У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.
Больница с «приданым»
С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача — тем более. У него теперь масса свободного времени — устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.
Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.
«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.
Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало — врача-гинеколога не было.
Справка «Новой
Уинский район входит в состав Пермского края России.
Районный центр — село Уинское — удален от города Перми на 174 км , от железнодорожной станции Чернушка — на 70 км , от железнодорожной станции Кунгур — на 100 км . Численность населения — 10 647 человек .
В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием — его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.
Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности — какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.
Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.
Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.
Самое страшное — все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.
Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.
Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».
Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.
А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая — 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»
Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.
Пермская медицина в цифрах и фактах
Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:
«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…
Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».
В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун — соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.
В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.
Кому нужен Барановский
Дмитрий Барановский. Фото: ura.ruВсе последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно — представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.
Но он успел. Короткая дистанция — не повод отказываться от разбега.
Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине — все без осложнений.
За все пришлось биться. За роды — труднее всего.
«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину — вот-вот родит. Я вы-звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура — в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».
Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех — для приспособившегося большинства.
Оказалось, что больница — мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.
Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет — по месту проживания, учебы, работы».
Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.
Отстаивание прав больных — это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.
Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами — до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.
Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…
Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.
И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.
А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».
Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг — 50 тысяч рублей.
С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он — племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.
«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» — «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».
Спустя пять месяцев работы Баранов-ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:
- использовал палату гинекологического отделения в качестве жилого помещения (другого жилья управа ему не дала);
- заставлял уведомлять сотрудников о собственных больничных, которые они выдавали друг другу (после того как Барановский ввел эту норму, количество больничных с 66 в месяц снизилось до 20);
- сестра-хозяйка неоднократно стирала и гладила вещи главного врача (доктор отрицает);
- задержал зарплату на две недели (наводил порядок в бухгалтерии).
Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.
«Где-то нас лечить надо?»
До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, — четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница — самое новое и современное строение в Уинском — производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.
За время после увольнения Баранов-ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.
Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации — склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель — не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, — возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ — несколько человек, ожидающих очереди в физио-кабинет на ингаляцию, этажом ниже — женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.
Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. — Н. Ч. ) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»
Следующие собеседники — дежурная бригада скорой помощи.
В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы — перевозка. Если что — у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных — в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. — Н. Ч. ) — на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро — часа полтора. С ребенком несемся за час».
Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.
Разговор с доктором получается короткий.
— У вас очень пусто в больнице. Отчего так?
— Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.
— А сколько отправляете в Кунгур?
— Есть показания — отправляем, нет — не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.
— У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?
— Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.
Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже — ни души.
Весь центр Уинского можно обойти за полчаса. Центральная автобусная станция в кольце магазинов. Здесь красиво — у огромного пруда, примыкающего к сопке, выстроили подобие набережной. Если представить, что в этом месте есть нормальная работа, качественная больница и регулярное сообщение с большим миром, то жить здесь можно. Неплохо жить. Но со всем перечисленным местным не слишком везет.
Обходя Уинское, которое походит на фрагменты пазлов из разных коробок — разрушенные строения прошлого века и сайдинговые коробки для потребностей мелкого бизнеса на одной улице вперемешку, — заходим в старое здание больницы. Барановский, фотографируя большой холл с печкой-голландкой посредине в ошметках отслоившейся краски, опять заводит про свое: «Вы представляете, даже здесь была хирургия, а в новой больнице ее нет»…
В магазине для рыболовных снастей, продавщица на вопрос о больнице заводится с полоборота, не обращая внимания на покупателей: «Да вот как он уехал — вы уж простите, не знаю, как вас зовут (показывает на Барановского), все и посыпалось. У меня ребенок ключицу сломал, а лечить его некому. В Кунгур на скорой повезли. А там ему всего-то бинт в тугой жгут скрутили и плечо замотали. Зачем вся эта больница нужна, если тут такую ерунду сделать не могут? Отгрохали здание, а толку-то… Если у нас тут машина скорой сломается, то мы, считай, все, накрылись…»
Последняя наша встреча — с хирургической сестрой больницы. До хутора, где она живет, по лесной дороге несколько километров. Женщина ждет нас у магазина и сразу начинает рассказывать все, ради чего ждала нас: «Меня зовут Сагура Саводиевна Лужбина. Я 36 лет проработала сестрой хирургического отделения. Когда доктор к нам приехал, хирургию собирались закрывать, а с ним мы оперировать начали. Но нашим докторам не понравилось, что он урезал их ставки. Его убрали, и нас — 36 человек из больницы — сократили с 1 апреля. Люди в поселке недовольны. Нам говорят — реорганизация. Но большинство — за нашего доктора. Он в город людей в онкологию направлял, собирался отделение реабилитации открывать. Я и сейчас пойду за ним, если позовет работать…» На прощание женщина протягивает мне листочки — резолюцию митинга, с подписями односельчан.
Организовать протестный митинг уже после собственного увольнения — это последнее, что успел сделать доктор Барановский для уинцев. Создал прецедент — раньше в пермской глубинке по поводу развала медицины не протестовали. Он успел сказать в мегафон своим бывшим пациентам, что права на достойную медицину надо отстаивать и за больницу надо бороться. Подписалось под резолюцией чуть меньше сотни не слишком здоровых уинцев. В итоге полиция задержала Барановского.
