Повесть «Иуда Искариот», краткое содержание которой изложено в этой статье, создана на основе библейского сюжета. Тем не менее Максим Горький еще до публикации произведения сказал, что понятно оно будет немногим и вызовет большой шум.
Леонид Андреев
Это довольно неоднозначный автор. Творчество Андреева в советские времена читателям было незнакомо. Прежде чем приступить к изложению краткого содержания «Иуды Искариота» - повести, вызывающей как восторг, так и негодование, - вспомним основные и наиболее интересные факты из биографии писателя.
Леонид Николаевич Андреев был человеком неординарным и очень эмоциональным. Будучи студентом юридического факультета, начал злоупотреблять алкоголем. Некоторое время единственным источником дохода для Андреева было написание портретов на заказ: он был не только писателем, но и художником.
В 1894 году Андреев пытался покончить жизнь самоубийством. Неудачный выстрел привел к развитию сердечного заболевания. На протяжении пяти лет Леонид Андреев занимался адвокатской деятельностью. Писательская известность к нему пришла в 1901 году. Но уже тогда он вызывал у читателей и критиков противоречивые чувства. Леонид Андреев с радостью встретил революцию 1905 года, но вскоре разочаровался в ней. После отделения Финляндии оказался в эмиграции. Умер писатель за границей в 1919 году от порока сердца.
История создания повести «Иуда Искариот»
Произведение было опубликовано в 1907 году. Сюжетные задумки пришли в голову писателю во время его пребывания в Швейцарии. В мае 1906 года Леонид Андреев сообщил одному из своих коллег, что собирается написать книгу по психологии предательства. Воплотить замысел ему удалось на Капри, куда он отправился после смерти жены.
«Иуда Искариот», краткое содержание которого представлено ниже, написан в течение двух недель. Первую редакцию автор продемонстрировал своему другу Максиму Горькому. Тот обратил внимание автора на исторические и фактические ошибки. Андреев не раз перечитывал Новый Завет и вносил правки в рассказ. Еще при жизни писателя повесть «Иуда Искариот» была переведена на английский, немецкий, французский и другие языки.
Человек дурной славы
Никто из апостолов не заметил появления Иуды. Как ему удалось войти в доверие Учителя? Иисуса Христа много раз предупреждали, что это человек очень дурной славы. Его следует остерегаться. Иуду осуждали не только люди «правильные», но и негодяи. Он был худший из худших. Когда ученики спрашивали Иуду о том, что побуждает его совершать ужасные поступки, он отвечал, что каждый человек грешен. То, что он говорил, созвучно было со словами Иисуса. Никто не вправе осуждать другого.
В этом философская проблема повести «Иуда Искариот». Автор, конечно, не сделал своего героя положительным. Но он поставил предателя в один ряд с учениками Иисуса Христа. Идея Андреева не могла не вызвать резонанс в обществе.
Ученики Христа спрашивали не раз Иуду о том, кто был его отцом. Тот отвечал, что не знает, быть может, дьявол, петух, козёл. Разве может он знать всех, с кем его мать делила ложе? Подобные ответы потрясали апостолов. Иуда оскорблял своих родителей, а значит был обречен на погибель.
Однажды на Христа и его учеников набрасывается толпа. Их обвиняют в воровстве козленка. Но человек, который уже совсем скоро предаст своего учителя, бросается на толпу со словами о том, что учитель вовсе не одержим бесом, он просто любит деньги так же, как и все. Иисус в гневе покидает селение. За ним следуют его ученики, проклиная Иуду. Но ведь этот маленький, омерзительный человек, достойный лишь презрения, хотел спасти их...
Кража
Христос доверяет хранить сбережения Иуде. Но тот утаивает несколько монет, о чем ученики, конечно же, вскоре узнают. Но Иисус не осуждает непутевого ученика. Ведь апостолы не должны считать монеты, которые присвоил его брат. Их упреки лишь обижают его. В этот вечер Иуда Искариот очень весел. На его примере апостол Иоанн понял, что такое любовь к ближнему.
Тридцать серебряников
Последние дни своей жизни Иисус окружает лаской того, кто его предаст. Иуда же услужлив с учениками - ничто не должно помешать его замыслу. Скоро свершится событие, благодаря которому его имя навсегда останется в памяти людей. Оно будет называться почти так же часто, как имя Иисуса.
После казни
При анализе повести Андреева «Иуда Искариот» стоит особое внимание уделить финалу произведения. Апостолы вдруг предстают перед читателями людьми трусливыми, малодушными. После казни Иуда обращается к ним с проповедью. Почему они не спасли Христа? Отчего не набросились на стражников, дабы вызволить Учителя?
Иуда навсегда останется в памяти людей предателем. А те, что молчали, когда Иисуса распинали, будут пользоваться почитанием. Ведь они несут по земле Слово Христа. Таково краткое содержание «Иуды Искариота». Для того чтобы сделать художественный анализ произведения, следует всё же прочитать повесть полностью.
Смысл повести «Иуда искариот»
Для чего автор в столь необычном ракурсе изобразил отрицательного библейского персонажа? «Иуда Искариот» Леонида Николаевича Андреева - это, по мнению многих критиков, одно из величайших произведений русской классики. Повесть заставляет читателя задуматься прежде всего о том, в чём истинная любовь, настоящая вера и страх перед смертью. Автор словно спрашивает, что скрывается за верой, много ли в ней истиной любви?
Образ Иуды в повести «Иуда искариот»
Герой книги Андреева - предатель. Иуда продал Христа за 30 серебряников. Он худший из всех, кто когда-нибудь жил на нашей планете. Можно ли испытывать к нему сострадание? Конечно, нет. Писатель словно искушает читателя.
Но стоит помнить, что повесть Андреева - это отнюдь не богословское произведение. Книга не имеет никакого отношения к церкви, вере. Автор просто предложил читателям взглянуть на хорошо известный сюжет с другой, непривычной стороны.
Человек заблуждается, полагая, что может всегда с точностью определить мотивы поведения другого. Иуда предает Христа, а это значит он плохой человек. Это говорит о том, что он не верит в Мессию. Апостолы же отдают учителя римлянам и фарисеям на растерзание. И они поступают так потому, что верят в своего учителя. Иисус воскреснет, в Спасителя уверуют. Андреев же предложил взглянуть на поступок и Иуды, и верных учеников Христа иначе.
Иуда безумно любит Христа. Однако ему кажется, что окружающие недостаточно ценят Иисуса. И он провоцирует иудеев: предает обожаемого учителя, чтобы проверить силу народной любви к нему. Иуду ждет жестокое разочарование: ученики разбежались, а народ требует убить Иисуса. Даже слова Пилата о том, что он не нашел вины Христа, никем не услышаны. Толпа жаждет крови.
Эта книга вызвала возмущение верующих. Неудивительно. Апостолы не вырвали Христа из лап конвоиров не потому, что верили в него, а потому что струсили - вот, пожалуй, главная мысль повести Андреева. После казни Иуда обращается к ученикам с упреками, и в этот момент он совсем не мерзок. Кажется, что именно в его словах истина.
Иуда взял на себя тяжкий крест. Он стал предателем, тем самым заставив людей очнуться. Иисус говорил, что виновного убивать нельзя. Но разве его казнь не стала нарушением этого постулата? В уста Иуды - своего героя - Андреев вкладывает слова, которые, возможно, хотел произнести сам. Не пошёл ли Христос на смерть с молчаливого согласия своих учеников? Иуда спрашивает у апостолов, как они могли допустить его смерть. Им нечего ответить. Они растерянно молчат.
[греч. ᾿Ιούδας ᾿Ισκαριώτης; ᾿Ιούδας (ὁ) ᾿Ισκαριώθ], ученик Иисуса Христа, предавший Его.
Имя Искариот
Мн. апостолы получили от Христа новые имена, которые переводятся евангелистами: Петр - - скала, Симон - - ревнитель (в слав. традиции Зилот), Иаков и Иоанн - βοανηργές (предположительно ) - сыны грома и т. д. Поэтому тот факт, что Иуда имел 2-е имя - Искариот, не кажется необычным. Тем не менее имя Искариот выделяется на фоне остальных. Во-первых, евангелисты не говорят о том, что Сам Христос назвал Иуду Искариотом; в связи с этим возникает вопрос, имел ли Иуда 2-е имя изначально, и если нет, то получил ли он его от окружающих или от Спасителя, или это имя было дано ему в первохрист. общине. Во-вторых, евангелисты, как правило, объясняют употребляемые ими арам. и евр. названия и выражения, однако имя Искариот остается без перевода.
Имя Искариот встречается в Евангелиях в разных вариантах и сочетаниях: ᾿Ιούδας ᾿Ισκαριώτης (Мф 26. 14), то же с артиклем при 2-м имени (Мф 10. 4; Ин 12. 4; 14. 22), ᾿Ιούδας (ὁ) ᾿Ισκαριώθ (Мк 3. 19; 14. 40; Лк 6. 16), ᾿Ιούδας Σίμωνος ᾿Ισκαριώτης («Иуда Симон Искариот» или «Иуда [сын] Симона Искариота», Ин 6. 71; 13. 2, 26), ᾿Ιούδαν τὸν καλούμενον ᾿Ισκαριώτην («Иуду - того, которого называют Искариотом», Лк 22. 3). Оно служило для идентификации Иуды, в т. ч. для отличия его от Иуды , брата Господня. С одной стороны, употребление артикля может свидетельствовать о том, что имя Искариот было нарицательным и соответственно имело конкретное значение. С др. стороны, можно также предположить, что это имя было наследственным, поскольку в Евангелии от Иоанна неск. раз упоминается Симон Искариот, отец И. И. В качестве наследственного прозвища слово Искариот могло не восприниматься как имеющее самостоятельную смысловую нагрузку: возможно, поэтому в его переводе не было необходимости.
В лит-ре известно множество теорий, объясняющих имя Искариот, 5 из них стали классическими (см.: Klassen. 1992; Taylor. 2010). Имя Искариот трактуется как: 1) указывающее на происхождение Иуды из определенного города; 2) передающее арам. слово со значением «лжец»; 3) обозначающее евр. слово со значением «предатель»; 4) отражающее лат. sicarius - разбойник (посредством арам. и евр. заимствований); 5) передающее арам. слово со значениями «красный», «рыжий».
Первая из названных трактовок является наиболее популярной. Начальный слог слова Искариот считается транслитерацией древнеевр. слова - человек (такая передача евр. слова, причем именно в связи с указанием на город, засвидетельствована в Септуагинте, см.: 2 Цар 10. 6, 8; слово часто используется в раввинистической лит-ре для указания на принадлежность к тому или иному городу). Мнения исследователей расходятся в вопросе о том, с каким именно городом в этом случае связан Иуда. Среди упоминаемых в ВЗ городов это может быть Кариот (Кериоф) ( Иер 48. 24, 41; Ам 2. 2). Данное название в точности соответствует новозаветному καριώθ. «Альфа» передает исходный корневой звук [α], выпавший в результате синкопы. «Топографическое» понимание имени Искариот позволяет безупречно объяснить греч. транслитерацию, и оно имеет авторитетных сторонников. Но несмотря на достоинства этого объяснения, возникают трудности при соотнесении предполагаемой евр. фразы с новозаветным словоупотреблением. Именно в НЗ принадлежность человека к тому или иному городу регулярно передается предлогом ἀπό (с генитивом). Потребности в передаче соответствующей конструкции на арам. или евр. языке не возникает. Ни разу не используется калька семит. выражения «человек города». Возникает вопрос, почему Иуда не мог быть назван ἀπὸ τοῦ Καριώθου - «человек из Кариота» (именно такое выражение регулярно встречается в Синайском кодексе, однако оно не может быть признано исконным и отражает только попытки расшифровать непонятное имя Искариот). Вызывает трудности и то обстоятельство, что для обозначения понятия «человек» используется древнееврейское, а не арам. слово. Вопрос о статусе древнеевр. языка в качестве разговорного в Палестине I в. по Р. Х. остается открытым, но показательно, что все передаваемые в Евангелиях на языке оригинала семит. выражения и прозвища имеют арам. происхождение. (Библиографию новейшей дискуссии по вопросу см. у Дж. Тейлор; в русскоязычной лит-ре альтернативные т. зр. представлены в работах: Грилихес Л. Е., прот. Археология текста: Сравнительный анализ Евангелий от Матфея и Марка в свете семитской реконструкции. М., 1999; Лёзов С. В. Арамейские языки // Языки мира: Семитские языки. М., 2009. Ч. 1: Аккадский язык, северо-западносемитские языки. С. 417-421.) Впрочем, К. Байер, наиболее влиятельный защитник теории раннего исчезновения древнеевр. языка, поддерживал «топографическое» объяснение имени Искариот (Beyer K. Die aramäischen Texte vom Toten Meer samt den Inschriften aus Palästina, dem Testament Levis aus der Kairoer Genisa, der Fastenrolle und den alten talmudischen Zitaten. Gött., 1984. Bd. 1. S. 57).
