Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Ночь нежна
Книга первая
В одном приятном уголке Французской Ривьеры, на полпути от Марселя к итальянской границе, красуется большой розовый отель. Пальмы услужливо притеняют его пышущий жаром фасад, перед которым лежит полоска ослепительно яркого пляжа. За последние годы многие светские и иные знаменитости облюбовали это место в качестве летнего курорта; но лет десять назад жизнь здесь почти замирала с апреля, когда постоянная английская клиентура откочевывала на север. Теперь вокруг «Hotel des Etrangers» Госса теснится много современных построек, но к началу нашего рассказа лишь с десяток стареньких вилл вянувшими кувшинками белели в кущах сосен, что тянутся на пять миль, до самого Канна.
Отель и охряный молитвенный коврик пляжа перед ним составляли одно целое. Ранним утром взошедшее солнце опрокидывало в море далекие улицы Канна, розоватые и кремовые стены древних укреплений, лиловые вершины Альп, за которыми была Италия, и все это лежало на воле, дробясь и колеблясь, когда от покачивания водорослей близ отмели набегала рябь. В восьмом часу появлялся на пляже мужчина в синем купальном халате; сняв халат, он долго собирался с духом, кряхтел, охал, смачивал не прогревшейся еще водой отдельные части своей особы и, наконец, решался ровно на минуту окунуться. После его ухода пляж около часу оставался пустым. Вдоль горизонта ползло на запад торговое судно; во дворе отеля перекрикивались судомойки; на деревьях подсыхала роса. Еще час, и воздух оглашался автомобильными гудками с шоссе, которое петляло в невысоких Маврских горах, отделяющих побережье от Прованса, от настоящей Франции.
В миле к северу, там, где сосны уступают место запыленным тополям, есть железнодорожный полустанок, и с этого полустанка в одно июньское утро 1925 года небольшой открытый автомобиль вез к отелю Госса двух женщин, мать и дочь. Лицо матери было еще красиво той блеклой красотой, которая вот-вот исчезнет под сетью багровых прожилок; взгляд был спокойный, но в то же время живой и внимательный. Однако всякий поспешил бы перевести глаза на дочь, привороженный розовостью ее ладоней, ее щек, будто освещенных изнутри, как бывает у ребенка, раскрасневшегося после вечернего купанья.
Покатый лоб мягко закруглялся кверху, и волосы, обрамлявшие его, вдруг рассыпались волнами, локонами, завитками пепельно-золотистого оттенка.
Глаза большие, яркие, ясные, влажно сияли, румянец был природный - это под самой кожей пульсировала кровь, нагнетаемая ударами молодого, крепкого сердца. Вся она трепетала, казалось, на последней грани детства: без малого восемнадцать - уже почти расцвела, но еще в утренней росе.
Когда внизу засинело море, слитое с небом в одну раскаленную полосу, мать сказала:
Я почему-то думаю, что нам не понравится здесь.
По-моему, уже вообще пора домой, - отозвалась дочь.
Они говорили без раздражения, но чувствовалось, что их никуда особенно не тянет и они томятся от этого - тем более, что ехать куда попало все же не хочется. Искать развлечений их побуждала не потребность подстегнуть усталые нервы, но жадность школьников, которые, успешно закончив год, считают, что заслужили веселые каникулы.
Дня три пробудем, а потом домой. Я сразу же закажу по телеграфу каюту.
Переговоры о номере в отеле вела дочь; она свободно говорила по-французски, но в самой безупречности ее речи было что-то заученное.
Когда они водворились в больших светлых комнатах на первом этаже, девушка подошла к стеклянной двери, сквозь которую палило солнце, и, переступив порог, очутилась на каменной веранде, опоясывавшей здание. У нее была осанка балерины; она несла свое тело легко и прямо, при каждом шаге не оседая книзу, но словно вытягиваясь вверх. Ее тень, совсем коротенькая под отвесными лучами, лежала у ее ног; на миг она попятилась - от горячего света больно стало глазам. В полусотне ярдов плескалось Средиземное море, понемногу отдавая беспощадному солнцу свою синеву; у самой балюстрады пекся на подъездной аллее выцветший «бьюик».