Короче, плохим главным врачом оказался Дмитрий Барановский. Плохим — с точки зрения системы. Боролся за доступную помощь, а должен был за экономическую целесообразность. С целесообразностью у него не срослось. Из принятых в больнице восьми родов ОМС не оплатил ни одни по причине отсутствия на родах обязательного по нормативам врача акушера-гинеколога. Ведь логика любой оптимизации — это чтобы цифры сходились, и поэтому пусть рожающую женщину в ночи везут на раздолбанной машине скорой за сто километров от современнейшей больницы. Она стерпит.
Больница в Уинском — это неизбывная потемкинская деревня. Это фантом, прикрывающий воинствующее равнодушие власти к собственным гражданам. И уникальная патологическая убежденность местного начальничка, местной тетеньки из бухгалтерии с тройным окладом, местного чиновника, что уж они-то ни при каких обстоятельствах не попадут в переплет, когда хирург в уинской больнице окажется их единственно возможным шансом не сдохнуть от прорвавшегося перитонита.
На прощание спрошу у доктора, почему он так отчаянно бьется за больницу. Очевидно же, что проиграет. Уже проиграл. Он ответит непростительно банальной фразой: «Мне очень жалко людей».
P.S.
За минувшие месяцы в жизни Дмитрия Анатольевича произошли следующие события:
Кировский районный суд отказал док-тору в удовлетворении иска к Уинской больнице. Доктор требовал признать факт его работы как дежурного врача и зафиксировать его в трудовой книжке.
В окно квартиры, где он живет с семьей, влетела здоровая глыба льда.
Попытки найти работу по специальности в Перми оказались безуспешными.
Прокуратура Уинского района признала незаконным закрытие родильного отделения больницы.
Реальное состояние онкологической помощи на территории Республики Крым далеко от совершенства. В регионе острая нехватка онкологов, об этом ранее заявляла главный онколог Крыма Елена Чирва.
Для того, чтобы были врачи, нужно им создавать условия, и делать это должно не только правительство Крыма. Это большая совместная работа и главных врачей учреждений, и руководства региона. Руководство Крыма делает шаги по привлечению кадров, существуют доплаты для специалистов, которые приехали с материка, в размере 7 тысяч рублей, существует постановление Совета министров Крыма об оплате квартиры медицинским работникам до 30 тысяч рублей.
Но главные врачи со своей стороны не создают условий для того, чтобы что-то менялось. Очень многое зависит от руководителя учреждения. Если я, в прошлом главврач, понимал, что мне нужен хирург в больнице, потому что у меня его нет, я и платил ему достойную заработную плату, и решал вопросы с его жильем…
Отняли смотровую
В Ялте до моего прихода должным образом не оказывалась помощь по профилю «онкология». В городской больнице № 1 онколога вообще не было. Но и с моим появлением, к сожалению, пока мало что меняется, и, очевидно, скоро в очередной раз поликлиника останется без врача. Для работы не создаются элементарные условия: нет шпателей для осмотра полости рта, нет перчаток, нет медицинской сестры, на минувшей неделе у меня отняли смотровую…
На диалог руководство больницы не идет, к сожалению. Более того, все направления на КТ должны проходить через заведующего хирургическим отделением, который должен дать свое добро на то или иное обследование.
Отношение к врачам
На сегодня Ялтинской больнице не нужен онколог - по крайней мере, судя по такому отношению. И беда местного руководства в том, что они не знают элементарных порядков оказания медицинской помощи по профилям болезни. Именно порядков Российской Федерации. Они не понимают, для чего нужен онколог и какую функцию как специалист он должен нести. И беда в том, что эта стена непонимания упирается в финансовое выражение проблемы - лишение всех региональных надбавок и стимулирующих выплат.
Наверное, нужно научиться относиться к специалистам по-человечески. Наверное, нужно делать так, чтобы врачи стремились в регион, и не только в КРОКД им. Ефетова, но и в Ятлу, Севастополь, Евпаторию, Керчь, Судак и прочие города.
Пожалуй, реальная помощь на сегодня оказывается только в КРОКД им. Ефетова. Благодаря достаточно высоким организаторским способностям главного врача КРОКД им. Ефетова онкодиспансер сегодня движется уверенно вперед и является флагманом в оказании специализированной медицинской помощи по профилю «онкология» в Республике Крым. Безусловно, есть определенного рода проблемы, и это в первую очередь касается материально-технического обеспечения, реконструкции имеющейся базы…
Главное заболевание Крыма
Что касается структуры онкологической заболеваемости, то среди мужчин первая тройка распределяется следующим образом:
- 1-е место - 23% - заболевания онкоурологического профиля (рак простаты, мочевого пузыря, почек).
- 2-е место - 15,4% - бронхолегочная система (легкие, брони, трахея),
- 3-е место - 13% - кожа.
У жительниц республики Крым заболеваемость выглядит следующим образом:
- 1-е место - 21% - заболевание молочной железы.
- 2-е место - 17% - заболевания кожи,
- 3-е место - заболевания репродуктивной женской системы.
В целом в структуре заболеваемости всего населения Крыма 1-е место занимает рак кожи - 14,8%. Этот показатель выше, чем по России. Это связано в первую очередь с излишней инсоляцией.
Например, показатель заболеваемости меланомой в Крыму - 9,7 на 100 тысяч человек. В остальных российских регионах - 7 на 100 тысяч населения.
Впервые в России врач и музыкант создали совместный некоммерческий проект « Классическое искусство – здоровье нации».