Нет весомых оснований считать ветхозаветный город имеющим к.-л. отношение к И. И. в т. ч. и потому, что отсутствуют свидетельства существования этого города в I в. по Р. Х. Евсевий Кесарийский отмечает Καριώθ в «Ономастиконе», однако ссылается на прор. Иеремию и, видимо, только на основании этого свидетельства знает о существовании города. В Септуагинте в Ам 2. 2 слово переводится как «города» (равно как и в Нав 15. 25), скорее всего это свидетельствует о том, что город с таким названием не был известен переводчикам. Однако отсутствие сведений о библейском городе не исключает возможности существования в I в. незначительного поселения с таким названием (это тем более вероятно, что корень очень популярен в северо-западносемит. языках и в сирийском обозначает деревню). На основании словоупотребления таргумов возникло предположение, что форма мн. ч. с артиклем - это название Иерусалима (эта форма здесь имеет значение pluralium majestatis - «множественное величия»). Второе имя Иуды, исходя из данной предпосылки, интерпретируется как «человек Города», т. е. уроженец Иерусалима.
Др. гипотезы пытаются реконструировать не засвидетельствованные в источниках существительные с подходящим значением и фонетическим обликом исходя из косвенных данных. В этом отношении обращает на себя внимание арам. и евр. корень со значением «лгать». К. Торри предположил, что имя ᾿Ισκαριώτης было образовано по греч. модели (напр., Σικελιώτης - от Σικελία) от слова - лжец. Ученый считает вариант с суффиксом -ωθ испорченным и не принимает его во внимание. Ж. Морен связал имя Искариот с древнеевр. глаголом отметив, что данный глагол передан в Септуагинте в Ис 19. 4 словом παραδίδομαι в значении «передавать (кому-либо, в чьи-либо руки)». Соответственно исходное значение 2-го имени Иуды реконструируется Мореном как «предатель».
Попытки понять имя Искариот как «лжец» или «предатель» приводят к выводу о том, что Иуда получил прозвище уже в христ. традиции, после евангельских событий. Это сомнительное утверждение ставит под вопрос достоверность подобных теорий. Данные гипотезы включают много неправдоподобных допущений - слово не засвидетельствовано в арам. корпусах; возможность его образования от корня сомнительна. В арамейских языках значение «лжец» передает существительное которое распространено как в иудейской, так и в христ. сирийской традиции.
Реконструкции имени Искариот на основании древнеевр. материала не представляются убедительными: в древнееврейском нет модели, к-рая соответствовала бы греч. написанию Ισκαριωθ; между тем семит. выражения передаются в Евангелиях весьма точно. Поэтому нельзя согласиться с объяснением 2-го имени Иуды, исходя из значения корня ибо имя Искариот не может быть выведено ни из причастия ни из имени деятеля . Кроме того, значение «передавать» для корня является периферийным (основное значение в постбиблейском корпусе - «затруднять, препятствовать»). Наконец, глагол единственный раз встречается в ВЗ, что не позволяет делать к.-л. серьезных выводов.
О. Кульман возводит имя Искариот к лат. sicarius, усвоенному греч. (σικάριος) и арам. ( m. pl.) языками и означающему «разбойник». Поскольку Иосиф Флавий употребляет это название применительно к зилотам, был поставлен вопрос об отношении Иуды к этому религ. движению. Данная версия помимо недостаточности чисто исторических данных имеет тот же изъян, что и спекуляции с корнями и слово Ισκαριωθ не может быть выведено из . В арам. диалектах протетический регулярно появлялся в заимствованных словах, начинавшихся с 2 согласных и более ( - «квадратный поднос» для лат. scutula - «миска, блюдо прямоугольной формы; прямоугольник» и т. п.), однако слово не соответствует этому условию. В данной гипотезе не получает объяснения суффикс -ωθ, соответствующий древнеевр. показателю мн. ч. жен. рода или арам. суффиксу также в словах жен. рода (Taylor. 2010. P. 375).
И. Арбайтман высказал предположение, что в основе 2-го имени Иуды лежит арам. корень со значением «рыжий». Ученый предложил объяснение изменений, к-рые претерпело слово образованное по типичной арам. модели. По мнению Арбайтмана, исходным вариантом прозвища Иуды является форма ᾿Ισκαριώτης с греч. суффиксом, к-рая отражает двуязычие греческо-арам. Церкви. Сочетание -ιω передает арамейское -. Такую необычную транслитерацию Арбайтман объясняет непоследовательностью в передаче иноязычного слова. Сложное объяснение предлагается для начальной йоты: необычная длина гибридного слова (4 открытых слога) привела к элизии [a] в 1-м слоге. Однако скопление согласных было трудно для произношения, и в начале слова появился дополнительный гласный что соответствует арам. языковой практике. В рамках этой теории понятно, почему имя Искариот осталось без перевода в Евангелиях: оно с самого начала было двуязычным. Недостатком теории Арбайтмана является ненадежная фактическая база. Слово засвидетельствовано только в имени раввина, упомянутого в Иерусалимском Талмуде, и связь его со значением «рыжий» не доказана (в палестинском талмудическом корпусе глагол не засвидетельствован в отличие от вавилонского, где отсутствует слово ). Предположение о транслитерации как ιω- является явной натяжкой. Наконец, в НЗ и раннем предании Иуда не называется рыжим, и для традиции цвет волос или кожи Иуды не имел значения (в отличие от Исава , получившего 2-е имя Эдом за красный цвет кожи, что впосл. вызвало морально-аллегорические истолкования).
Убедительная критика Дж. Тейлор, раскрывшая недостатки 5 основных теорий, вместе с тем показала, что понимание имени Искариот как указания на происхождение вызывает меньше всего вопросов. Однако исследовательница предлагает альтернативное объяснение, отталкиваясь от свидетельства Оригена . В толковании на Евангелие от Матфея экзегет упоминает услышанный им в Палестине вариант перевода слова Искариот - задушенный (exsuffocatus). Арамейское слово (удушье) исследовательница соотносит с сир. вариантом прозвища Иуды - а также с широко распространенным лат. вариантом Scariota. Однако, как поясняет Тейлор, Пешитта не соотносит самоубийство Иуды с его прозвищем, ибо поступок Иуды обозначается словом с др. корнем - (удавиться). Но самое главное остается неясным, каким образом Иуда мог при жизни иметь имя, указывающее на смерть от повешения (Тейлор исключает вероятность позднейшего появления 2-го имени Иуды). Исследовательница предполагает, что Иуда мог умереть от удушья, и интерпретирует в этом духе Деян 1. 18, понимая глагол λάσχω в смысле «издавать болезненный хрип».
Еще одно объяснение слова Искариот, расходящееся с популярными толкованиями, предложил Т. Мак-Даньел. В Мишне засвидетельствовано слово - «лица, позванные читать Писание (в синагоге)». В соответствии с данным словоупотреблением исследователь допускает существование термина для обозначения чтеца. Иуда, по мнению Мак-Даньела, мог быть потомственным чтецом. Данное объяснение устраняет языковую проблему в решении вопроса, ибо понятие, относящееся к сфере культа, могло существовать независимо от разговорного языка. Получает объяснение и наличие в прозвище Иуды окончания жен. рода (в данном случае оно указывает на собирательное значение слова). Однако слово обозначало не профессиональных чтецов, а приглашенных по конкретному случаю для чтения членов общины (слово по форме пассивное причастие глагола т. е. означает «позванный»). Такое понятие, как «потомственный чтец», должно было найти отражение в иудейском религ. предании, однако выражение в талмудическом корпусе отсутствует. Наконец, долгий звук не объясняет йоту в греч. транслитерации.
Наиболее убедительным и употребительным объяснением имени Искариот следует признать указание на место происхождения Иуды. Какой именно город обозначается словом остается неизвестным.
И. И. в Новом Завете
Образ И. И. в Евангелии от Марка содержит меньше всего деталей. В беседе на Тайной вечере речь идет о предательстве «одного из Двенадцати», имя И. И. не называется (Мк 14. 20). В повествовании о событиях Гефсиманской ночи не упоминается имя Искариот, глагол παραδιδόναι не связан конкретно с И. И. и употреблен в пассивном залоге: «предается (παραδίδοται) Сын Человеческий в руки грешников» (Мк 14. 41). Свидетельство Мк 14, не акцентирующее особой роли И. И. в гефсиманских событиях и выявляющее параллель в Посланиях ап. Павла, к-рый не упоминает И. И. в рассуждении о предательстве Иисуса, считается наиболее ранним пластом традиции в осмыслении роли И. И.
В. Классен, пытаясь реконструировать «досиноптическую» стадию понимания образа И. И. в христ. общине («арамеоязычной Церкви»), в свидетельстве Мк 14 видит 3 ступени развития. С первоначальной ступенью связываются стихи Мк 14. 43, 46, констатирующие тот факт, что во время разговора Иисуса с учениками пришел И. И. с вооруженным отрядом, посланным первосвященниками. Стихи 14. 18, 21 считаются следующей ступенью развития предания и выражают мысль о том, что страдания Иисуса не были случайными. Христос предсказывает предательство и тем самым свидетельствует: Он предается на смерть в соответствии с Божественным замыслом, открытым в Писании. Последней ступенью Классен называет стихи Мк 14. 10, где вводятся предыстория и мотивация поступка И. И.
В. Фоглер реконструирует изначальную керигму, которая предположительно могла быть обращена евангелистом Марком к общине: избранный Богом, как и остальные апостолы, И. И. был причастен наравне с ними данной Христом власти (ἐξουσία, Мк 3. 15) и посланничеству (Мк 3. 14) и участвовал в Тайной вечере; и как безупречное достоинство ученика не спасло И. И. от предательства, так и каждый верующий не может самонадеянно полагать, что, будучи членом Церкви, он уже не способен впасть в тяжкий грех; и как предательство произошло в кругу самых близких учеников Иисуса, так и Церковь может претерпеть урон от собственных лжебратий; отступничество имеет самые серьезные духовные последствия для христианина, отлучение (анафема) от общины верных имеет параллель с проклятием И. И.
Евангелист Матфей не изменяет традицию, представленную у Марка, однако добавляет к ней новые существенные детали. Так, только у Матфея И. И. спрашивает у первосвященников о награде за предательство (Мф 26. 15). Причины этого мотива в Евангелии от Матфея не имеют объяснения (в традиц. библеистике высказывались предположения о том, что Матфей, как раскаявшийся мытарь, сознательно сделал акцент на продажности синедриона и предателя (Алфеев. 1915. С. 126)). В Евангелии от Матфея приведен диалог между Иисусом и И. И. на Тайной вечере (Мф 26. 25). Только Матфей говорит о раскаянии И. И. и его самоубийстве. (В Деян 1. 18 представлена альтернативная традиция, согласно к-рой Иуда «приобрел землю… и, когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его».)
Согласно В. Классену, евангелист Матфей стремится оттенить образ И. И., усиливая контраст между ним и учениками на Тайной вечере (Мф 26. 22, 25) и между ним и Иисусом в Гефсиманском саду (Мф 26. 49-50). Если в Евангелии от Марка отмечен только вопрос «не я ли?», к-рый задавали все ученики в ответ на предсказание Иисуса о предательстве, то евангелист Матфей отдельно поясняет: «При сем и Иуда, предающий Его, сказал: не я ли, Равви? [Иисус] говорит ему: ты сказал» (Мф 26. 25), показывая И. И. крайне лицемерным человеком, не стыдящимся лгать в глаза. Вместе с тем Матфей подчеркивает искреннюю печаль учеников, заменяя слова евангелиста Марка «они опечалились и стали говорить» (ἤρξαντο λυπεῖσθαι κα λέγειν) (Мк 14. 19) более сильным выражением «весьма опечалились и начали говорить» (λυπούμενοι σφόδρα ἤρξαντο λέγειν) (Мф 26. 22). Если в Евангелии от Марка И. И. в момент предательства в Гефсиманском саду произносит только слово «Равви», то в Евангелии от Матфея добавляется приветствие «радуйся», подтверждающее лицемерие предателя. И Матфей приводит ответ Христа: «Друг (ταῖρε), для чего ты пришел?» (Мф 26. 50). Обращение ταῖρος в др. контекстах у евангелиста Матфея связано с выражением упрека: в притче о винограднике хозяин порицает работника, хотя и выполнившего свою обязанность, но оказавшегося завистливым (Мф 20. 13), в притче о званных на пир царь обличает человека, удостоенного царской трапезы, но явившегося в неподобающей одежде (Мф 22. 12). В этом контексте горький упрек и скорбь о призванном, но отпавшем ученике становятся особенно явственными.
В Евангелии от Луки мотивация предательства осложнена 2 обстоятельствами: во-первых, акцент сделан на инициативе первосвященников, к-рые искали возможности погубить Иисуса Христа и приняли предложение И. И. (повествование о совете первосвященников и о предательстве И. И. представляет собой единый целостный рассказ (Лк 22. 1-6) в отличие от Евангелия от Марка, где об этих событиях говорится в разных местах (Мк 14. 1, 10-11)); во-вторых - и это наиболее существенная деталь,- евангелист Лука непосредственно связывает предательство И. И. с действием диавола (Лк 22. 3).
Образ И. И. в ранней Церкви
Объясняя рассказ Мф 26. 6-16, блж. Иероним Стридонский обличает не только сребролюбие И. И., но и противление замыслу Божию о всеобщем спасении: «Отчего возмущаешься, Иуда, что сосуд разбился? Бог, создавший тебя и все народы, благословляет всех этим драгоценным миром. Ты же хотел, чтобы миро осталось в сосуде и не пролилось на других» (Hieron. Tract. in Marc. 10 // CCSL. 78. P. 499).
Свт. Василий Великий в «Беседе на день святых четыредесяти мучеников» обращается к образу И. И. как к трагическому примеру отпадения ученика, призванного Самим Христом и не сохранившего это призвание. Святитель сравнивает трусливого воина с И. И.: «Жалкое зрелище для праведных! Воин - беглец, первый из храбрых - пленник, овца Христова - добыча зверей. ...Но как этот животолюбец пал, без всякой для себя пользы преступив закон, так исполнитель казни, едва увидел, что он уклонился и пошел к бане, сам стал на место беглеца... Иуда пошел прочь, а на место его введен Матфий» (Basil. Magn. Hom. 19).