Все кругом словно замерло, только на пляже шла хлопотливая жизнь. Три английские нянюшки, углубясь в пересуды, монотонные, как причитания, вязали носки и свитеры викторианским узором, модным в сороковые, в шестидесятые, в восьмидесятые годы; ближе к воде под большими зонтами расположились с десяток мужчин и дам, а с десяток их отпрысков гонялись по мелководью за стайками непуганых рыб или же лежали на песке, подставив солнцу голые, глянцевитые от кокосового масла тела.
Розмэри не успела выйти на пляж, как мимо нее промчался мальчуган лет двенадцати и с ликующим гиканьем врезался в воду. Под перекрестным огнем испытующих взглядов она сбросила халат и последовала его примеру. Проплыв несколько ярдов, она почувствовала, что задевает дно, стала на ноги и пошла, с усилием преодолевая бедрами сопротивленье воды. Дойдя до места, где ей было по плечи, она оглянулась; лысый мужчина в трусиках и с моноклем, выпятив волосатую грудь и втянув нахально выглядывающий из трусиков пуп, внимательно смотрел на нее с берега. Встретив ее ответный взгляд, мужчина выронил монокль, который тут же исчез в курчавых зарослях на его груди, и налил себе из фляжки стаканчик чего-то.
Розмэри опустила лицо в воду и быстрым кролем поплыла к плоту. Вода подхватила ее, любовно спрятала от жары, просачиваясь в волосы, забираясь во все складочки тела. Розмэри нежилась в ней, барахталась, кружилась на месте. Наконец, запыхавшаяся от этой возни, она добралась до плота, но какая-то дочерна загорелая женщина с очень белыми зубами встретила ее любопытным взглядом, и Розмэри, внезапно осознав собственную белесую наготу, перевернулась на спину, и волны понесли ее к берегу. Как только она вышла из воды, с ней сейчас же заговорил волосатый мужчина с фляжкой.
Имейте в виду, дальше плота заплывать нельзя - там могут быть акулы. - Национальность его трудно было определить, но по-английски он говорил, слегка растягивая слова на оксфордский манер. - Вчера только они сожрали двух моряков с флотилии, которая стоит в Гольф-Жуан.
Боже мой! - воскликнула Розмэри.
Они охотятся за отбросами, знают, что вокруг флотилии всегда есть чем поживиться.
Сделав стеклянные глаза в доказательство того, что заговорил лишь из желания предостеречь ее, он отступил на два крошечных шажка и налил себе еще стаканчик.
Приятно смущенная приливом общего внимания, который она ощутила во время этого разговора, Розмэри оглянулась в поисках места. По-видимому, каждое семейство считало своей собственностью клочок пляжа вокруг зонта, под которым оно расположилось; кроме того, от зонта к зонту летели замечания, шутки, время от времени кто-нибудь вставал и переходил к соседям - словом, тут царил дух замкнутого сообщества, вторгнуться в которое было бы неделикатно. Чуть подальше, там, где берег усеян был галькой и обрывками засохших водорослей, Розмэри заметила группу людей с кожей, еще не тронутой загаром, как у нее самой. Вместо огромных пляжных зонтов они укрывались под обыкновенными зонтиками и выглядели новичками на этом берегу. Розмэри отыскала свободное местечко посередине между темнокожими и светлокожими, разостлала на песке свой халат и улеглась.
Сперва она только улавливала неясный гул голосов, слышала скрип шагов, огибавших ее распростертое тело, да по мельканию теней угадывала, когда кто-то, проходя, на миг загораживал солнце. Какой-то любопытный пес обдал ей шею теплым, частым дыханием; от горячего солнца уже саднило кожу, а над ухом звучало тихое, утомленное «оххх» отползающих волн. Мало-помалу она стала различать отдельные голоса и даже выслушала целую историю о том, как некто, презрительно названный «этот тип Норт», вчера похитил официанта в одном каннском кафе, чтобы распилить его надвое. Рассказчица была седая особа в вечернем туалете; она, видимо, не успела переодеться после вчерашнего вечера: волосы ее украшала диадема, а с плеча уныло свешивался увядший цветок. Охваченная безотчетной антипатией к ней и ее спутникам, Розмэри повернулась к ним спиной.