1", "wrapAround": true, "fullscreen": true, "imagesLoaded": true, "lazyLoad": true , "pageDots": false, "prevNextButtons": false }"> 
Накануне премьеры проекта в историческом Сафоновском зале Кисловодского курзала лауреат международного и отечественного медицинских форумов (как указано на афише) Дмитрий Барановский и заслуженная артистка России, директор Северо-Кавказской госфилармонии Светлана Бережная встретились с журналистами, чтобы рассказать о первой части проекта, которую они назвали « Музыка – свобода от рака».
Понятно, должны быть веские причины, чтобы два высоких профессионала при чрезвычайной загруженности решились потратить уйму времени и сил на проект, не сулящий скорых дивидентов.
– Чтобы за такое браться, надо свято верить в то, что это нужно людям, – отметила Светлана Бережная.
К этой вере каждый шел своим путем. Дмитрий Барановский окончил знаменитое Пермское хореографическое училище, воспитавшее немало звезд мировой величины. Пять сезонов он танцевал на престижной сцене Пермского театра оперы и балета.
Однако судьба распорядилась так, что в конце концов призванием Дмитрия Барановского стала медицина. К тому располагали семейные традиции: прабабушка была выдающимся онкологом, профессором. Дмитрий с блеском окончил медицинский институт, ординатуру. По словам доктора, ныне он является членом Ученого совета Третьего медицинского университета, и практикует в ведущих онкологических клиниках Москвы и Санкт- Петербурга.
Право, поначалу было странно слышать от этого успешного, обласканного признанием коллег доктора упоминания о карме, о реинкарнации.
– Я признаю как современную официальную медицину, так и несовременную, неофициальную. Моя практика показывает, что сочетание обоих подходов приносит хорошие результаты в лечении рака, – пояснил доктор.
Светлана Бережная в музыку погрузилась с пяти лет от роду. Казалось бы, для нее не существует ничего, кроме музыки, а в последние годы еще и административной работы с музыкантами. Ан нет, признается, что, часто бывая с концертами в Швейцарии, Италии (Бережная – известная в Европе органистка), познакомилась с теми современными течениями в западной философии, которые особое внимание уделяют духовной сущности человека. Она убеждена, что десятилетиями практиковавшееся в нашей стране официальное безбожие, охаивание любого упоминания о духовности нанесло большой урон нравственному здоровью нации. Светлана Бережная подчеркнула, что занимается йогой и о пользе медитации знает не понаслышке.
Несколько лет назад Светлана Бережная создала музыкальную программу « Антистресс. Релаксация».
– Мне многие предрекали провал. Говорили: « Что, в Кашпировского решила поиграть?» – вспоминает С. Бережная.
Однако программа обрела множество поклонников и до сих пор звучит в концертных залах. Как говорится, звезды сошлись: Барановский и Бережная осознали, что у них много общего во взглядах на мир и человека. А конкретнее на здоровье, на профилактику тяжелых недугов.
Лечить нужно не болезнь, а человека. Нужно перенаправить его сознание на позитив, на свою внутреннюю сущность. И здесь музыка может стать огромным подспорьем. Например, доказано, пояснил доктор Барановский, что рак щитовидной железы очень часто возникает вследствие расстройства гормональной функции организма. К нему сплошь и рядом приводят стрессы, в которые люди сами себя загоняют. Измени человек свое отношение к миру – и удастся избежать недуга. А по силе эмоционального воздействия мало что может сравниться с классической музыкой. Или другое, недавние исследования отечественных и зарубежных ученых показали, что кристаллы воды, из которой на 70 процентов состоит наше тело, обладают памятью, в том числе и на воздействие музыкой. Таким образом проект « Классическое искусство – здоровье нации» призван устранить глубинные причины заболеваний.
Выступления, вход на которые будет свободным для всех желающих, планируется строить так: Дмитрий Барановский на высоком профессиональном уровне, но доступно и увлекательно демонстрируя фото и видео, будет рассказывать о раке и методах его профилактики, а Светлана Бережная, исполняя на рояле произведения Моцарта, Баха и других выдающихся композиторов, проиллюстрирует главную мысль проекта: человек должен сам созидать свою духовную сущность. А высокий духовный настрой и телесное здоровье тесно взаимосвязаны.
Пока авторы проекта не определились, как долго они смогут его продолжать. И у Светланы Бережной, и у Дмитрия Барановского есть множество других обязательств. Но как бы там ни было, свою задачу они видят в том, чтобы заронить семя. Как оно взойдет и будет ли развиваться, покажет время.
У лифта в коридоре больницы - пустой кювез для новорожденных стоимостью как приличный автомобиль. Если проходящему мимо посетителю лечебного учреждения в силу хронической глупости или склонности к неконтролируемому вандализму придет в голову дернуть за свисающий шланг подачи кислорода или покрутить датчики, то кювез можно будет везти на помойку. В Уинской районной больнице Пермского края, построенной ЛУКОЙЛом за 300 миллионов рублей и напичканной высокотехнологичным оборудованием, за два года существования сменилось несколько главных врачей. Один из них проходил по уголовному делу за мошенничество, другой - Дмитрий Барановский - попытался начать лечить людей по правилам. Барановский продержался меньше полугода. За это время он нажил в Уинском и друзей, и врагов. Уже после увольнения организовал и провел в Уинском митинг за сохранение медицины. Вывел на главную площадь сотню человек. Нетипичный персонаж.