Прп. Ефрем Сирин связывает образ И. И. с народом Израиля, причем соотнесение народа с И. И. указывает не на гибель, а на спасение. Иисус избрал Иуду, чтобы показать, что «престол Иуды» не погиб, несмотря на наличие лжеучителей в иудейском народе, и наоборот, чтобы засвидетельствовать истинность ветхозаветной религии, несмотря на неверное ее понимание учителями народа: «...хотя и были в Иудее домоправители законопреступные, но домоправление было истинным» (Ephraem Syr. In Diatess. 14. 12). Т. о., в центре внимания оказывается не внутренняя трагедия И. И., отпавшего от своего высокого призвания, а глубокий смысл поступка Христа, Который избирает человека по имени Иуда (в соответствии с именем всего народа), испытывавшего к Нему ненависть, и омывает его ноги на Тайной вечере, чтобы засвидетельствовать, что иудейский народ не оставлен.
Одним из наиболее ярких произведений святоотеческой письменности, раскрывающих образ И. И., является беседа свт. Иоанна Златоуста «О предательстве Иуды и о Пасхе, о преподании таин, а также и о непамятозлобии». Текст построен на противопоставлениях: образ И. И. раскрывается в сравнении со Христом и вместе с тем в сравнении с блудницей, помазавшей ноги Иисуса. «...Не предавайся унынию, услышав, что Иисус был предан; или лучше предайся унынию и плачь горько, но не о преданном Иисусе, а о предателе Иуде, потому что преданный спас вселенную, а предавший погубил свою душу; преданный сидит ныне одесную Отца на небесах, а предавший находится ныне во аде, ожидая неизбежного наказания» (Ioan. Chrysost. De prodit. Jud. 1). И. И. предстает человеком, дошедшим до крайней степени зла, но вместе с тем христианин призван не осуждать его, а скорбеть о его судьбе. «О нем плачь и воздыхай, о нем скорби, как и Владыка наш плакал о нем». Свт. Иоанн Златоуст писал об Ин 13. 21 («...Иисус возмутился (ἐταράχθη) духом... и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня»): глагол ἐταράχθη указывает не на гнев и не на уныние, а на печаль Спасителя о предателе. «О, сколь велико милосердие Владыки: преданный скорбит о предавшем!» (Ibidem). В др. версии гомилии (PG. 49. Col. 381-392) эта мысль выражена еще сильнее: «Видя безумие ученика и сожалея его, Господь возмутился и заплакал. Об этом говорят все евангелисты...»
Контраст между Христом и И. И. усиливается указанием на те дары, к-рые И. И., как апостол, получил от Христа: «Что значит: един от обоюнадесяте (Мф 26. 14)? И в этих словах: един от обоюнадесяте - выражается величайшее против него (Иуды.- М. К. ) осуждение. У Иисуса были и другие ученики, числом семьдесят; но те занимали второе место, не пользовались такой честью, не имели такого дерзновения, не участвовали в стольких тайнах, как двенадцать учеников. Эти были особенно отличены и составляли хор около Царя; это было приближенное общество Учителя; и отсюда ниспал Иуда. Итак, дабы ты знал, что не простой ученик предал Его, но один из высшего разряда, для этого и говорит евангелист: един от обоюнадесяте» (Ioan. Chrysost. De prodit. Jud. 2). Как и др. апостолы, И. И. имел «власть над демонами», «силу исцелять болезни, очищать прокаженных», «силу воскрешать мертвых», был поставлен «господином над властью смерти» (Ibid. 3).
Противопоставление согрешившего И. И. покаявшейся блуднице дает свт. Иоанну основание для нравственно-аскетического рассуждения. Называя вслед за Евангелиями от Матфея и от Иоанна сребролюбие основным мотивом предательства, свт. Иоанн Златоуст стремится детально показать многообразное действие греха в человеке: И. И. пал из-за беспечности, как и грешница покаялась, потому что «была внимательна к самой себе» (Ibid. 2). Из-за беспечности И. И. позволил страсти сребролюбия овладеть собой настолько, что он оказался способным на предательство. Сребролюбие лишает человека ясного взгляда на вещи: «Таков этот злой корень; он хуже беса приводит в неистовство души, которыми овладевает, производит в них забвение о всем - и о себе, и о ближних, и о законах природы, лишает самого смысла и делает безумными» (Ibid. 3). В этом состоянии человек с трудом поддается наставлению; осознание собственного греха приходит уже после его совершения, что и произошло с И. И.
Рассуждая об И. И., свт. Иоанн Златоуст поднимает вопрос, на к-рый приходилось отвечать еще Оригену в полемике с Цельсом: почему общение со Христом не изменило И. И. нравственно? С этим вопросом связана др. важная проблема, затронутая Златоустом и впосл. сформулированная (также на примере И. И.) в богословской системе прп. Иоанна Дамаскина : соотношение свободной воли человека и Божественного замысла о нем.
Отвечая на 1-й вопрос, свт. Иоанн высказывает принципиальное положение о несовместимости принуждения и нравственного совершенства. Обращая внимание слушателей на детали повествования евангелиста Матфея, толкователь стремится показать, что И. И. был всецело свободен в своих действиях: «Почему же, скажешь, обращавший блудниц не в силах был привлечь к себе ученика? Он в силах был привлечь к себе ученика, но не хотел сделать его добрым по необходимости и привлечь к Себе насильно. «Тогда шед» (Мф 26. 14). Немаловажный предмет для размышления заключается и в этом слове: шед; не быв призван первосвященниками, не быв принужден необходимостью или силою, но сам по себе и от себя он произвел коварство и предпринял такое намерение, не имея никого сообщником этого нечестия» (Ioan. Chrysost. De prodit. Jud. 2).
Рассматривая 2-й вопрос, свт. Иоанн Златоуст приводит многочисленные свидетельства не только призванности И. И. к служению и спасению, но и заботы Иисуса о покаянии решившегося на предательство апостола, стремления предотвратить грехопадение И. И. настолько, насколько это не противоречило свободной воле человека: «...Он [Христос] употребил все меры, которые могли испытывать волю и намерение. А если тот не хотел принять врачевство, то это вина не врача, а отвергшего врачевание. Посмотри, сколько сделал Христос, чтобы склонить его на Свою сторону и спасти его: научил его всякому любомудрию и делами, и словами, поставил его выше бесов, сделал способным совершать многие чудеса, устрашал угрозою геенны, вразумлял обетованием царства, постоянно обличал тайные его помышления, но обличая, не выставлял на вид всем, омыл ноги его вместе с прочими [учениками], сделал участником Своей вечери и трапезы, не опустил ничего - ни малого, ни великого; но он добровольно остался неисправимым» (Ibid. 3).
Прп. Иоанн Дамаскин рассуждает об И. И. в контексте общего богословского учения о предопределении и предведении Божием: «Ведение относится к тому, что есть, а предведение - к тому, что непременно будет. ...Если бы для имеющих по благости Божией получить бытие, то обстоятельство, что они по собственному произволению делаются злыми, послужило препятствием к бытию, то зло победило бы благость Божию. Поэтому все, что творит, Бог творит благим, однако каждый по собственному произволению бывает либо добрым, либо злым. Стало быть, хотя Господь говорил: «Лучше было бы этому человеку не родиться» (Мф 26. 24), Он говорил это, не порицая Своего собственного создания, но порицая порочность, которая появилась у Его творения как следствие его собственного произволения и легкомыслия» (Ioan. Damasc. De fide orth. IV 21).
Лит.: Муретов М. Д. Иуда Предатель // БВ. 1905. № 7/8. С. 539-559; № 9. С. 39-68; 1906. № 1. С. 32-68; № 2. С. 246-262; 1907. № 12. С. 723-754; 1908. № 1. С. 1-52; Алфеев П. И., прот. Иуда Предатель. Рязань, 1915; Torrey C. C. The Name «Iscariot» // HarvTR. 1943. Vol. 36. P. 51-62; Cullmann O. The State in the NT. N. Y., 1956; idem. Jesus und die Revolutionären seiner Zeit. Tüb., 1970; Morin J. Les deux derniers des douze: Simon le Zélote et Judas Iskariôth // RB. 1973. Vol. 80. P. 332-358; Ehrman A. Judas Iscariot and Abba Saqqara // JBL. 1978. Vol. 97. P. 572-573; Arbeitman Y. The Suffix of Iscariot // Ibid. 1980. Vol. 99. P. 122-124; Vogler W. Judas Iskarioth. B., 1985 2; Klassen W. Judas Iscariot // ABD. 1992. Vol. 3. P. 1091-1096; Martin R. P. Judas Iscariot // New Bible Dictionary / Ed. D. R. W. Wood e. a. Leicester, 1996 3. P. 624; Judas Iskariot // RAC. 1998. Bd. 19. Sp. 142-160; McDaniel T. F. The Meaning of «Iscariot». 2006 // http://daniel.eastern.edu/seminary/tmcdaniel/Judas%20Iscariot.pdf; Meyer M. Judas: The Definitive Collection of Gospels and Legends about the Infamous Apostle of Jesus. N. Y., 2007; Taylor J. E. The Name «Iskarioth» (Iscariot) // JBL. 2010. Vol. 129. N 2. P. 367-383.
М. Г. Калинин
Апокрифические предания об И. И.
На протяжении веков образ И. И. обрастает дополнительными деталями и все более демонизируется. Значительная роль отводилась такому сюжету, как смерть И. И. В Свящ. Писании присутствуют различные его варианты: в 1-м случае И. И. повесился (Мф 27. 5), во 2-м он «низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его» (Деян 1. 18). Эти варианты могли гармонизироваться, порождая новые версии, согласно к-рым И. И. сорвался с дерева, пытаясь повеситься, или был живым извлечен из петли и впосл. скончался от некоего недуга.
Папий , еп. Иерапольский (нач. II в.; фрагмент дошел в передаче Аполлинария Лаодикийского), описывает И. И. как чудовищно распухшего от болезни, отталкивающего своим видом человека, погибшего, потому что не смог разминуться с повозкой в узком проходе (The Apostolic Fathers / Ed. B. D. Ehrman. Camb. (Mass.); L., 2003. Vol. 2. P. 104-107). С опровержением этого мнения как противоречащего Свящ. Писанию впосл. выступил прп. Максим Грек (Максим Грек, прп. Творения. Серг. П., 1996р. Ч. 3. С. 98-100).
«Евангелие от Никодима» (или «Акты Пилата»; IV-V вв.) содержит легенду о том, что И. И. после совершенного предательства обращается к своей жене, жарящей петуха, и просит найти ему веревку, пригодную, чтобы повеситься (Evangelia Apocrypha / Ed. C. von Tischendorf. Lipsiae, 1876. P. 290). Жена отвечает И. И., что скорее запоет петух, к-рого она готовит, чем Иисус воскреснет на 3-й день. Внезапно петух трижды кукарекает, и Иуда принимает окончательное решение повеситься.
Согласно еще одной традиции, корни злокозненности и темного предназначения И. И. уходят в его детство. Уже в апокрифическом «Арабском Евангелии детства Спасителя» (оригинал - ок. VI в.) говорится, что И. И. в детстве был одержим диаволом, бесновался и кусал людей. Побуждаемый диаволом, он попытался укусить и маленького Христа, но не сумел и тогда ударил Иисуса, заставив Его расплакаться. После этого диавол оставил И. И., бежав в обличье пса, а И. И. толкнул Иисуса в бок, к-рый впосл. был пронзен копием (Ibid. P. 199-200).
В «Откровении Псевдо-Мефодия Патарского» (сер. VII в.) говорится, что И. И., как и антихрист , должен был, согласно пророчеству Иакова, произойти из колена Данова (Истрин В. М. Откровение Мефодия Патарского и апокрифические видения Даниила в визант. и славяно-рус. литературах: Исслед. и тексты. М., 1897. С. 444 (1-я паг.), 100, 114 (2-я паг.)).
В сир. сборнике библейских и апокрифических сказаний «Книга пчелы» Соломона, митр. Басрского (XIII в.), рассказывается о происхождении 30 сребреников И. И.: изготовленные Фаррой, отцом Авраама, они фигурируют во мн. важных событиях библейской истории, после чего попадают к эдесскому царю Авгарю , к-рый в благодарность за исцеление посылает их Христу, а Христос жертвует их Иерусалимскому храму (Solomon of Basra. The Book of Bee. 44 / Ed. E. A. W. Budge. Oxf., 1886. P. 95-97).
Наибольшее распространение в средневек. лит-ре получила легенда, в которой биография И. И. до его встречи со Христом излагается с адаптацией 2 сюжетов: античного о царе Эдипе и ветхозаветного о Каине . На историю Эдипа в связи с И. И. ссылается уже Ориген в трактате «Против Цельса», однако лишь в качестве иллюстрации того, что исполнение пророчества не противоречит проявлению свободной воли (Orig. Contr. Cels. II 20). Легенда, по всей видимости, возникла в Византии, но ее оригинал неизвестен. Сохранились 2 варианта позднейшей греч. редакции (изд.: Соловьев. 1895. С. 187-190; Istrin. 1898. S. 614-619), включающей также элементы древнегреч. истории Париса, и лат. редакция в составе «Золотой легенды» Иакова из Варацце (XIII в.; Iacopo da Varazze. 1998. P. 277-281), от которой происходят последующие версии как в европейской, так и в древнерус. лит-ре (с кон. XVI-XVII в.), где легенда ошибочно приписывается блж. Иерониму Стридонскому (Климова М. Н. Сказание Иеронима о Иуде предателе // СККДР. 1989. Вып. 2. Ч. 2. С. 345-347). Существует также множество фольклорных вариантов на разных языках (Там же. С. 347).