С другой стороны, совсем неподалеку, лежала под зонтом молодая женщина, что-то выписывавшая из раскрытой на песке книги. Она спустила с плеч лямки купального костюма, и ее обнаженная спина блестела на солнце; нитка матового жемчуга оттеняла ровный апельсинно-коричневый загар. В красивом лице было что-то жесткое и в то же время беспомощное. Ее глаза безразлично скользнули по Розмэри. Рядом сидел стройный мужчина в жокейской шапочке и трусиках в красную полоску; дальше та белозубая женщина, которую Розмэри заметила на плоту; она сразу увидела Розмэри и, как видно, узнала. Еще дальше - мужчина в синих трусиках, с длинным лицом и открытой солнцу львиной гривой был занят оживленной беседой с молодым человеком явно романского происхождения в черных трусиках; разговаривая, они перебирали песок, выдергивая кусочки засохших водорослей. Почти все они были, видимо, американцы, но что-то отличало их от тех американцев, с которыми ей приходилось в последнее время встречаться.
Немного спустя ей стало ясно, что человек в жокейской шапочке разыгрывает перед своей компанией какую-то комическую сценку; он с важным видом разгребал граблями песок и при этом говорил что-то, видимо, очень смешное и никак не вязавшееся с невозмутимо серьезным выражением его лица.
Дошло до того, что уже каждая его фраза, едва ли не каждое слово стали вызывать взрыв веселого хохота. Даже те, кто, как и Розмэри, находился слишком далеко, наставляли антеннами уши, стараясь уловить не долетавшие до них слова, и единственным человеком на всем пляже, который оставался равнодушным к происходящему, была молодая женщина с жемчугом на шее. Она, быть может, из собственнической скромности, лишь ниже склонялась над своими выписками после каждой вспышки веселья.
А вы здорово плаваете.
Розмэри запротестовала.
Нет, кроме шуток. Моя фамилия Кампион. Тут есть одна дама, она вас на прошлой неделе видела в Сорренто и говорит, что знает, кто вы, и очень хотела бы с вами познакомиться.
Розмэри, скрывая досаду, оглянулась и увидела, что все светлокожие выжидательно на нее смотрят. Она неохотно встала и пошли к ним.
Миссис Абрамс… Миссис Маккиско… Мистер Маккиско… Мистер Дамфри…
А мы знаем, кто вы, - сказала дама в вечернем туалете. - Вы Розмэри Хойт, я в Сорренто сразу вас узнала и спросила у портье, и мы все в восторге от вас и от вашего фильма и хотели бы знать, почему вы не в Америке и не снимаетесь еще в каком-нибудь таком же дивном фильме.
Они суетливо задвигались, освобождая ей место. Узнавшая ее дама вопреки своей фамилии была не еврейка. Она принадлежала к породе тех «свойских старушек», которые благодаря превосходному пищеварению и полной душевной глухоте остаются законсервированными на два поколения вперед.
Нам хотелось предупредить вас, чтоб вы были поосторожнее с солнцем, - продолжала щебетать дама, - в первый день легко обжечься, а вам нужно беречь свою кожу, но здесь все так цирлих-манирлих, на этом пляже, что мы побоялись, а вдруг вы обидитесь.
Мы думали, вы, может быть, тоже участвуете в заговоре, - сказала миссис Маккиско. Это была сокрушительно-напористая молодая особа с хорошеньким личиком и оловянными глазами. - Тут не разберешь, кто участвует, а кто нет. Мой муж целый час очень любезно разговаривал с одним господином, а оказалось, он один из главных участников, чуть ли не второе лицо.
В заговоре? - недоуменно спросила Розмэри. - Разве существует какой-то заговор?
Душенька, откуда же нам знать? - сказала миссис Абрамс с конвульсивным смешком, характерным для многих толстых женщин. - Мы-то, во всяком случае, не участвуем. Мы галерка.