Больница с «приданым»
С безработным доктором-онкологом Дмитрием Барановским встречаемся в редакции. Он на день приехал в Москву встретиться с учредителями нового фонда Доктора Лизы, хочет заниматься паллиативной помощью. Барановскому 30 лет, выглядит лет на пять моложе, имиджево на начальника не тянет, на главного врача — тем более. У него теперь масса свободного времени — устроиться на работу в Перми ему за последние месяцы не удается.
Это странно, что в Перми не нужен доктор-онколог, проходивший ординатуру в онкоцентре им. Н.Н. Блохина на Каширке и поработавший там, автор 20 научных статей и монографий. Хотя если послушать доктора, то становится понятно, почему он не нужен.
«После учебы в Москве я вернулся в Пермь, здесь я родился, все близкие люди у меня в Перми. Отправил запрос в Министерство здравоохранения и мне сразу же предложили Уинскую районную больницу. Я сразу согласился. Когда ехал сюда, ожидал увидеть избушку на «курьих ножках», а увидел современную больницу на четыре с половиной тысячи квадратных метров, с новейшим оборудованием, с родильным отделением и хирургией с операционной эндоскопической стойкой за 15 миллионов. К этому прилагалась кредиторская задолженность на несколько миллионов, потому что оборудование простаивало, и больница ничего не зарабатывала. Рожать и оперировать, даже банальный аппендицит, отправляли в Кунгур, за сто километров от Уинского.
Жилья в Уинском мне не дали. Я в районной управе спросил, как быть. Мне ответили, что можно жить в больнице, а на большее рассчитывать не стоит. Поселился в пустующей палате гинекологического отделения, которое не работало — врача-гинеколога не было.
Справка «Новой
Уинский район входит в состав Пермского края России.
Районный центр — село Уинское — удален от города Перми на 174 км , от железнодорожной станции Чернушка — на 70 км , от железнодорожной станции Кунгур — на 100 км . Численность населения — 10 647 человек .
В первый день пошел осматривать больницу с предыдущим главврачом Гостюхиным. Он мне дела сдавал. Гостюхин уже был под следствием — его обвиняли в незаконном проведении конкурсов на закупку лекарств. В итоге суд присудил 200 тысяч штрафа и два года запрета на занятие руководящих должностей.
Ну вот ходим мы с Гостюхиным по больнице. На первом этаже стоит человек восточной наружности — какими-то пирожками торгует. Увидел меня, бросился навстречу и спрашивает: «А кому теперь платить?» Я не понял сначала: «У вас есть же договор на торговлю, вот по нему и платите». А он: «Да нет никакого договора, я всегда ему платил». И на Гостюхина показывает.
Позже ко мне пошли вереницей больные, которых, как оказалось, он «фильтровал» для дневного стационара за взятки. Они просто не понимали, как им теперь попасть в дневной стационар.
Еще бывший главный практиковал выписку премий сотрудникам больницы, а люди, когда эти премии получали, тихо несли ему наличными.
Самое страшное — все молчали и терпели. Лор-врач приходила ко мне и жаловалась, что Гостюхин требует с нее последний «взнос», и я как-то стал свидетелем такого звонка. Тут уже не выдержал, убедил ее, что без обращения в прокуратуру этот беспредел не закончится, и эта доктор написала заявление. И закрутилось.
Прокуратура потом выяснила, что Гостюхин для ремонта больнички в селе Суда сколотил бригаду из знакомых, получил деньги за работу, а ремонтом там и не пахло.
Дальше еще интересней. В первые дни стал знакомиться с коллективом, вызывал в кабинет и разговаривал. Дошла очередь до хирурга. Спрашиваю, что умеет оперировать. Она помялась и говорит: «Аппендицит могу». Через пару недель случился больной с аппендицитом. Ко мне прибегает старшая хирургическая сестра: «Вызывайте хирурга из Кунгура! Наша доктор оперировала аппендицит один раз, и то восемь часов. Больной чуть не помер». Доктора этого я вскоре отправил на стажировку в краевую больницу».
Оказалось, что в бухгалтерии штат в 180 человек обслуживало пять бухгалтеров и два экономиста с очень приличными зарплатами. А в краевой больнице на 1500 сотрудников работало 10 бухгалтеров. Главный бухгалтер к окладу в 30 тысяч получал еще столько же по дополнительному соглашению. Я спросил: «А какую дополнительную работу вы делаете?» В ответ получил молчание… и ликвидировал эту надбавку.
А зарплаты сотрудников? Одна педиатр со стажем получала по ведомости при полной загрузке 10 тысяч рублей, а другая — 80 тысяч. А у главного экономиста была еще и ставка дворника. Снег, это понятно, он не убирал…»
Барановский, получив в распоряжение очень специфическое наследство, решил выжать из имеющегося ресурса по-максимуму. В итоге у Уинской больницы появился слишком правильный главный врач.
Пермская медицина в цифрах и фактах
Из краткой характеристики состояния системы здравоохранения на территории Уинского муниципального района по итогам 2016 года:
«В Уинском районе увеличился показатель общей смертности (в абсолютных цифрах со 164 до 192 человек). Естественный прирост населения вновь отрицательный. По итогам 2016 года в запущенных стадиях в 100% случаях регистрируется рак пищевода, легких, желудка. Увеличились запущенные случаи рака головы и шеи, прямой кишки…
Медицинский информационно-аналитический центр министерства здравоохранения Пермского края отправил по медицинским учреждениям письмо следующего содержания: «Уважаемые коллеги! Направляем вам для анализа терапевтических участков еженедельный мониторинг смертности и вызовов скорой медицинской помощи. Напоминаем, что на одном участке не должно быть превышения рекомендованного минздравом показателей, а именно: не более 1 умершего и не более 11 вызовов скорой медицинской помощи в неделю».