Согласно греч. легенде, И. И. происходил из колена Иудина из сел. Искара (по названию к-рого И. И. получил прозвище). Его отца звали Ровель. Однажды ночью матери И. И. приснился сон, что она родит мальчика, к-рый станет погибелью для иудеев. В ту же ночь она зачала, и когда настало время, ребенок появился на свет. Желая избавиться от сына, женщина втайне от мужа положила его в корзину и бросила в море. Недалеко от Искары находился небольшой остров, где жили пастушеские племена. Они подобрали корзину, вскормили мальчика молоком животных и назвали его Иудой, думая, что он произошел от иудеев. Когда ребенок немного подрос, пастухи отвели его в Искару, чтобы отдать жителям на воспитание. Отец И. И., не зная, что это его сын, взял к себе в дом мальчика, к-рый был очень красив. Жена Ровеля полюбила И. И., вскоре она родила др. сына и воспитывала детей вместе. Злой и сребролюбивый И. И. часто обижал брата и, охваченный завистью, убил его и бежал в Иерусалим. Там об И. И. узнал царь Ирод, к-рый назначил его распорядителем покупок и продаж на городском рынке. Спустя нек-рое время в Искаре случилось волнение, тогда отец И. И. с женой, взяв с собой имущество, пришел в Иерусалим и приобрел прекрасный дом с садом недалеко от дворца Ирода. Желая угодить царю, И. И. пробрался в сад Ровеля, чтобы украсть плоды, и убил своего отца. Ирод вынудил вдову Ровеля выйти замуж за И. И., и у них родились дети. Однажды на вопрос И. И., почему она плачет, женщина рассказала о том, как бросила в море 1-го сына, о смерти др. ребенка и мужа. И. И. признался ей, что он тот самый сын, которого она хотела утопить, и что он убил брата и отца. Раскаиваясь, И. И. пошел ко Христу, Который сделал его Своим учеником и поручил носить ящик с подаяниями на нужды апостолов. И. И., будучи сребролюбивым, воровал деньги и посылал их жене и детям.
Лат. вариант легенды несколько отличается от греч.: отец И. И.- Рувим, называвшийся также Симеоном, и мать - Цибория жили в Иерусалиме; на острове Скариот была найдена корзина с младенцем; И. И. подобрала и воспитала бездетная правительница острова, к-рая вскоре родила мальчика; И. И. узнал, что он приемный ребенок царицы, убил ее сына и бежал ко двору Понтия Пилата. Став управителем дома Пилата, И. И. выполнял его поручение и случайно умертвил своего отца, Рувима, после чего женился на матери. Далее текст лат. редакции совпадает с греч. вариантом.
В позднесредневек. псевдоэпиграфическом «Евангелии от Варнавы» (см. Варнавы Евангелие ; не ранее кон. XV в.), к-рое, вероятнее всего, происходит из среды испан. морисков (мавров, обращенных в христианство) и содержит заимствования как из христианской, так и из ислам. традиции, рассказывается о том, как на кресте был распят не Иисус, а И. И., по ошибке схваченный рим. воинами. Эта версия соотносится с ислам. представлением о том, что Иса (Иисус) на самом деле не подвергся распятию (Коран. Сура 4). Согласно «Евангелию от Варнавы», Бог по молитве Иисуса так преобразил внешность и голос И. И., что даже апостолы приняли его за своего Учителя; когда явились солдаты и схватили И. И., он безуспешно пытался переубедить воинов. Вместо Иисуса И. И. подвергся поруганию и осмеянию, допросу у Каиафы и был распят; на кресте он обратился к Богу как иудей, сетуя на то, что оставлен Богом, в то время как Иисус находится на свободе. Тело И. И., которого по-прежнему принимали за Христа, было снято с креста, оплакано и погребено (The Gospel of Barnabas. Oxf., 1907. P. 470-473, 478-481).
Образ И. И. в художественной литературе
Нестандартным и не соотносящимся ни со Свящ. Писанием, ни с известными апокрифами является повествование об И. И. в средневек. балладе «Иуда» (XIII в.), вероятно старейшей записанной англ. балладе (Housman J. E. British Popular Ballads. L., 1952. P. 67-70). Согласно ей, Иисус послал И. И. купить мяса, чтобы накормить апостолов, и дал ему 30 сребреников. По дороге И. И. встречает свою сестру, к-рая обещает, что его побьют камнями за веру в «ложного пророка», т. е. Христа, но И. И. возражает ей. Затем сестра уговаривает И. И. прилечь отдохнуть и, пока тот спит, крадет у него 30 сребреников. Обнаружив пропажу, И. И. в отчаянии разбивает себе в кровь голову, так что евреи Иерусалима принимают его за безумца. Богатый иудей Пилат, как написано в балладе, спрашивает, продаст ли И. И. своего Учителя. И. И., не решаясь вернуться к Иисусу без денег и без еды, соглашается на предательство ради этой суммы. Когда апостолы усаживаются за трапезу, Иисус подходит к ним и говорит, что «был куплен и продан сегодня».
И. И. как аллегорическое олицетворение предательства встречается во мн. средневек. лит. произведениях. Брунетто Латини, наставник Данте Алигьери, упоминает в «Сокровище», популярной в средние века аллегорико-дидактической энциклопедии на старофранц. языке, предательство И. И. и замещение его Матфием среди учеников Христа. В «Божественной комедии» Данте помещает И. И. в 9-й круг ада (круг предателей), где его вместе с 2 др. величайшими предателями, убийцами Юлия Цезаря Кассием и Брутом, вечно пожирает одна из 3 пастей Люцифера, а когти Люцифера раздирают спину И. И., т. о., он страдает сильнее других (Данте. Песнь 34. 55-63). В «Кентерберийских рассказах» Дж. Чосера И. И. упоминается как «вор», лжец, предатель и снедаемый алчностью человек.
С кон. XVIII в. намечается тенденция к своеобразной «реабилитации» И. И. в духе гностических представлений каинитов, манихейства и богомилов (см. ст. Богомильство) о нем как о верном ученике Иисуса, исполнившем свое предназначение. Наиболее отчетливо это учение было высказано в кн. «Подлинный мессия» (1829) Г. Эжже (Oegger), викария собора Нотр-Дам-де-Пари, и впоследствие нашло отражение в сочинениях А. Франса («Сад Эпикура», 1895), Х. Л. Борхеса («Три версии предательства Иуды», 1944) и М. Волошина (лекция «Пути Эроса», 1907). Нем. поэт Ф. Г. Клопшток в поэме «Мессиада» (1748-1773) объяснял предательство И. И. желанием последнего побудить Иисуса установить Свое Царство на земле; схожие трактовки присутствуют у англ. писателя Т. де Куинси («Иуда Искариот», 1853), у И. В. Гёте , Р. Вагнера. В XIX - нач. XXI в. появляется множество художественных произведений, авторы к-рых также стремятся в той или иной степени представить фигуру И. И. в нетрадиц. ключе: как иудея-патриота, как любимого ученика Христа, предающего Наставника с Его согласия, и т. п.: «Иуда: История одного страдания» Т. Гедберга (1886), «Христос и Иуда» Н. Рунеберга (1904), «Иуда» С. Меласа (1934), «Последнее искушение Христа» Н. Казандзакиса (1951), «Се - Человек» М. Муркока (1969), «Евангелие от Иуды» Г. Панаса (1973), «Евангелие от Пилата» Э. Э. Шмитта (2004), «Меня звали Иуда» К. К. Стеда (2006) и др.
Осмыслению предательства И. И. посвящен ряд работ рус. церковных писателей кон. XIX - 1-й трети XX в.: «Иуда Предатель» М. Д. Муретова (1905-1908), одноименная книга прот. П. Алфеева (1915), «Иуда Искариот - апостол-предатель» прот. С. Булгакова (1931), в к-рой автор пересматривает традиц. представление об И. И. в сторону его «реабилитации», эссе «Иуда» свящ. А. Жураковского (1923). В рус. художественной лит-ре XIX в. господствовал традиционный отрицательный образ И. И.- как в поэзии (стихотворения «Предательство Иуды» Г. Э. Губера и «Иуда» С. Я. Надсона; поэма «Иуда Искариот» П. Попова, 1890), так и в прозе («Христова ночь» М. Е. Салтыкова-Щедрина, 1886). С нач. XX в. его вытесняет проникшее через переводы западной лит-ры стремление к психологическому анализу поведения И. И. и его «реабилитации» (драма в стихах «Искариот» Н. И. Голованова, 1905; стихотворение «Иуде» А. C. Рославлева, 1907; повесть «Иуда Искариот» Л. Н. Андреева , 1907; поэма «Иуда-предатель» (1903) и пьеса «Трагедия об Иуде, принце Искариотском» (1919) А. М. Ремизова). Эта тенденция оправдания предательства, хотя и вызывала резкие протесты (см., напр., ст. «О современности» М. Горького , 1912), продолжает существовать (рассказ Ю. М. Нагибина «Любимый ученик», 1991). Кроме того, вслед за М. А. Булгаковым («Мастер и Маргарита», 1929-1940) писатели советского и постсоветского времени нередко помещают И. И. в рамки фантастического повествования («Трижды величайший, или Повествование о бывшем из небывшего» Н. С. Евдокимова, 1984; «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» А. Н. и Б. Н. Стругацких, 1988; «Евангелие от Афрания» К. Еськова, 1996).
И. И. в фольклоре
различных европейских народов является воплощением предательства, алчности и лицемерия; с И. И. связан широкий круг образов («поцелуй Иуды», «тридцать сребреников», «Иудин цвет (волос)», «Иудино дерево»). Греч. фольклор развивал мотивы раннехрист. апокрифов о мучащей И. И. жажде, о его кровосмесительном браке и об отцеубийстве. К Оригену восходит представление о том, что И. И. совершил самоубийство, чтобы оказаться в аду прежде того, как Христос восстанет из мертвых, чтобы получить прощение в момент Воскресения вместе с другими находящимися там (PG. 13. Col. 1766-1767).
В рус. фольклорной традиции И. И. в качестве олицетворения предательства, коварства упоминается в целом ряде поговорок (см.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорус. языка. М., 1998. Т. 2. Стб. 164). В средние века сложилось представление о том, что И. И. якобы имел волосы рыжего цвета (возможно, по аналогии с Каином, которого также считали рыжеволосым), особенно распространенное в Испании и Англии. Оно встречается еще в англ. балладе «Иуда» XIII в., а в раннее Новое время находит отражение в творчестве Шекспира («Как вам это понравится», III 4. 7-8; там же присутствует упоминание «Иудина поцелуя» - III 4. 9), также в «Испанской трагедии» Т. Кида (Kyd T. The Spanish Tragedy / Ed. D. Bevington. Manchester, 1996. P. 140), у Дж. Марстона (Marston J. The Insatiate Countess / Ed. G. Melchiori. Manchester, 1984. P. 98).
«Иудиным деревом» в европ. странах могли называться различные растения: так, в англ. традиции считалось, что И. И. повесился на бузине (см., напр., у Шекспира - «Бесплодные усилия любви», V 2. 595-606). Именно бузина упоминается в «Путешествиях сэра Джона Мандвилля» (XIV в.) как якобы сохранившееся в Св. земле дерево, на котором повесился И. И. (The Voyages and Travels of Sir John Maundeville. N. Y., 1898. P. 55). Однако развитие научных представлений в раннее Новое время не позволяло отождествлять бузину с деревом Иуды, поскольку бузина не могла расти в Палестине. Поэтому уже в «Травнике» Дж. Джерарда (Gerard H. The Herball or Generall Histoire of Plantes / Ed. T. Johnson. L., 1633. P. 1428) опровергается представление о бузине как об «Иудином дереве» (Arbor Juda) - теперь с ним отождествляется кустарник церцис европейский (Cercis siliquastrum; растет в Средиземноморье) или багряник, к-рый начинает цвести в марте розовыми цветами. Представление о том, что на этом дереве повесился И. И., зародилось во Франции. Возможно, первоначально французы называли церцис «деревом из Иудеи» (Arbre de Judée).
В различных странах с именем И. И. связывают разные деревья. В Греции в разных регионах существуют местные поверья об «Иудином дереве». Так, на Лефкаде и во Фракии считали, что И. И. удавился на смоковнице. Это представление восходит к древней традиции, зафиксированной паломниками в Св. землю VI-VII вв. (Anton. Placent (ps.). Itinerarium. 17 // ССSL. 175. P. 138; Adamn. De locis sanctis. I 17 // ССSL. 175. P. 197). На Крите «Иудиным деревом» называли анагирис зловонный (Anagyris foetida), на Наксосе - фасоль (Phaseolus vulgaris). Вост. славяне считали, что И. И. повесился на осине («осина проклятое дерево, на нем Иуда удавился, и с тех пор на нем лист дрожит» - Даль В. И. Толковый словарь живого великорус. языка. М., 1998. Т. 2. Стб. 1803-1804), в Польше - на бузине или рябине, в Померании - на витексе обыкновенном (Vitex agnus-castus).