Мистер Дамфри, белобрысый молодой человек женственного склада, вставил:
«Мамаше Абрамс любой заговор нипочем», - на что Кампион погрозил ему моноклем и сказал:
Но, но, Ройял, не надо злословить.
Розмэри беспокойно поеживалась, сожалея, что матери нет рядом. Эти люди были ей несимпатичны, особенно когда она невольно сравнивала их с интересной компанией в другом конце пляжа. Ее мать обладала скромным, но безошибочным светским тактом, который позволял быстро и умело выходить из затруднительных положений. А Розмэри очень легко попадала в такие положения, чему виной была сумбурная смесь французского воспитания с наложившимся позднее американским демократизмом - тем более что знаменитостью она сделалась всего лишь полгода назад.
Мистеру Маккиско, сухопарому господину лет тридцати, рыжему и в веснушках, упоминание о «заговоре» явно не нравилось. Он сидел лицом к морю и смотрел на волны, но тут, метнув быстрый взгляд на жену, повернулся к Розмэри и сердито спросил ее:
Давно приехали?
Сегодня только.
Должно быть, он счел, что этим уже дано разговору другое направление, и взглядом призвал остальных продолжать в том же духе.
Думаете пробыть здесь все лето? - невинно спросила миссис Маккиско. - Если так, вы, вероятно, увидите, чем кончится заговор.
Ради бога, Вайолет, довольно об этом! - взвился ее супруг. - Найди себе, ради бога, другую тему!
Миссис Маккиско склонилась к миссис Абрамс и проговорила громким шепотом:
У него нервы.
Никаких у меня нет нервов, - зарычал мистер Маккиско. - Вот именно, никаких.
Он явно кипятился - бурая краска расползлась по его лицу, смешав все доступные этому лицу выражения в какую-то неопределенную кашу. Смутно чувствуя это, он поднялся и пошел в воду. Жена догнала его на полпути, и Розмэри, воспользовавшись случаем, последовала за ними.
Сделав несколько шагов, мистер Маккиско шумно втянул в себя воздух, бросился вплавь и отчаянно заколотил вытянутыми руками по воде, что, по-видимому, должно было изображать плаванье кролем. Очень скоро воздуха ему не хватило, он встал на ноги и оглянулся, явно удивленный, что все еще находится в виду берега.
С дыханием у меня не ладится. Не знаю, как правильно дышать. - Он вопросительно смотрел на Розмэри.
Выдох делается под водой, - объяснила Розмэри. - А на каждый четвертый счет вы поднимаете голову и делаете вдох.
Все остальное для меня пустяки, вот только дыхание. Поплывем к плоту?
На плоту, мерно покачивавшемуся от движения волн, лежал человек с львиной гривой. Как только миссис Маккиско ухватилась за край настила, плот неожиданно накренился и сильно толкнул ее в плечо, но человек с львиной гривой вскочил и помог ей влезть.
Я испугался, как бы вас не стукнуло по голове.
Голос его звучал неуверенно и даже робко; Розмэри удивило необыкновенно печальное выражение его лица, скуластого, как у индейца, с длинной верхней губой и огромными, глубоко запавшими глазами цвета темного золота. Свои слова он произнес одной стороной рта, как будто надеялся, что они дойдут до миссис Маккиско каким-то кружным путем и это умерит их силу. Минуту спустя он прыгнул в воду, и его длинное тело, неподвижно распластавшись на волне, пошло к берегу.
Страниц: 348
Год издания: 2008
Язык: русский
Описание книги Ночь нежна:
Фицджеральд с изощренность и остротой описал сложную человеческую трагедию, замешанную на любви. Дик Дайвер – многообещающий врач-ученый и просто отличный человек. Николь – наследница внушительного состояния, мать двоих детей и пациентка психиатрической лечебницы. Он пытается помочь пациентке и любимой жене, купая ее в брызгах шампанского, развлечениях, лоске, растрачивая собственный талант и жизнь. Но все это становится известным походу чтения книги. Прежде всего читатель знакомится с молоденькой актрисой Розмари, от лица которой ведется повествование. Девушка буквально с первого взгляда влюбляется в эту пару на одном из пляжей Ривьеры. Она не знает, какая история кроется за семьей Дайверов. Внешнее счастье и улыбки прячут внутреннюю боль и предчувствие приближающегося конца.