В марте 2016 года бизнесмен и общественник Евгений Фридман публично потребовал отставки вице-премьера и министра здравоохранения Ольги Ковтун — соратницы прежнего губернатора Виктора Басаргина. Ковтун в одночасье не продлила контракты с 35 главными врачами региональных больниц.
В мае прошлого года жители с. Березовка и Березовского района Пермского края обратились к журналистам и в инстанции с открытым письмом. Они протестовали против закрытия хирургического отделения в Центральной районной больнице, которое только совсем недавно открылось после ремонта.
Кому нужен Барановский
Дмитрий Барановский. Фото: ura.ruВсе последующие пять месяцев он пытался оптимизировать отведенный ему участок здравоохранения по двум фронтам. Вскоре станет очевидно — представления о доступной медпомощи у молодого доктора и пермского минздрава диаметрально противоположные.
Но он успел. Короткая дистанция — не повод отказываться от разбега.
Больница начала зарабатывать. Идеальная операционная с эндоскопической стойкой плюс приглашенные хирурги из Перми в итоге принесли около миллиона прибыли за десяток прооперированных грыж, холециститов, аппендицитов и геморроя. Стали принимать роды. Всего девять уинцев родилось на своей малой родине — все без осложнений.
За все пришлось биться. За роды — труднее всего.
«Я не мог понять, почему при наличии в штате двух акушерок возят рожениц за 100 километров. Если роды стремительные, то хорошая акушерка и без врача справится. В больнице есть неонатолог, реаниматолог, все, чтобы заинтубировать ребенка. Однажды привезли вечером по скорой женщину — вот-вот родит. Я вы-звал старшую акушерку. Она пришла в больницу и говорит: «Принимать роды не буду. Пусть ноги крестом ставит и везите в Кунгур». Я ей: «Она же по дороге умереть может!» Акушерка наотрез отказалась. Еле успели женщину довезти до Кунгура — в коридоре приемного покоя родила. Я после этого акушерку уволил».
Эти эпизоды, которые шокировали доктора-идеалиста, были здесь нормой. Не для всех — для приспособившегося большинства.
Оказалось, что больница — мини-версия Родины, покалеченная равнодушной и скудоумной властью. Вскоре доктору дали понять, что он здорово заблуждается насчет того, что ему сойдут с рук попытки навести порядок.
Из пермского минздрава позвонили и стали отчитывать: «Что вы себе позволяете? Роды?» Он на все отвечал: «В федеральном законе написано, что гражданин имеет право получать медпомощь где захочет — по месту проживания, учебы, работы».
Барановский апеллировал к правам больных. Это было самое необычное в его поведении и самое неудобное.
Отстаивание прав больных — это ведь не только доступная помощь, это еще и уважение к страданию. А значит, нужно делать все, чтобы пациент не был лишь единицей отчетности в документах для ОМС.
Доктор Барановский стал менять стиль работы. Он начал проводить обходы больных с лечащим врачом и другими специалистами — до него это в больничной жизни не практиковалось. Раз в неделю устраивал врачебные конференции, чтобы анализировать сложные случаи. Короче, испытывал коллектив на прочность и профпригодность.
Глухое противостояние началось, когда он попросил бухгалтерию дать сводку по всем зарплатам и начислениям. Главный бухгалтер тут же ушла в отпуск по уходу за ребенком, причем за внуком, а остальные пять бухгалтеров коллективно объяснили, что в ведомостях не разбираются и зарплату начислять не знают как…
Барановский попросил у пермского минздрава помощи, прислали двух экономистов. Те залезли в компьютер, покопались полдня и тихо уехали. По телефону сказали, что начисление зарплат велось по двойной схеме, не автоматизированно, и они в этом разобраться не в силах. Тогда доктор нашел консалтинговую компанию. Разбор завалов занял две недели. На эти две недели Барановский задержал зарплату.
И именно это стало поводом для того, чтобы ряд обиженных коллег написали на него заявление в прокуратуру.
А он в это время продолжал налаживать работу. Из соседнего села пригласил гинеколога вести прием по выходным. В первый же приемный день выстроилась немыслимая очередь. После доктор сказала: «Я никогда не видела столько запущенных случаев».
Отправил запрос в пермский минздрав на выдачу лицензии по онкологической деятельности, собирался вести прием как онколог. А выяснив, что больница живет практически без дежурного врача, взял на себя эти дежурства. Пятнадцать в месяц. Зарплата на круг — 50 тысяч рублей.
С такими темпами нововведений он мог вылететь из больницы еще раньше. Но до него дошло, что в медицинских кругах бродит сплетня, что он — племянник губернатора, поэтому трогать его опасаются.
«А что вы отвечали на вопрос о родстве?» — «А я уклонялся. Говорил, что предпочитаю не обсуждать это».
Спустя пять месяцев работы Баранов-ского вызвали в минздрав и без комментариев вручили приказ об увольнении. К этому времени подоспела проверка прокуратуры на заявление сотрудников больницы. Выявили следующие нарушения:
- использовал палату гинекологического отделения в качестве жилого помещения (другого жилья управа ему не дала);
- заставлял уведомлять сотрудников о собственных больничных, которые они выдавали друг другу (после того как Барановский ввел эту норму, количество больничных с 66 в месяц снизилось до 20);
- сестра-хозяйка неоднократно стирала и гладила вещи главного врача (доктор отрицает);
- задержал зарплату на две недели (наводил порядок в бухгалтерии).