В ряде правосл. и католич. стран сохранился обряд сжигания И. И. в дни Страстной седмицы (в четверг или в пятницу), на Пасху или в Светлый понедельник. Чучело И. И. сжигают в Греции, на Кипре, в Испании и Португалии (откуда эта традиция попала в страны Лат. Америки и на Филиппины), в Чехии, Словакии, Польше, Вост. Словении. В Англии обычай был распространен лишь локально и запрещен в нач. ХХ в.
Ист.: The Gospel of Barnabas / Ed., transl. L. Ragg, L. M. Ragg. Oxf., 1907; Istrin V. Die griechische Version der Judas Legende // ASPh. 1898. Bd. 20. S. 605-619.
Ф. М. Панфилов, С. А. Моисеева, О. В. Л.
Иконография
Вероятно, самые ранние изображения И. И. появились на саркофагах IV в. в сцене «Поцелуй Иуды». Изображения повесившегося И. И. тоже существовали в раннем христ. искусстве, напр. на пластинке из слоновой кости с «Распятием» и повесившимся И. И., по-видимому созданной в Риме ок. 420-430 гг. (Британский музей, Лондон). Композиции «Поцелуй Иуды» и «Тайная вечеря» представлены на мозаиках нефа ц. Сант-Аполлинаре-Нуово в Равенне (ок. 520). На миниатюрах в Россанском кодексе VI в. (Архиепископский музей в Россано) И. И. изображен трижды: в сцене «Тайная вечеря» (Fol. 3) возлежащим среди др. апостолов вокруг С-образного стола и протянувшим руку с хлебом к чаше; возвращающим деньги первосвященнику и повесившимся (обе сцены - Fol. 6). В Евангелии Раввулы (Laurent. Plut. I.56, 586 г.) по сторонам таблицы канонов (Fol. 12) изображены сцена «Поцелуй Иуды» и повесившийся И. И. Т. о., уже в ранневизант. искусстве появились основные сцены с И. И., которые затем, в средне- и поздневизант. периоды, вошли в Страстной цикл.
Композиция «Тайная вечеря» имеет 2 иконографических извода: на одном И. И. изображен с поднятой рукой (жест речи) (на миниатюре из Хлудовской Псалтири - ГИМ. Хлуд. № 149д. Л. 40 об., ок. сер. IX в.), на другом И. И. погружает хлеб в чашу (в Россанском кодексе; Четвероевангелии - Paris. gr. 74. Fol. 95, 156, 1057-1059 гг., и др.). Первый извод характерен в особенности для каппадокийских памятников X в.: Кылычлар-килисе, Старой (1-я четв. X в.) и Новой (50-е гг. X в.) Токалы-килисе. Второй получил особенно широкое распространение в XI в. (фрески крипты мон-ря Осиос- Лукас, Греция (30-40-е гг. XI в.), и фрески на хорах собора Св. Софии Киевской (40-е гг. XI в.); росписи Каранлык-килисе и Эльмалы-килисе в Каппадокии (сер.- 3-я четв. XI в.) в целом следуют этой иконографии, но на них у И. И. в руке, к-рую он протягивает к чаше, нет хлеба). Не совсем обычно изображение И. И. на миниатюре из Трапезундского Евангелия (РНБ. Греч. № 21 и 21А, 3-я четв. X в.): И. И. сопровождает свой возглас жестом поднятой правой руки, а левую подносит ко рту. В зап. памятниках, как, напр., на миниатюре из Штутгартской Псалтири (Stuttg. Fol. 23, 20-30-е гг. IX в.), Иисус Христос изображен подающим И. И. хлеб.
В сцене «Тайная вечеря» в палеологовский период часто встречается противопоставление И. И. и ап. Иоанна Богослова. Их фигуры могут располагаться по одну (фрески экзонартекса мон-ря Ватопед на Афоне, 1312; ц. Успения Богородицы мон-ря Грачаница, ок. 1320; ц. св. Никиты близ Скопье, до 1316) или по разные стороны фигуры Христа (фрески ц. Успения Богородицы в Протате на Афоне, ок. 1300), а также по диагонали - напротив друг друга (фрески церквей Богородицы Перивлепты в Охриде, 1294/1295; Богородицы Левишки в Призрене, 1310-1313; вмч. Георгия в Старо-Нагоричино, 1317-1318; Богородицы в мон-ре Хиландар на Афоне, 1318-1320; св. Николая Орфаноса в Фессалонике, ок. 1320).
Вместо изображения И. И., возвращающего 30 сребреников, известного в памятниках ранневизант. периода, в средневизант. эпоху нередко воспроизводилась сцена, где И. И. получает кошелек с деньгами (напр., на миниатюрах из Хлудовской (Л. 40 об.) и Бристольской (Lond. Brit. Lib. Add. 40731. Fol. 57v, 68; ок. 1000) Псалтирей) либо держит кошелек (на миниатюре из Хлудовской Псалтири - Л. 32 об.). В памятниках палеологовского периода сцена получения И. И. сребреников может включать изображение первосвященников, сидящих за столом, на котором разложены монеты (напр., фреска ц. вмч. Георгия мон-ря в Старо-Нагоричино). В этот период встречается также сцена возвращения И. И. сребреников (напр., фреска пещерной ц. Богородицы в Иванове, Болгария, 50-е гг. XIV в.).
В сцене «Поцелуй Иуды» расположение фигур Иисуса Христа и И. И. построено на их противопоставлении, как на миниатюре из Четвероевангелия (Parma. Palat. 5. Fol. 92, кон. XI - нач. XII в.), И. И. нередко представлен в профиль - так в средневек. искусстве обычно изображали лиц отрицательных или второстепенных.
В Псалтирях с иллюстрациями на полях - Хлудовской, Бристольской и Гамильтона (Berolin. SB. 78F9, ок. 1300) - среди миниатюр к Пс 108 можно видеть также сцену «Иуда, наущаемый диаволом». В сцене повешения И. И. в Хлудовской Псалтири (Л. 113) диавол держит веревку, привязанную к ветке дерева.
С кон. XIII в. в располагающейся в алтаре композиции «Причастие апостолов» И. И. изображают вместе с причащающимися апостолами (первым в одной из групп), он получает из рук Иисуса Христа хлеб. Как и др. апостолы, принимающие Тело Христово, И. И. изображен с нимбом, но его нимб темного цвета (напр., фрески ц. Успения на Волотовом поле близ Вел. Новгорода, 1363, или ц. вмч. Феодора Стратилата на Ручью, 1378). В ц. Спаса на Ильине ул. в Вел. Новгороде (1378) И. И. представлен сжимающим обеими руками мошну со сребрениками слева от Иисуса Христа, за апостолами Павлом и Матфеем.
Лит.: Соловьев С. В. Историко-литературные этюды. Х., 1895. Вып. 1: К легендам об Иуде Предателе; Вздорнов Г. И. Фрески Феофана Грека в ц. Спаса Преображения в Новгороде. М., 1976. С. 93; он же. Волотово: Фрески ц. Успения на Волотовом поле близ Новгорода. М., 1989. С. 47. Ил. 73; Щепкина М. В. Миниатюры Хлудовской псалтыри: Греч. иллюстр. кодекс IX в. М., 1977; Dufrenne S. Tableaux synoptiques de 15 psautiers medievaux a illustrations integrals issues du texte. P., 1978; Tourta A. G. The Judas Cycle?: Byzantine Examples and Post Byzantine Survivals // Byzantinische Malerei: Bildprogramme, Ikonographie, Stil / Hrsg. G. Koch. Wiesbaden, 2000. S. 321-336; Παπακυριακού Χ. Η Προδοσία του Ιούδα. Παρατηρήσεις στην μεταεικονομαχική εικονογραφία της παράστασης // Βυζαντινα. Θεσσαλονίκη, 2002/2003. Τ. 23. Σ. 233-260; Picturing the Bible: The Earliest Christian Art: Exhibition cat. / Ed. J. Spier. New Haven; Fort Worth, 2007. P. 229-232; Захарова А. В. Варианты иконографии Тайной вечери в живописи средневизант. периода // Византия в контексте мировой культуры: Мат-лы конф. памяти А. В. Банк (1906-1984). СПб., 2010. С. 97-108. (Тр. ГЭ; 51); Zarras N. The Passion Cycle in Staro Nagoricino // JÖB. 2010. Bd. 60. S. 181-213.
И. А. Орецкая
Несколько слов о Леониде Андрееве
Как-то в Российской национальной библиотеке мне случилось ознакомиться с первым номером журнала «Сатирикон», который вышел, как известно, в 1908 году. Поводом было изучение творчества Аркадия Аверченко или, что вероятнее, сбор материалов для написания романа, в котором действие одной из глав происходит в Петербурге 1908 года. На последней странице «Сатирикона» был расположен портрет-шарж Леонида Андреева. Писалось следующее:
«Радуйтесь, что вы держите в руках номер «Сатирикона». Радуйтесь, что такой человек - ваш современник… Он заглянул в однажды в Бездну, и навсегда ужас застыл в глазах его. И смеялся с тех пор он только леденящим кровь Красным смехом».
Веселый журнал иронизировал над мрачновато-пророческим образом Леонида Андреева, ссылаясь на его рассказы «Бездна» и «Красный смех». Леонид Андреев был весьма популярен в те годы: изящный стиль, экспрессивность изложения, смелость тематики привлекали к нему читающую публику.
Леонид Николаевич Андреев родился 9 августа (21 н.с.) 1871 года в городе Орле. Отец был землемером-таксатором, мать - из семьи разорившегося польского помещика. В шесть лет научился читать «и читал чрезвычайно много, все, что попадалось под руку» . В 11 лет поступил в Орловскую гимназию, которую окончил в 1891 году. В мае 1897 года, окончив юридический факультет Московского университета, собирался стать присяжным поверенным, но неожиданно получил предложение от знакомого адвоката занять место судебного репортера в газете «Московский вестник». Получив признание как талантливый репортер, через два месяца он уже перешел в газету «Курьер». Так началось рождение литератора Андреева: он писал многочисленные репортажи, фельетоны, очерки.
Литературный дебют - рассказ «В холоде и золоте» (ж. «Звезда», 1892, № 16). В начале века Андреев сдружился с А.М. Горьким и вместе с ним присоединился к кружку писателей, объединившихся вокруг издательства «Знание». В 1901 году петербургское издательство «Знание», возглавляемое Горьким, публикует «Рассказы» Л. Андреева. В литературных сборниках «Знание» опубликованы также: повесть «Жизнь Василия Фивейского» (1904); рассказ «Красный смех» (1905); драмы «К звездам» (1906) и «Савва» (1906) рассказ «Иуда Искариот и другие» (1907). В «Шиповнике» (альманахе модернистской направленности): драма «Жизнь человека» (1907); рассказ «Тьма» (1907); «Рассказ о семи повешенных» (1908); памфлет «Мои записки» (1908); драма «Черные маски» (1908); пьесы «Анфиса» (1909), «Екатерина Ивановна» (1913) и «Тот, кто получает пощечины» (1916); повесть «Иго войны. Признания маленького человека о великих днях» (1916). Последнее крупное произведение Андреева, написанное под влиянием мировой войны и революции, - «Записки сатаны» (опубл. в 1921).
И. Репин. Портрет Л. Андреева
Октябрьской революции Андреев не принял. Он жил в это время с семьей на даче в Финляндии и в декабре 1917 после получения Финляндией самостоятельности оказался в эмиграции. Писатель скончался 12 сентября 1919 г. в деревне Нейвола в Финляндии, в 1956 г. был перезахоронен в Ленинграде.
Более подробную биографию Леонида Андреева можно прочитать , или , или .
Л. Андреев и Л. Толстой; Л. Андреев и М. Горький
С Л.Н. Толстым и его супругой Леонид Андреев взаимопонимания не нашел.«Он пугает, а мне не страшно», - так Лев Толстой отозвался о Леониде Андрееве в разговоре с посетителем. Софья Андреевна Толстая в «Письме в редакцию» «Нового времени» обвиняла Андреева в том, что он «любит наслаждаться низостью явлений порочной человеческой жизни ». И, противопоставляя произведениям Андреева произведения мужа, призывала «помочь опомниться тем несчастным, у которых они, господа Андреевы, сшибают крылья, данные всякому для высокого полета к пониманию духовного света, красоты, добра и… Бога ». Были и другие критические отзывы на творчество Андреева, над его мрачностью подшучивали, как в приведенном выше микропамфлете из «Сатирикона», сам же он писал: «Кто знает меня из критиков? Кажется, никто. Любит? Тоже никто».
Интересно высказывание М. Горького , очень близко знакомого с Л. Андреевым:
«Андрееву человек представлялся духовно нищим; сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его "суета сует", тлен и самообман. А главное, он - раб смерти и всю жизнь
Повесть Леонида Андреева - это тоже «евангелие от Иуды», поскольку Предатель там является главным действующим лицом и выполняет ту же функцию, что и в еретическом трактате, но при этом взаимодействие Иуды и Иисуса происходит более тонко:
Иисус не просит Иуду предать Его, но Своим поведением вынуждает его это сделать;
Иисус не сообщает Иуде о смысле своей искупительной жертвы, а потому обрекает его на муки совести, т.е., если выразиться языком спецслужб, «использует втемную» несчастного Иуду. Этим «перевертыши» Андреева не ограничиваются:
Иуда не только заслоняет собой многих героев евангельского повествования, поскольку они оказываются явно глупее и примитивнее его, но и подменяет их собой. Рассмотрим внимательнее андреевское «евангелие наизнанку».