Дальше раскроется тяжелая травма, причиняющая страдания Николь, и станет понятно, насколько ее внутренний мир поврежден. История Дика будет еще драматичнее, ведь с каждым годом он теряет себя. Окажется, что жизнь, которой он жил все это время, ему чужда. Осознание придет слишком поздно, когда многое будет потеряно.
Нельзя сказать, что роман раскрывает конкретную тему: тут и страсть, и отчаяние, и любовь, и наваждение, и самообман.
У нас на сайте вы можете читать книгу Ночь нежна
онлайн полностью бесплатно и без регистрации в электронной библиотеке Enjoybooks, Rubooks, Litmir, Loveread.
Понравилась книга? Оставьте отзыв на сайте, делитесь книгой с друзьями в социальных сетях.
1925 г. Розмэри Хойт, молодая, но уже знаменитая после успеха в фильме «Папина дочка» голливудская актриса, вдвоем с матерью приезжает на Лазурный берег. Лето, не сезон, открыт лишь один из многочисленных отелей. На пустынном пляже две компании американцев: «белокожие» и «темнокожие», как назвала их про себя Розмэри. Девушке гораздо симпатичнее «темнокожие» - загорелые, красивые, раскованные, они в то же время безупречно тактичны; она охотно принимает приглашение присоединиться к ним и тотчас немного по-детски влюбляется в Дика Дайвера, душу этой компании. Дик и его жена Николь - здешние обитатели, у них дом в деревушке Тарм; Эйб и Мэри Норт и Томми Барбан - их гости. Розмэри очарована умением этих людей жить весело и красиво - они постоянно устраивают забавы и шалости; от Дика Дайвера исходит добрая мощная сила, заставляющая людей подчиняться ему с нерассуждающим обожанием… Дик неотразимо обаятелен, он завоевывает сердца необычайной внимательностью, подкупающей любезностью обращения, причем так непосредственно и легко, что победа одерживается прежде, чем покоренные успевают что-либо понять. Семнадцатилетняя Розмэри вечером рыдает на материнской груди: я влюблена в него, а у него такая замечательная жена! Впрочем, Розмэри влюблена и в Николь тоже - во всю компанию: таких людей она раньше не встречала. И когда Дайверы приглашают её поехать с ними в Париж провожать Нортов - Эйб (он композитор) возвращается в Америку, а Мэри направляется в Мюнхен учиться пению, - она охотно соглашается.
В Париже во время одной из головокружительных эскалад Розмэри говорит себе: «Ну вот и я прожигаю жизнь». Бродя с Николь по магазинам, она приобщается к тому, как тратит деньги очень богатая женщина. Розмэри ещё сильнее влюбляется в Дика, и у него едва хватает сил сохранить имидж взрослого, вдвое старшего, серьезного человека - он отнюдь не безучастен к чарам этой «девушки в цвету»; полуребенок, Розмэри не понимает, какую лавину обрушила. Между тем Эйб Норт пускается в запой и, вместо того чтобы уехать в Америку, в одном из баров провоцирует конфликт американских и парижских негров между собой и с полицией; расхлебывать этот конфликт достается Дику; разборка увенчивается трупом негра в номере Розмэри. Дик устроил так, что репутация «Папиной дочки» осталась незапятнанной, - дело замяли, обошлось без репортеров, но Париж Дайверы покидают в спешке. Когда Розмэри заглядывает в дверь их номера, она слышит нечеловеческий вой и видит искаженное безумием лицо Николь: она уставилась на перемазанное кровью одеяло.