Прочитав результаты прокурорской проверки, лично я подумала, что если бы все главные врачи страны имели аналогичный вариант служебного компромата, то у нас был бы приближенный к стерильному административный ресурс.
«Где-то нас лечить надо?»
До Уинского, если ехать рейсовым автобусом, — четыре часа в один конец. Мы с доктором приезжаем из Перми в начале второго, в разгар рабочего дня. Но больница — самое новое и современное строение в Уинском — производит впечатление нежилой. В коридорах пусто и тихо. Идеальная чистота, светлая плитка на полу и двери в стерильные отделения на фотоэлементах. Бывшие коллеги здороваются с доктором через одного.
За время после увольнения Баранов-ского здесь произошло много чего: уволили исполняющего обязанности главного врача, который за короткий срок руководства успел выписать незаконно премии жене-рентгенологу, закрыть хирургическое, сократить койки и 36 сотрудников больницы.
Дмитрий Анатольевич решительно идет вверх. «Я хочу показать вам операционную». Через стеклянную стену видно, что вся аппаратура в операционной отключена, явно что-то уже вывезено. А в бывшей реанимации — склад медтехники. И оттого, что все стоит будто сваленная в кучу старая мебель — не укрытое пленкой, хаотично задвинутое по углам, — возникает ощущение, что все это современное оборудование уже никогда не заработает. Как и кювез, брошенный у лифта. Мы полчаса ходим по этажам. Из встреченных живых душ — несколько человек, ожидающих очереди в физио-кабинет на ингаляцию, этажом ниже — женщина у кабинета ЭКГ с мужской курткой на коленях.
Вера Николаевна Лобанова ждет мужа и рассказывает: «Больница эта хорошая. Вот у нас в Аспе (поселок в Уинском районе. — Н. Ч. ) больницу сократили, я теперь сюда на такси мужа вожу, автобусы только два раза в неделю ездят. Муж у меня сердечник. Туда-сюда смотаться 400 рублей. Не накатаешься. Сегодня на попутных добирались. Надо чтобы были койки нас лечить. Где-то нас лечить надо?»
Следующие собеседники — дежурная бригада скорой помощи.
В разговор вступают не слишком охотно. «Да какая у нас экстренная помощь! Мы — перевозка. Если что — у нас одно слово для всех болезней: Кунгур. Беременных — в Кунгур на консультацию, ИБС (ишемическая болезнь сердца. — Н. Ч. ) — на консультацию. И к хирургу везем, и на рентген. Травматолога у нас нет, кардиолог два раза в неделю по часу принимает, окулист тоже. Роды часто бывают. Но наши беременные привыкли, уже заранее сами все организуют. Сколько ехать? Если быстро — часа полтора. С ребенком несемся за час».
Главный врач Уинской больницы Вылегжанин работает месяц. У него огромный пустой кабинет без единой бумажки на столе.
Разговор с доктором получается короткий.
— У вас очень пусто в больнице. Отчего так?
— Народ всегда приходит утром. Около трехсот человек за день принимаем. Всех уже приняли.
— А сколько отправляете в Кунгур?
— Есть показания — отправляем, нет — не отправляем. Всю помощь оказываем согласно нормативам.
— У вас очень современная больница. Какие у нее перспективы?
— Хорошие. Эта больница будет жить и развиваться.
Уходим мы из больницы по пустому коридору. На первом этаже — ни души.
Весь центр Уинского можно обойти за полчаса. Центральная автобусная станция в кольце магазинов. Здесь красиво — у огромного пруда, примыкающего к сопке, выстроили подобие набережной. Если представить, что в этом месте есть нормальная работа, качественная больница и регулярное сообщение с большим миром, то жить здесь можно. Неплохо жить. Но со всем перечисленным местным не слишком везет.
Обходя Уинское, которое походит на фрагменты пазлов из разных коробок — разрушенные строения прошлого века и сайдинговые коробки для потребностей мелкого бизнеса на одной улице вперемешку, — заходим в старое здание больницы. Барановский, фотографируя большой холл с печкой-голландкой посредине в ошметках отслоившейся краски, опять заводит про свое: «Вы представляете, даже здесь была хирургия, а в новой больнице ее нет»…
В магазине для рыболовных снастей, продавщица на вопрос о больнице заводится с полоборота, не обращая внимания на покупателей: «Да вот как он уехал — вы уж простите, не знаю, как вас зовут (показывает на Барановского), все и посыпалось. У меня ребенок ключицу сломал, а лечить его некому. В Кунгур на скорой повезли. А там ему всего-то бинт в тугой жгут скрутили и плечо замотали. Зачем вся эта больница нужна, если тут такую ерунду сделать не могут? Отгрохали здание, а толку-то… Если у нас тут машина скорой сломается, то мы, считай, все, накрылись…»
Последняя наша встреча — с хирургической сестрой больницы. До хутора, где она живет, по лесной дороге несколько километров. Женщина ждет нас у магазина и сразу начинает рассказывать все, ради чего ждала нас: «Меня зовут Сагура Саводиевна Лужбина. Я 36 лет проработала сестрой хирургического отделения. Когда доктор к нам приехал, хирургию собирались закрывать, а с ним мы оперировать начали. Но нашим докторам не понравилось, что он урезал их ставки. Его убрали, и нас — 36 человек из больницы — сократили с 1 апреля. Люди в поселке недовольны. Нам говорят — реорганизация. Но большинство — за нашего доктора. Он в город людей в онкологию направлял, собирался отделение реабилитации открывать. Я и сейчас пойду за ним, если позовет работать…» На прощание женщина протягивает мне листочки — резолюцию митинга, с подписями односельчан.