Иллюстрация А. Зыкиной.
Появление Иуды в тексте рассказа не предвещает ничего хорошего: « Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота - человек очень дурной славы и его нужно остерегаться. Одни из учеников, бывавшие в Иудее, хорошо знали его сами, другие много слыхали о нем от людей, и не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. И если порицали его добрые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи, то и дурные, которых расспрашивали об Иуде, поносили его самыми жестокими словами… И не было сомнения для некоторых из учеников, что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет. Но не послушал их советов Иисус, не коснулся его слуха их пророческий голос. С тем духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных ».
Автор в начале повествования говорит нам о каком-то недосмотре Иисуса, излишней доверчивости, непредусмотрительности, за которые ему пришлось расплатиться впоследствии и о том, что ученики его были более опытными и дальновидными. Полно, да Бог ли он после этого, Которому открыто будущее?
Вариантов три:
либо он не Бог, а прекраснодушный неопытный человек;
либо Он Бог, и специально приблизил к Себе человека, который Его предаст;
либо он человек, не знающий будущего, но которому зачем-то было необходимо, чтобы его предали, а репутация у Иуды была соответствующая.
Расхождение с Евангелием очевидно: Иуда был апостолом из числа двенадцати, он так же, как и другие апостолы, проповедовал и исцелял; был казначеем у апостолов, впрочем, сребролюбивым, и апостол Иоанн напрямую называет его вором:
«Сказал же он это не потому, чтобы заботился о нищих, но потому что был вор. Он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали » (Иоанн 12, 6).
В поясняется, что
«Иуда не только носил пожертвованные деньги, но и уносил, т.е. тайно брал значительную часть их себе. Стоящий здесь глагол (?????????), по-русски переведенный выражением "носил", правильнее перевести "уносил". Почему Иуде был доверен Христом ящик с деньгами? Очень вероятно, что этим проявлением доверия Христос хотел подействовать на Иуду, внушить ему любовь и преданность к Себе. Но такое доверие не имело благоприятных для Иуды последствий: слишком он уже привязался к деньгам и потому злоупотребил доверием Христа ».
Иуда не был лишен свободы воли в Евангелии, и Христос заранее знал о его предательстве и предупреждал о последствиях: «Впрочем Сын Человеческий идет, как написано о Нем; но горе человеку тому, чрез которого Сын Человеческий предается: лучше было бы человеку тому не родиться » (Матфей 26, 24). Сказано это было на Тайной вечери, уже после того, как Иуда побывал у первосвященника и получил тридцать сребреников за предательство. На той же Тайной вечери Христос сказал, что предатель - один из сидящих с Ним апостолов, а в Евангелии от Иоанна сказано, что Христос тайно указал ему на Иуду (Иоанн 13, 23-26).
Ранее, еще до вхождения в Иерусалим, обращаясь к апостолам, «Иисус отвечал им: не двенадцать ли вас избрал Я? но один из вас диавол. Это говорил Он об Иуде Симонове Искариоте, ибо сей хотел предать Его, будучи один из двенадцати » (Иоанн 6, 70-71). В «Толковой Библии» А.П. Лопухина дано такое толкование этих слов: «Чтобы апостолы не впали в излишнюю самонадеянность на свое положение постоянных последователей Христовых, Господь указывает на то, что и среди них есть один человек, по настроенности своей близкий к диаволу. Как диавол находится в постоянно враждебном настроении по отношению к Богу, так и Иуда ненавидит Христа, как разрушающего все его надежды на основание земного Мессианского Царства, в котором бы Иуда мог занять выдающееся место. Сей хотел предать Его. Точнее: "сей имел - шел, так сказать, к тому, чтобы предать Христа, хотя сам еще ясно не сознавал этого своего намерения" ».
Далее по сюжету рассказа андреевский Иисус постоянно держит Иуду на расстоянии, заставляя его завидовать другим ученикам, которые объективно глупее Иуды, но пользуются расположением учителя, а когда Иуда готов покинуть Христа или ученики готовы изгнать его, Иисус приближает его к себе, не отпускает. Примеров можно приводить много, выделим несколько.
Сцена, когда Иуду принимают в число апостолов, выглядит так:
Иуда пришел к Иисусу и апостолам, что-то рассказывает, явно лживое. «Иоанн, не глядя на учителя, тихо спросил Петра Симонова, своего друга:
- Тебе не наскучила эта ложь? Я не могу дольше выносить ее и уйду отсюда.
Петр взглянул на Иисуса, встретил его взор и быстро встал.
- Подожди! - сказал он другу. Еще раз взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к Иуде Искариоту и громко сказал ему с широкой и ясной приветливостью:
- Вот и ты с нами, Иуда» .
Андреевский Иисус молчит. Он не останавливает явно согрешающего Иуду, напротив, принимает его таким, каков он есть, в число учеников; более того, словесно он и не призывает Иуду: Петр угадывает его желание и оформляет словом и делом. В Евангелии происходило не так: апостольству всегда предшествовало явное призвание Господом, часто - покаяние призываемого, и всегда коренное изменение жизни сразу после призвания. Так было с рыболовом Петром: «Симон Петр припал к коленям Иисуса и сказал: выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный… И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков » (Лука 5, 8, 10). Так было и с мытарем Матфеем: «Проходя оттуда, Иисус увидел человека, сидящего у сбора пошлин, по имени Матфея, и говорит ему: следуй за Мною. И он встал и последовал за Ним » (Матфей 9, 9).
Леонардо да Винчи. Тайная Вечеря
Но Иуда не оставляет своего образа жизни после призвания: так же лжет и кривляется, однако андреевский Иисус почему-то не высказывается против.
«Лгал Иуда постоянно, но и к этому привыкли, так как не видели за ложью дурных поступков, а разговору Иуды и его рассказам она придавала особенный интерес и делала жизнь похожею на смешную, а иногда и страшную сказку. Он охотно сознавался, что иногда лжет и сам, но уверял с клятвою, что другие лгут еще больше, и если есть в мире кто-нибудь обманутый, так это он, Иуда ». Напомню, что евангельский Христос отзывался о лжи вполне определенно. Диавола Он характеризует так: «Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи » (Иоанн 8, 44). Но Иуде андреевский Иисус почему-то разрешает лгать - за исключением того случая, когда Иуда лжет во спасение.
Чтобы уберечь учителя от разгневанной толпы, Иуда льстит ей и называет Иисуса простым обманщиком и бродягой, отвлекает внимание на себя и дает учителю уйти, спасая жизнь Иисусу, но тот гневается. В Евангелии такого не было, конечно, но Христа за проповедь, действительно, не раз хотели убить, и разрешалось это всегда благополучно исключительно благодаря самому Христу, например, увещеванием:
«Много добрых дел показал Я вам от Отца Моего; за которое из них хотите побить Меня камнями? » (Иоанн 10, 32) или просто сверхъестественным уходом прочь: « Услышав это, все в синагоге исполнились яростии, встав, выгнали Его вон из города и повели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть Его; но Он, пройдя посреди них, удалился » (Лука 4, 28-30).
Андреевский Иисус слаб, не может своими силами справиться с толпой и вместе с тем осуждает человека, который приложил огромные усилия, чтобы спасти его от смерти; Господь же, как мы помним, «намерения приветствует», т.е. ложь во спасение не является грехом.
Точно так же андреевский Иисус отказывается помочь Петру победить Иуду в метании камней, а потом подчеркнуто не замечает, что Иуда победил Петра; и он же гневается на Иуду, доказавшего неблагодарность людей в селении, где Иисус проповедовал ранее, но почему-то позволяет Иуде воровать из денежного ящика… Он ведет себя очень противоречиво, словно закаливая Иуду для предательства; он раздувает гордыню и сребролюбие Иуды и одновременно уязвляет его самолюбие. И все это молча.
«И прежде почему-то было так, что Иуда никогда не говорил прямо с Иисусом, и тот никогда прямо не обращался к нему, но зато часто взглядывал на него ласковыми глазами, улыбался на некоторые его шутки, и если долго не видел, то спрашивал: а где же Иуда? А теперь глядел на него, точно не видя, хотя по-прежнему, - и даже упорнее, чем прежде, - искал его глазами всякий раз, как начинал говорить к ученикам или к народу, но или садился к нему спиною и через голову бросал слова свои на Иуду, или делал вид, что совсем его не замечает. И что бы он ни говорил, хотя бы сегодня одно, а завтра совсем другое, хотя бы даже то самое, что думает и Иуда, - казалось, однако, что он всегда говорит против Иуды. И для всех он был нежным и прекрасным цветком, благоухающей розою ливанскою, а для Иуды оставлял одни только острые шипы - как будто нет сердца у Иуды, как будто глаз и носа нет у него и не лучше, чем все, понимает он красоту нежных и беспорочных лепестков».
Естественно, Иуда со временем возроптал:
« Почему он не с Иудой, а с теми, кто его не любит? Иоанн принес ему ящерицу - я принес бы ему ядовитую змею. Петр бросал камни - я гору бы повернул для него! Но что такое ядовитая змея? Вот вырван у нее зуб, и ожерельем ложится она вокруг шеи. Но что такое гора, которую можно срыть руками и ногами потоптать? Я дал бы ему Иуду, смелого, прекрасного Иуду! А теперь он погибнет, и вместе с ним погибнет и Иуда ». Таким образом, по Андрееву, Иуда не предал Иисуса, а отомстил ему за невнимание, за нелюбовь, за тонкое издевательство над гордым Иудой. Какое там сребролюбие!.. Это месть любящего, но обиженного и отвергнутого человека, месть из ревности. А андреевский Иисус выступает вполне сознательным провокатором.
Иуда до последнего момента готов спасти Иисуса от неминуемого: «Одною рукой предавая Иисуса, другой рукой Иуда старательно искал расстроить свои собственные планы ». И даже после Тайной вечери он пытается найти возможность не предавать учителя, он напрямую обращается к Иисусу:
«- Ты знаешь, куда иду я, господи? Я иду предать тебя в руки твоих врагов.
И было долгое молчание, тишина вечера и острые, черные тени.
- Ты молчишь, господи? Ты приказываешь мне идти?
И снова молчание.
- Позволь мне остаться. Но ты не можешь? Или не смеешь? Или не хочешь?
И снова молчание, огромное, как глаза вечности.
- Но ведь ты знаешь, что я люблю тебя. Ты все знаешь. Зачем ты так смотришь на Иуду? Велика тайна твоих прекрасных глаз, но разве моя - меньше? Повели мне остаться!.. Но ты молчишь, ты все молчишь? Господи, господи, затем ли в тоске и муках искал я тебя всю мою жизнь, искал и нашел! Освободи меня. Сними тяжесть, она тяжеле гор и свинца. Разве ты не слышишь, как трещит под нею грудь Иуды из Кариота?
И последнее молчание, бездонное, как последний взгляд вечности.
- Я иду».
И кто кого предает здесь? Это «евангелие наизнанку», в котором Иисус предает Иуду, а Иуда молит Иисуса так, как Христос в настоящем Евангелии молит в Гефсиманском саду Отца Своего пронести мимо него чашу страданий. В настоящем Евангелии Христос молит Отца Своего об учениках, а андреевский Иисус обрекает ученика на предательство и страдания.
Икона «Моление о чаше» Караваджо. Поцелуй Иуды
Даже в гностическом «евангелии от Иуды» Иисус не настолько жесток:
Видеофрагмент 2. «National Geographic. Евангелие от Иуды»
Вообще, Иуда у Андреева зачастую заменяет собой и учеников, и Христа, и даже Бога Отца. Рассмотрим эти случаи вкратце.
Про моление о чаше мы уже сказали: здесь Иуда заменяет собой страдающего Христа, а андреевский Иисус выступает как Саваоф в гностическом понимании, т.е. как жестокий демиург.
Ну а любящим «богом отцом» у Андреева контекстуально выступает именно Иуда: недаром он, наблюдая страдания Иисуса, повторяет: «Ах, больно, очень больно, сыночек мой, сыночек, сыночек. Больно, очень больно».
Еще одно замещение Христа Иудой: Иуда спрашивает у Петра, за кого он почитает Иисуса. «Петр испуганно и радостно прошептал: «Я думаю, что он - сын Бога живого». А в Евангелии написано так: «Симон Петр отвечал Ему: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни: и мы уверовали и познали, что Ты Христос, Сын Бога живаго » (Иоанн 6, 68-69). Изюминка в том, что евангельская реплика Петра адресована Христу, а не Иуде.
Явившись после смерти Иисуса к апостолам, андреевский Иуда вновь создает перевернутую ситуацию и заменяет собой воскресшего Христа. « Ученики Иисуса сидели в грустном молчании и прислушивались к тому, что делается снаружи дома. Еще была опасность, что месть врагов Иисуса не ограничится им одним, и все ждали вторжения стражи… В это мгновение, громко хлопнув дверью, вошел Иуда Искариот ».
А в Евангелии описывается следующее: «В тот же первый день недели вечером, когда двери дома, где собирались ученики Его, были заперты из опасения от Иудеев, пришел Иисус, и стал посреди, и говорит им: мир вам! » (Иоанн 20, 19).
Здесь тихое и радостное явление воскресшего Христа подменяется шумным явлением Иуды, обличающего Его учеников.
