Веди себя большевики поумнее, а эсеры поспокойней, разрыва можно было бы избежать.

Итак, первоначальные цели переворота имели сильный отпечаток политического идеализма, но не были принципиально нереализуемыми. Такими их сделали сами социалисты разных мастей и оттенков. Демократическая альтернатива Октября не состоялась.

Анализировать достоинства и недостатки того, что получилось, в рамках данного текста не будем - слишком сложная тема. Но нельзя не признать, что в действительности Октябрьский переворот привёл не к тому политическому устройству, ради которого он начинался. Однако это было не результатом заранее спланированного обмана, а следствием давления злой силы обстоятельств, чрезмерных амбиций некоторых политиков (и далеко не только тех, кто этот переворот затевал), а также политических ошибок.

ВЫВОДЫ

Какие полезные выводы (вместо бесполезного морализаторства по поводу событий девяностолетней давности - поздно уже решать, злодей или гений В.И. Ленин) мы можем сделать из всей этой истории?

Возможно, ситуация в России сейчас похожа на её положение столетней давности. Конечно, никому не дано точно знать будущее, но всё больше людей чувствует приближение революционной бури. Может быть, это не самообман. Тогда полезно будет обратиться к историческому опыту. Взглянув на наше прошлое, мы увидим, что не так уж далеко мы от него ушли.

Разве у нас нет сейчас своего «проклятого» вопроса? Разумеется, есть. Это вопрос об итогах приватизации. Возможные варианты решения, связанные с ним политические проблемы, социальные последствия - разве всё это не напоминает ситуацию начала ХХ века?

Точно так же, в России не будет ни богатого народа, ни демократии до тех пор, пока этот вопрос не решён самым радикальным способом. Точно так же, многие готовы зарабатывать политические очки на обещаниях (и даже намёках - как Путин) решить этот вопрос. Но далеко не все готовы этот вопрос решать. Точно так же, оппозиционное движение разделено на множество враждующих между собой лагерей (только различий больше, чем девяносто лет назад) и никак не может между собой договориться. Поэтому, можно предполагать, что некоторые будущие политические коллизии повторят в общих чертах коллизии прошлого.

Нужно помнить, что если уж революция началась (а начинают её вовсе не революционеры, но это отдельная тема), то негативные последствия мы получим уже в любом случае. Надо постараться не упустить тот шанс изменить общество к лучшему, который она предоставляет (далеко не всегда это получается, наверное, ещё реже это происходит в полной мере).

Поэтому тем, кто будет участвовать в грядущих бурях, стоит помнить, в каких случаях надо и когда не надо идти на компромиссы. История Октябрьского переворота даёт тут богатую почву для размышлений. На мой взгляд, она учит тому, что нельзя никогда поступаться в главном - в своих основных идеях и принципах. Не стоит откладывать их реализацию до лучших времён по каким угодно тактическим соображениям, если шанс представился. Нового шанса может не быть. Зато надо учиться компромиссу с возможными союзниками, умению трезво оценить свои силы и вовремя остановиться в борьбе с соседями-конкурентами.

Тогда, может быть, из будущей революции Россия выйдет более сильной.



← Вернуться

×
Вступай в сообщество «shango.ru»!
ВКонтакте:
Я уже подписан на сообщество «shango.ru»