Организовать протестный митинг уже после собственного увольнения — это последнее, что успел сделать доктор Барановский для уинцев. Создал прецедент — раньше в пермской глубинке по поводу развала медицины не протестовали. Он успел сказать в мегафон своим бывшим пациентам, что права на достойную медицину надо отстаивать и за больницу надо бороться. Подписалось под резолюцией чуть меньше сотни не слишком здоровых уинцев. В итоге полиция задержала Барановского.
Короче, плохим главным врачом оказался Дмитрий Барановский. Плохим — с точки зрения системы. Боролся за доступную помощь, а должен был за экономическую целесообразность. С целесообразностью у него не срослось. Из принятых в больнице восьми родов ОМС не оплатил ни одни по причине отсутствия на родах обязательного по нормативам врача акушера-гинеколога. Ведь логика любой оптимизации — это чтобы цифры сходились, и поэтому пусть рожающую женщину в ночи везут на раздолбанной машине скорой за сто километров от современнейшей больницы. Она стерпит.
Больница в Уинском — это неизбывная потемкинская деревня. Это фантом, прикрывающий воинствующее равнодушие власти к собственным гражданам. И уникальная патологическая убежденность местного начальничка, местной тетеньки из бухгалтерии с тройным окладом, местного чиновника, что уж они-то ни при каких обстоятельствах не попадут в переплет, когда хирург в уинской больнице окажется их единственно возможным шансом не сдохнуть от прорвавшегося перитонита.
На прощание спрошу у доктора, почему он так отчаянно бьется за больницу. Очевидно же, что проиграет. Уже проиграл. Он ответит непростительно банальной фразой: «Мне очень жалко людей».
P.S.
За минувшие месяцы в жизни Дмитрия Анатольевича произошли следующие события:
Кировский районный суд отказал док-тору в удовлетворении иска к Уинской больнице. Доктор требовал признать факт его работы как дежурного врача и зафиксировать его в трудовой книжке.
В окно квартиры, где он живет с семьей, влетела здоровая глыба льда.
Попытки найти работу по специальности в Перми оказались безуспешными.
Прокуратура Уинского района признала незаконным закрытие родильного отделения больницы.
В феврале в небольшом поселке Уинское Пермского края произошло необычное для тех мест событие: несколько десятков жителей вышли на митинг против сокращения сотрудников местной больницы. Протестующие также требовали отставки министра здравоохранения Пермского края Дмитрия Матвеева.
Людей на улицу вывел бывший главный врач Уинской больницы Дмитрий Барановский, которого уволили за полгода до начала сокращений. Конфликт с Минздравом не только принес Барановскому штрафы, но и лишил его работы: по словам бывшего главного врача Уинской больницы, теперь его не принимают даже на более низкие должности.
Дмитрий Барановский проработал главным врачом Уинской больницы всего несколько месяцев. До назначения в Пермский край он учился в Москве, закончил ординатуру при Центре онкологии имени Н. Н. Блохина, а затем работал в департаменте регистрации медицинских изделий. Когда в феврале прошлого года в Пермский край был назначен новый губернатор Максим Решетников, Барановский решил вернуться в родной город и найти работу там.
Дмитрий Барановский пошел против местного Минздрава и остался без работы
– Во время предвыборной кампании Решетников обещал строительство фельдшерско-акушерских пунктов, поликлиник, доступную медицинскую помощь жителям сельских территорий, – говорит Барановский. – Мне все это очень импонировало. И я подумал: "Почему бы не поработать в том городе, где я когда-то жил?"
В пермском онкодиспансере не оказалось свободных мест, поэтому Барановскому предложили должность главного врача в Уинской районной больнице. По его словам, он был очень удивлен, когда приехал туда: в селе была роскошная по местным меркам трехэтажная больница с оборудованием, которое и в городе не везде можно встретить. Эту больницу построила компания "Лукойл", вложив в нее более 300 млн рублей. Предполагалось, что под одной крышей будут работать сразу восемь разных отделений, в том числе хирургическое, гинекологическое, патологии беременных, родовспоможения. Однако оптимизация здравоохранения привела к закрытию роддома, и теперь все роженицы должны ехать в соседний город Кунгур, который находится почти в сотне километров от Уинского.
– Я был против закрытия роддома, – говорит Барановский. – За то время, что я был главным врачом, в больнице приняли девять родов. Я также нашел способ использовать то оборудование, которое раньше простаивало в больнице зря: мы набирали группу пациентов, человек двадцать, и приглашали к нам хирурга, который проводил операции на
нашем оборудовании.
По словам врача, проблемы на новой работе начались после конфликта с одной из чиновниц, которая работает в сфере здравоохранения Пермского края. После этого конфликта в больницу пришли с прокурорской проверкой и нашли много необычных вещей. Например, все время работы главврач больницы жил в палате отделения гинекологии: муниципальные власти не предоставили ему никакого жилья, поэтому он был вынужден жить в больнице. Кроме того, во время проверки выяснилось, что одна медсестра стирала его личные вещи, а другая носила ему еду в кабинет. Барановский говорит, что и правда жил в палате, но никто ему не стирал и еду не носил.