Обличения Иуды пронизывает такой рефрен: «Где же была ваша любовь? … Кто любит… Кто любит!.. Кто любит!» Сравним с Евангелием: «Когда же они обедали, Иисус говорит Симону Петру: Симон Ионин! любишь ли ты Меня больше, нежели они? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси агнцев Моих. Еще говорит ему в другой раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих. Говорит ему в третий раз: Симон Ионин! любишь ли ты Меня? Петр опечалился, что в третий раз спросил его: любишь ли Меня? и сказал Ему: Господи! Ты все знаешь; Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих» (Иоанн 21, 15-17).
Так по воскресении Своем Христос возвращал апостольское достоинство Петру, трижды от Него отрекшемуся. У Л. Андреева мы видим перевернутую ситуацию: Иуда троекратно обличает апостолов за нелюбовь ко Христу.
Та же сцена: «Иуда замолчал, подняв руку, и вдруг заметил на столе остатки трапезы. И с странным изумлением, любопытно, как будто первый раз в жизни увидел пищу, оглядел ее и медленно спросил: «Что это? Вы ели? Быть может, вы спали также?» Сравним: «Когда же они от радости еще не верили и дивились, Он сказал им: есть ли у вас здесь какая пища? Они подали Ему часть печеной рыбы и сотового меда. И, взяв, ел пред ними » (Лука 24, 41-43). Вновь Иуда с точностью до наоборот повторяет действия воскресшего Христа.
« Я иду к нему! - сказал Иуда, простирая вверх властную руку. - Кто за Искариотом к Иисусу?» Сравним: «Тогда Иисус сказал им прямо: Лазарь умер; и радуюсь за вас, что Меня не было там, дабы вы уверовали; но пойдем к нему. Тогда Фома, иначе называемый Близнец, сказал ученикам: пойдем и мы умрем с ним » (Иоанн 11, 14-16). Мужественному высказыванию Фомы, который, как и другие апостолы, не смог подтвердить его делом в ночь, когда Иуда предал Христа в Гефсиманском саду, Л. Андреев противопоставляет такое же высказывание Иуды, и Иуда исполняет обещанное, проявляя большее мужество, чем другие апостолы.
Кстати, апостолы у Андреева показаны глупцами, трусами и лицемерами, и на их фоне Иуда смотрится более чем выгодно, он затмевает их своим острым парадоксальным умом, чуткой любовью к Иисусу. Да это и немудрено: Фома глуп и труслив, Иоанн высокомерен и лицемерен, Петр - и вовсе осел. Иуда так его характеризует:
« Разве есть кто-нибудь сильнее Петра? Когда он кричит, все ослы в Иерусалиме думают, что пришел их Мессия, и тоже поднимают крик ». Андреев вполне согласен со своим любимым героем, что видно по такому отрывку: « Пропел петух, обиженно и громко, как днем, закричал где-то проснувшийся осел и неохотно, с перерывами умолк».
Мотив петушиного крика в ночи связан с отречением Петра от Христа, а ревущий осел, очевидно, соотносится с Петром, горько плачущим после отречения: «И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня; и начал плакать » (Марк 14, 72).
Иуда заменяет собой даже Марию Магдалину. По версии Андреева именно Иуда купил миро, которым Мария Магдалина помазала ноги Иисуса, тогда как в Евангелии ситуация абсолютно противоположна. Сравним: «Мария же, взяв фунт нардового чистого драгоценного мира, помазала ноги Иисуса и отерла волосами своими ноги Его; и дом наполнился благоуханием от мира. Тогда один из учеников Его, Иуда Симонов Искариот, который хотел предать Его, сказал: Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим? » (Иоанн 12, 3-5).
Себастьян Ричи. Мария Магдалина омывает ноги Христу
И в свете сказанного выше совсем не странной выглядит выходка Иуды, который на публичный вопрос Петра и Иоанна о том, кто из них будет сидеть возле Иисуса в Царствии небесном, ответил: « Я! Я буду возле Иисуса!»
Можно, конечно, сказать и о противоречивости образа Иуды, что сказывалось и в его поведении, и в его речах, и даже в его внешности, но главная интрига рассказа не в этом, а в том, что молчаливый андреевский Иисус, не проронив ни слова, смог заставить этого умного, противоречивого и парадоксального человека стать великим Предателем.
«И все - добрые и злые - одинаково предадут проклятию позорную память его, и у всех народов, какие были, какие есть, останется он одиноким в жестокой участи своей - Иуда из Кариота, Предатель ». Гностикам с их теорией «джентльменского соглашения» между Христом и Иудой такое и не снилось.
В скором времени в прокат должна выйти отечественная экранизация андреевского рассказа «Иуда Искариот» - «Иуда, человек из Кариота». Интересно, какие акценты сделал его режиссер. Пока можно посмотреть только трейлер к фильму.
Видеофрагмент 3. Трейлер «Иуда, человек из Кариота»
М. Горький вспоминал такое высказывание Л. Андреева:
«Мне кто-то доказывал, что Достоевский тайно ненавидел Христа. Я тоже не люблю Христа и христианство, оптимизм - противная, насквозь фальшивая выдумка... Я думаю, что Иуда был не еврей, - грек, эллин. Он, брат, умный и дерзкий человек, Иуда… Знаешь, - если б Иуда был убежден, что в лице Христа пред ним сам Иегова,- он все-таки предал бы Его. Убить Бога, унизить Его позорной смертью, - это, брат, не пустячок!»
Думается, что это высказывание наиболее точно определяет авторскую позицию Леонида Андреева.
Иуда Искариот – один из самых узнаваемых религиозных антигероев. Предатель польстился на 30 сребреников, однако быстро раскаялся. Имя персонажа стало нарицательным для обозначения предательства, а сумма полученных денег превратилась в символ вознаграждения тех, кто предает друзей и близких.
История жизни
В официальных источниках жизнь Иуды лишена детальных подробностей. В Библии это один из 12 апостолов Иисуса, к тому же на него возложена миссия казначея маленькой общины. Ответственная должность досталась герою за бережливость, умение отказываться от бесполезных и необоснованных трат денег. В канонических документах описан момент, когда Иуда упрекает Марию из Вифании за то, что та умастила ноги Иисуса миром стоимостью в 300 динариев. Деньги-то серьезные, вполне хватило бы накормить множество нищих.
В следующий раз персонаж появляется во время Тайной вечери: Иуда и другие ученики Иисуса ужинают за общим столом, и учитель пророчит предательство со стороны одного из присутствующих.
Неканонические источники более щедры на подробности биографии предателя. Иуда родился 1 апреля (с тех пор день считается самым несчастливым в году). Ребенку не повезло с самого начала: перед рождением мать увидела ужасный сон, который предупреждал, что новорожденный сын погубит семью.
Поэтому родители решили сбросить младенца в ковчеге в реку. Но Иуда остался жив и невредим, попал на остров Кариоф, а когда вырос и возмужал, вернулся в родные пенаты. Страшное пророчество исполнил – убил отца и вступил в кровосмесительную связь с матерью.
Затем Иуда прозрел и раскаялся. Чтобы замолить грехи, он 33 года ежедневно, набрав в рот воды, поднимался на гору и поливал высохшую палку. Чудо свершилось – мертвое растение выпустило новые листочки, а Иуда подался в ученики Иисуса.
В других апокрифах утверждается, что герой с детства жил по соседству с Иисусом. Болезненный мальчик попал на лечение к малолетнему целителю, но во время процедуры в него вселился демон, поэтому Иуда укусил Иисуса за бок. В оставшийся шрам позже попало копье римского легионера. Часть легенд и вовсе говорит о родстве Иуды и Иисуса – персонажей даже называют братьями.
По поводу значения прозвища «Искариот» нет единого мнения. Сын Симона иш Кариофа Иуда (хотя имя отца прямо не называется) получил второе имя для отличия от своего тезки, еще одного ученика Иисуса. Искариот появилось как переиначенное название родины – герой единственный из всех апостолов родился в городе Кариот (или Кариоф), остальные были уроженцами Галилеи.
Некоторые исследователи предполагают, что слово «кериййот» означает просто «пригород», деревня близ Иерусалима. Другие углядывают аналогию с греческими и арамейскими словами, что переводятся как «лживый», «убийца», «вооруженный кинжалом».
Образ Иуды сложился из описаний древних апокрифов. Персонаж представлен как невысокий и смуглый мужчина с темными волосами, крайне суетливый, любящий серебро (казначей нередко крал из денежного ящика).
В Евангелии цвет волос не указывается, этой особенностью внешности героя наделили литераторы. А позднее укоренилось мнение, что Иуда был рыжим. Например, и в своих произведениях использовали выражение «рыжий как Иуда». Апостол носил одежды из белой ткани, которые обязательно украшал кожаный передник с карманами. В исламе Иуда выглядит, как Иисус, – Аллах сделал так, чтобы его распяли вместо Мессии.
Смерть Иуды точно описана в Библии, правда, в двух вариантах. Предав своего учителя, казначей пошел и повесился. Легенда гласит, что для этих целей мужчина выбрал осину. Именно с тех пор листья деревьев стали дрожать на ветру, а само растение обрело удивительные свойства. Из древесины осины выходит отличное оружие против нечисти (вампиров), из нее нельзя возводить жилье, исключительно надворные постройки.
Вторая каноническая версия утверждает:
«…и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его».
Священники не видят здесь противоречия, считая, что веревка, на которой повесился Иуда, оборвалась, и он «низринулся». По некоторым источникам, предатель Иисуса умер в глубокой старости от непонятной неизлечимой болезни.
Предательство Иуды
Задумав предательство, Иуда отправился к первосвященникам и спросил, какую цену получит за свой поступок. Апостолу обещали за «работу» 30 сребреников. По каноническому представлению – сумма приличная: за такую стоимость продавали участки земли в городе. Удобный случай сдать Христа представился в ту же ночь. Мужчина привел в Гефсиманский сад воинов, где на учителя указал поцелуем, прежде пояснив:
«Кого я поцелую, Тот и есть, возьмите Его».
По утверждению архиепископа Феофилакта Болгарского, Иуда поцеловал Иисуса, чтобы воины не перепутали его с апостолами, ведь на дворе стояла темная ночь.
Почему был выбран именно такой способ указания на Мессию, исследователи Нового Завета тоже объясняют – это традиционный знак приветствия, пожелание мира и добра у евреев. Со временем словосочетание «поцелуй Иуды» превратилось в идиому, которая обозначает высшую степень коварства. Как только Христа приговорили к распятию, Иуда осознает, что он сделал, и раскаивается. Возвращает тридцать сребреников со словами
«Согрешил я, предав кровь невинную»,
а в ответ слышит:
«Что нам до того? Смотри сам».
Рассуждать на тему, зачем Иуда предал Христа, брались десятки умов. Одно из самых очевидных объяснений – корыстолюбие. Евангелисты также указывают на участие Сатаны: якобы он вселился в казначея и управлял действиями.
Некоторые представители церкви утверждают неотвратимость божьего промысла, мол, события были задуманы свыше, и Иисус знал об этом. Мало того, просил апостола выдать его, а поскольку ученик не в силах ослушаться учителя, пришлось повиноваться. Таким образом, Иуда превращается в жертву, и вместо ада герой будет в раю.
Некоторые пытаются оправдать поступок тем, что Иуда устал ждать, когда Иисус, наконец, обнародует свою славу и миссию, при этом все же надеялся на чудесное спасение учителя. Другие пошли дальше, обвиняя Иуду в том, что тот разочаровался в Иисусе, приняв его за лже-Мессию, и действовал во имя торжества правды.
В культуре
Десятки писателей пытались на свой лад интерпретировать образ библейского Иуды. Итальянский журналист Фердинандо Гаттина в середине 19 века выпустил книгу «Мемуары Иуды», которая возмутила религиозное сообщество, – предатель выставлен борцом за свободу еврейского народа.
Переосмысливали жизнь героя Алексей Ремизов, Роман Редлих. Интересным взглядом на деяния Иуды Искариота поделился в одноименной книге. Представитель Серебряного века показал предателя, который в душе бесконечно любил Христа. Российским читателям персонаж также знаком по книге «Мастер и Маргарита», где Иуда идет на отвратительный поступок ради возлюбленной.
Живопись неизменно связывает Иуду с «темными» силами. На картинах, фресках и гравюрах мужчина то сидит на коленях у Сатаны, то изображен с черным нимбом над головой или же в профиль – так рисовали бесов. Самые знаменитые творения изобразительного искусства принадлежат перу художников Джотто ди Бондоне, Фра Беато Анджелико, ювелира Жана Дюве.
Персонаж стал героем музыкальных произведений. В нашумевшей рок-опере и Тима Райса «Иисус Христос – суперзвезда» нашлось место арии Иуды.
Поговаривают даже, что этому предателю, как первому революционеру, в конце лета 1918 года устанавливал памятник в центре города Свияжск. Впрочем, эта история так и осталась мифом.
Экранизации
На заре кинематографа первым примерил образ Иуды американец Фрэнк Гейлор в фильме «Игра страсти Обераммергау». Затем последовала череда экранизаций на тему жизни Христа, в которой ярким пятном стала картина «Царь Царей» (1961) режиссера Николаса Рэя. Роль апостола под номером 12 досталась Рипу Торну.
Критики по достоинству оценили киноинтерпретацию мюзикла «Иисус Христос - суперзвезда». Канадец Норман Джуисон снял одноименный фильм в форме спектакля, где предателя сыграл Карл Андерсон.
В Иуду Искариота перевоплощались актеры Ежи Зельник, Харви Кейтель, . Поразительной картиной признан фильм «Страсти Христовы» (2004) в авторстве , где Иуду блестяще изобразил Лука Лионелло. Последним на экран в облике Христова предателя вышел Джо Редден – в 2014 году в прокат поступила лента «Сын Божий».
В России под гримом Иуды скрывались два актера, и оба – в постановках романа «Мастер и Маргарита». В 1994 году снял фильм по мотивам произведения Михаила Булгакова, однако он дошел до зрителя только в 2011 году. На роль Иуды режиссер пригласил .
В 2005 году на телевидении состоялась премьера «Мастера и Маргариты» от . В этой ленте зрители наслаждались игрой , который убедительно изобразил евангелистского предателя.
Цитаты
«Христос – один на все эпохи. Иуд же в каждой – сотни».
«Было бы хорошо для всего мира, особенно для детей Божьих, чтобы Иуда оставался одиноким в своем преступлении, чтобы не было больше предателей, кроме него».
Януш Рось, польский сатирик:
«Всего лишь один Иуда на двенадцать апостолов? Трудно поверить!»
Василий Ключевский, историк:
«Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары».
Поль Валери, французский поэт:
«Никогда не судите о человеке по его друзьям. У Иуды они были безупречны».
Веслав Брудзиньский, польский сатирик:
«Начинающий Иуда вкладывает в свой поцелуй много искреннего чувства».
Оскар Уайльд, английский писатель:
«Сегодня у каждого великого человека есть ученики, а его биографию обычно пишет Иуда».Иисуса Христа много раз предупреждали, что Иуда из Кариота — человек очень дурной славы и его нужно остерегаться. Одни из учеников, бывавшие в Иудее, хорошо знали его сами, другие много слыхали о нем от людей, и не было никого, кто мог бы сказать о нем доброе слово. И если порицали его добрые, говоря, что Иуда корыстолюбив, коварен, наклонен к притворству и лжи, то и дурные, которых расспрашивали об Иуде, поносили его самыми жестокими словами. «Он ссорит нас постоянно, — говорили они, отплевываясь, — он думает что-то свое и в дом влезает тихо, как скорпион, а выходит из него с шумом. И у воров есть друзья, и у грабителей есть товарищи, и у лжецов есть жены, которым говорят они правду, а Иуда смеется над ворами, как и над честными, хотя сам крадет искусно, и видом своим безобразнее всех жителей в Иудее. Нет, не наш он, этот рыжий Иуда из Кариота», — говорили дурные, удивляя этим людей добрых, для которых не было большой разницы между ним и всеми остальными порочными людьми Иудеи. Рассказывали далее, что свою жену Иуда бросил давно, и живет она несчастная и голодная, безуспешно стараясь из тех трех камней, что составляют поместье Иуды, выжать хлеб себе на пропитание. Сам же он много лет шатается бессмысленно в народе и доходил даже до одного моря и до другого моря, которое еще дальше; и всюду он лжет, кривляется, зорко высматривает что-то своим воровским глазом; и вдруг уходит внезапно, оставляя по себе неприятности и ссору — любопытный, лукавый и злой, как одноглазый бес. Детей у него не было, и это еще раз говорило, что Иуда — дурной человек и не хочет бог потомства от Иуды. Никто из учеников не заметил, когда впервые оказался около Христа этот рыжий и безобразный иудей; но уж давно неотступно шел он по ихнему пути, вмешивался в разговоры, оказывал маленькие услуги, кланялся, улыбался и заискивал. И то совсем привычен он становился, обманывая утомленное зрение, то вдруг бросался в глаза и в уши, раздражая их, как нечто невиданно-безобразное, лживое и омерзительное. Тогда суровыми словами отгоняли его, и на короткое время он пропадал где-то у дороги, — а потом снова незаметно появлялся, услужливый, льстивый и хитрый, как одноглазый бес. И не было сомнения для некоторых из учеников, что в желании его приблизиться к Иисусу скрывалось какое-то тайное намерение, был злой и коварный расчет. Но не послушал их советов Иисус; не коснулся его слуха их пророческий голос. С тем духом светлого противоречия, который неудержимо влек его к отверженным и нелюбимым, он решительно принял Иуду и включил его в круг избранных. Ученики волновались и сдержанно роптали, а он тихо сидел, лицом к заходящему солнцу, и слушал задумчиво, может быть, их, а может быть, и что-нибудь другое. Уж десять дней не было ветра, и все тот же оставался, не двигаясь и не меняясь, прозрачный воздух, внимательный и чуткий. И казалось, будто бы сохранил он в своей прозрачной глубине все то, что кричалось и пелось в эти дни людьми, животными и птицами, — слезы, плач и веселую песню, молитву и проклятия; и от этих стеклянных, застывших голосов был он такой тяжелый, тревожный, густо насыщенный незримой жизнью. И еще раз заходило солнце. Тяжело пламенеющим шаром скатывалось оно книзу, зажигая небо; и все на земле, что было обращено к нему: смуглое лицо Иисуса, стены домов и листья деревьев, — все покорно отражало тот далекий и страшно задумчивый свет. Белая стена уже не была белою теперь, и не остался белым красный город на красной горе. И вот пришел Иуда. Пришел он, низко кланяясь, выгибая спину, осторожно и пугливо вытягивая вперед свою безобразную бугроватую голову — как раз такой, каким представляли его знающие. Он был худощав, хорошего роста, почти такого же, как Иисус, который слегка сутулился от привычки думать при ходьбе и от этого казался ниже; и достаточно крепок силою был он, по-видимому, но зачем-то притворялся хилым и болезненным и голос имел переменчивый: то мужественный и сильный, то крикливый, как у старой женщины, ругающей мужа, досадно-жидкий и неприятный для слуха; и часто слова Иуды хотелось вытащить из своих ушей, как гнилые, шероховатые занозы. Короткие рыжие волосы не скрывали странной и необыкновенной формы его черепа: точно разрубленный с затылка двойным ударом меча и вновь составленный, он явственно делился на четыре части и внушал недоверие, даже тревогу: за таким черепом не может быть тишины и согласия, за таким черепом всегда слышится шум кровавых и беспощадных битв. Двоилось так же и лицо Иуды: одна сторона его, с черным, остро высматривающим глазом, была живая, подвижная, охотно собиравшаяся в многочисленные кривые морщинки. На другой же не было морщин, и была она мертвенно-гладкая, плоская и застывшая; и хотя по величине она равнялась первой, но казалась огромною от широко открытого слепого глаза. Покрытый белесой мутью, не смыкающийся ни ночью, ни днем, он одинаково встречал и свет и тьму; но оттого ли, что рядом с ним был живой и хитрый товарищ, не верилось в его полную слепоту. Когда в припадке робости или волнения Иуда закрывал свой живой глаз и качал головой, этот качался вместе с движениями головы и молчаливо смотрел. Даже люди, совсем лишенные проницательности, ясно понимали, глядя на Искариота, что такой человек не может принести добра, а Иисус приблизил его и даже рядом с собою — рядом с собою посадил Иуду. Брезгливо отодвинулся Иоанн, любимый ученик, и все остальные, любя учителя своего, неодобрительно потупились. А Иуда сел — и, двигая головою направо и налево, тоненьким голоском стал жаловаться на болезни, на то, что у него болит грудь по ночам, что, всходя на горы, он задыхается, а стоя у края пропасти, испытывает головокружение и едва удерживается от глупого желания броситься вниз. И многое другое безбожно выдумывал он, как будто не понимая, что болезни приходят к человеку не случайно, а родятся от несоответствия поступков его с заветами предвечного. Потирал грудь широкою ладонью и даже кашлял притворно этот Иуда из Кариота при общем молчании и потупленных взорах. Иоанн, не глядя на учителя, тихо спросил Петра Симонова, своего друга: — Тебе не наскучила эта ложь? Я не могу дольше выносить ее и уйду отсюда. Петр взглянул на Иисуса, встретил его взор и быстро встал. — Подожди! — сказал он другу. Еще раз взглянул на Иисуса, быстро, как камень, оторванный от горы, двинулся к Иуде Искариоту и громко сказал ему с широкой и ясной приветливостью: — Вот и ты с нами, Иуда. Ласково похлопал его рукою по согнутой спине и, не глядя на учителя, но чувствуя на себе взор его, решительно добавил своим громким голосом, вытеснявшим всякие возражения, как вода вытесняет воздух: — Это ничего, что у тебя такое скверное лицо: в наши сети попадаются еще и не такие уродины, а при еде-то они и есть самые вкусные. И не нам, рыбарям господа нашего, выбрасывать улов только потому, что рыба колюча и одноглаза. Я видел однажды в Тире осьминога, пойманного тамошними рыбаками, и так испугался, что хотел бежать. А они посмеялись надо мною, рыбаком из Тивериады, и дали мне поесть его, и я попросил еще, потому что было очень вкусно. Помнишь, учитель, я рассказывал тебе об этом, и ты тоже смеялся. А ты, Иуда, похож на осьминога — только одною половиною. И громко захохотал, довольный своею шуткой. Когда Петр что-нибудь говорил, слова его звучали так твердо, как будто он прибивал их гвоздями. Когда Петр двигался или что-нибудь делал, он производил далеко слышный шум и вызывал ответ у самых глухих вещей: каменный пол гудел под его ногами, двери дрожали и хлопали, и самый воздух пугливо вздрагивал и шумел. В ущельях гор его голос будил сердитое эхо, а по утрам на озере, когда ловили рыбу, он кругло перекатывался по сонной и блестящей воде и заставлял улыбаться первые робкие солнечные лучи. И, вероятно, они любили за это Петра: на всех других лицах еще лежала ночная тень, а его крупная голова, и широкая обнаженная грудь, и свободно закинутые руки уже горели в зареве восхода. Слова Петра, видимо одобренные учителем, рассеяли тягостное состояние собравшихся. Но некоторых, также бывавших у моря и видевших осьминога, смутил его чудовищный образ, приуроченный Петром столь легкомысленно к новому ученику. Им вспомнились: огромные глаза, десятки жадных щупальцев, притворное спокойствие, — и раз! — обнял, облил, раздавил и высосал, ни разу не моргнувши огромными глазами. Что это? Но Иисус молчит, Иисус улыбается и исподлобья с дружеской насмешкой смотрит на Петра, продолжающего горячо рассказывать об осьминоге, — и один за другим подходили к Иуде смущенные ученики, заговаривали ласково, но отходили быстро и неловко. И только Иоанн Зеведеев упорно молчал да Фома, видимо, не решался ничего сказать, обдумывая происшедшее. Он внимательно разглядывал Христа и Иуду, сидевших рядом, и эта странная близость божественной красоты и чудовищного безобразия, человека с кротким взором и осьминога с огромными, неподвижными, тускло-жадными глазами угнетала его ум, как неразрешимая загадка. Он напряженно морщил прямой, гладкий лоб, щурил глаза, думая, что так будет видеть лучше, но добивался только того, что у Иуды как будто и вправду появлялись восемь беспокойно шевелящихся ног. Но это было неверно. Фома понимал это и снова упорно смотрел. А Иуда понемногу осмеливался: расправил руки, согнутые в локтях, ослабил мышцы, державшие его челюсти в напряжении, и осторожно начал выставлять на свет свою бугроватую голову. Она и раньше была у всех на виду, но Иуде казалось, что она глубоко и непроницаемо скрыта от глаз какой-то невидимой, но густою и хитрою пеленою. И вот теперь, точно вылезая из ямы, он чувствовал на свету свой странный череп, потом глаза — остановился — решительно открыл все свое лицо. Ничего не произошло. Петр ушел куда-то; Иисус сидел задумчиво, опершись головою на руку, и тихо покачивал загорелой ногою; ученики разговаривали между собой, и только Фома внимательно и серьезно рассматривал его как добросовестный портной, снимающий мерку. Иуда улыбнулся — Фома не ответил на улыбку, но, видимо, принял ее в расчет, как и все остальное, и продолжал разглядывать. Но что-то неприятное тревожило левую сторону Иудина лица, — оглянулся: на него из темного угла холодными и красивыми очами смотрит Иоанн, красивый, чистый, не имеющий ни одного пятна на снежно-белой совести. И, идя, как и все ходят, но чувствуя так, будто он волочится по земле, подобно наказанной собаке, Иуда приблизился к нему и сказал: — Почему ты молчишь, Иоанн? Твои слова как золотые яблоки в прозрачных серебряных сосудах, подари одно из них Иуде, который так беден. Иоанн пристально смотрел в неподвижный, широко открытый глаз и молчал. И видел, как отполз Иуда, помедлил нерешительно и скрылся в темной глубине открытой двери. Так как встала полная луна, то многие пошли гулять. Иисус также пошел гулять, и с невысокой кровли, где устроил свое ложе Иуда, он видел уходивших. В лунном свете каждая белая фигура казалась легкою и неторопливою и не шла, а точно скользила впереди своей черной тени; и вдруг человек пропадал в чем-то черном, и тогда слышался его голос. Когда же люди вновь появлялись под луной, они казались молчащими — как белые стены, как черные тени, как вся прозрачно-мглистая ночь. Уже почти все спали, когда Иуда услыхал тихий голос возвратившегося Христа. И все стихло в доме и вокруг него. Пропел петух; обиженно и громко, как днем, закричал где-то проснувшийся осел и неохотно, с перерывами умолк. А Иуда все не спал и слушал, притаившись. Луна осветила половину его лица и, как в замерзшем озере, отразилась странно в огромном открытом глазу. Вдруг он что-то вспомнил и поспешно закашлял, потирая ладонью волосатую, здоровую грудь: быть может, кто-нибудь еще не спит и слушает, что думает Иуда.