– О привлечении кадров в сельские территории сейчас много говорится в правительстве. Но в реальности мы сталкиваемся с совершенно другой ситуацией. Не только я был вынужден жить в больнице. Все хирурги, которые приезжали к нам, тоже жили в палатах. Муниципалитет не делает ничего, чтобы привлечь специалистов на свою территорию, – поясняет он.
Барановского уволили в августе без объяснения причины через пять месяцев работы в должности главврача. На запрос Радио Свобода в Министерство здравоохранения Пермского края о причинах увольнения главного врача Уинской больницы ответов не пришло.
После увольнения Барановский просил принять его в ту же больницу дежурным врачом, но получил отказ. Эту информацию в Минздраве также не прокомментировали. Новый глава больницы Сергей Вылегжагин взял курс на оптимизацию и объявил о сокращении 66 ставок и закрытии роддома. Именно после этого Дмитрий Барановский организовал митинг, чтобы привлечь внимание к проблемам в сельской медицине. Но сокращение в больнице все же произошло, несмотря на вмешательство районной прокуратуры: ведомство внесло представление об устранении нарушений законодательства об охране здоровья. 1 апреля в больнице сократили 33 ставки.
– Сокращения коснулись фельдшеров ФАПов, медсестер, водителей и санитаров, – говорит Барановский. – Несколько анекдотично смотрится ситуация, когда 33 ставки сократили, но при этом в штате больницы работают пять бухгалтеров.
За участие в санкционированном митинге Барановского оштрафовали
Радио Свобода не удалось связаться с новым главным врачом Уинской больницы Сергеем Вылегжаниным, но ранее он говорил изданию URA.RU, что под сокращение попадают только медсестры и прочий персонал. По его словам, это не влияет на оказание медицинской помощи. "Мы стараемся улучшить медицинскую помощь. И в целом по доступности у нас положительная динамика", – рассказал Сергей Вылегжанин журналистам URA.RU.
Валентина, одна из пациенток, которая тоже принимала участие в митинге, рассказала РС, что на днях главный врач пообещал снова открыть стационар, и теперь она всем довольна. "Лично я не чувствую изменений после сокращения работников больницы", – говорит Валентина.
В марте экс-главврачу Дмитрию Барановскому присудили два штрафа по 10 тысяч рублей за нарушения в проведении согласованного митинга. Кроме того, он так и не смог устроиться на работу ни в одну больницу.
– После этой истории меня больше не берут на работу, – говорит Барановский. – Я хотел уехать даже в Магаданскую область, чтобы работать хотя бы врачом. Но министр здравоохранения Магаданской области сказала мне, что пермский министр дал обо мне достаточно нелестные отзывы, и поэтому я им не подхожу. Пермское министерство
создало такие условия, в которых я, к сожалению, нигде не могу устроиться на работу.
Оптимизация туалетной бумаги
После митинга Дмитрий создал проект "ЗдравоСохранение" – это группа в "ВКонтакте", куда может написать любой, кто столкнулся с проблемами в системе здравоохранения. А сам Дмитрий, по мере своих возможностей, пытается решить эти проблемы. Он является членом Ассоциации онкологов России, Российской ассоциации паллиативной медицинской помощи и членом регионального штаба Народного фронта Пермского края. Используя этот статус, он проводит неофициальные проверки медицинских учреждений края, а затем рассказывает о проблемах, которые там нашел.
Обычно это новые, но не работающие ФАПы, закрытые роддома, противозаконное объединение круглосуточных стационаров с поликлиниками. Но иногда встречаются и вовсе абсурдные плоды оптимизации и экономии. Так, в одной районной больнице посетителям предлагали использовать вместо туалетной бумаги листки учета пациентов с их персональными данными. В ФАПе этого же поселения не оказалось ни электрокардиографа, ни аспирина. Не было даже компьютера.
– Программы оптимизации и маршрутизации губят сельские больницы, – говорит Барановский. – Согласно маршрутизации, пациенты с определенными заболеваниями должны отправляться в городские больницы. В этом есть смысл, так как в сельской больнице, конечно, не сделают нейрохирургическую операцию при опухоли головного
мозга. Но в то же время более простые операции вполне реально провести и в районной больнице. Например, сделать аппендэктомию или принять роды. Но мы вынуждены направлять значительное количество больных в центр, поэтому сельские больницы не получают деньги за вылеченных пациентов, растет кредиторская задолженность, врачи не приезжают в сельские больницы из-за отсутствия работы.
Сократить и укрупнить
Сельские больницы стали первыми претендентами на сокращение
Реформа здравоохранения проходит в России последние 17 лет. Одно из направлений реформы – оптимизация системы, то есть сокращение или реорганизация неэффективных медицинских учреждений. Особое влияние "оптимизация" оказала на сельские территории, где оборот пациентов не такой большой, как в крупных городах. То есть менее эффективные сельские больницы стали первыми претендентами на сокращение.
Согласно данным Минздрава за 2016 год, на 10 тысяч сельских жителей приходится 15 врачей, 55 сотрудников среднего медперсонала и 40 коек. В Москве на 10 тысяч пациентов приходится 42 врача, 75 сотрудников среднего медперсонала и 58 коек.