Купить электроннуюТрудно представить себе более неудачливого писателя, чем . Заложник собственного гения, искрометного окружения и пагубной зависимости, Фицджеральд, кажется, был обречен на печальный исход. Он так и не смог стать в один ряд с великими классиками его времени, о нем вспоминают лишь во вторых рядах, а любой проходящий мимо едва ли назовет другое его произведение, кроме « ». Трагическая реальность словно вторила его собственной жизни во всех его произведениях. Поставив непосильно высокую планку для себя самого в начале карьеры, писатель так и не сумел вернуться на свой прежний уровень, даже, несмотря на то, что свое произведение «Ночь нежна» он считал самым лучшим из всего им написанного. Но общественность придерживалась кардинально другого мнения. Ближайший друг и соратник - Эрнест Хемингуэй - несколько критично относился к этому труду, редакторы не хотели публиковать произведение и множество раз отправляли его на доработку. Скотт Фицджеральд при жизни так и не стал свидетелем успеха своего романа, к большому огорчению, он, наверное, не стал бы им, будь ему отмерено судьбой прожить даже на несколько десятков лет дольше. Но причину стоит искать не в художественной плоскости, а скорее в в воле самой Судьбы!
О чем книга?
«Ночь нежна» охватывает временной отрезок из жизни Дика Дайвера, равный около 10-ти годам. Дик - блистательный психиатр, однако при этом за душой у него нет особых средств, но благодаря успешному браку с Николь на него нисходит почет, уважение и успех. Она была его пациенткой - больная шизофренией, Николь постепенно раскидывала паутину собственного расстройства и гедонизма, в которой погрязла вместе с мужем. У персонажей Дика и Николь существовали абсолютно реальные прототипы, жизнь которых Фицджеральд и взял за основу своего произведения.
Но в гораздо большей степени прототипом Дика и Николь являлся сам Скотт и его жена Зельда, также психически неустойчивая особа с переменным характером и со всеми вытекающими из такого состояния проблемами. Едва ли Фицджеральд осознавал эту особенность своих персонажей, однако судьба распорядилась именно таким трагическим образом. Тем не менее, нельзя упрекнуть его в том, как была написана книга! Он с завидным мастерством и болезненной реалистичностью передает переход к доминированию в отношениях Дика и Николь: вначале Николь во всем полагается на Дика и позволяет ему вести ее по трудным жизненным закоулкам, но как только ей удается воспрять и «опериться», она трансформируется в узурпатора отношений, и уже Дик становится жертвой воспаленного эго жены и потери собственного смысла жизни. Невозможно абсолютно равнодушно следить за тем, по какой параболе движутся их отношения, а также за тем, как Николь использует свой недуг для манипуляции мужем. В начале складывается впечатление, что в таком поведении Николь нет никакой преднамеренной цели, но со временем приходит понимание, чего им обоим стоило столь долгое выздоровление.
Но и Дик повинен в том, что он в итоге впал в немилость своей жены. С тех самых пор, как он впервые встречает Николь, он чувствует себя вполне удовлетворенным своей работой, однако их брак лишь отчасти продиктован романтическими соображениями с обеих сторон, в то время как в большей степени на их союз повлиял совет сестры о том, что Николь остро нуждается в крепком и надежном плече. Отныне Дик кардинально меняет свою социальную роль профессионального медика в пользу обычного партнера и компаньона. Последующие годы пара проводит за беззаботными развлечениями и постоянными встречами и знакомствами; Дик все меньше уделяет времени и сил психиатрической практике, что логически ведет к падению уровня жизни и доходов. Такое положение дел вполне объяснимо ведет к полной иррелевантности того, какой Дик представлял себе жизнь, и в которой он непосредственно оказался.
Мораль
Непостоянство и нестабильность в отношениях четы Дайверов очень ярко подтверждается их кочующим образом жизни: они чередуют один курорт за другим, перебирают слух за слухом - это и становится основой их жизни. Люди, которые встречаются им по жизни, вряд ли чем-то радикально отличаются от Дайверов: они настолько же ленивы, закрыты от развития и лишены существенных целей; все их пересуды скупы и скучны, а действия - смехотворны. Впрочем, Дик делает попытки вырваться из такого замкнутого круга - он находит несмелую психологическую отдушину в виде молодой актрисы Розмари. Но их роман, как бы странно это ни выглядело, тоже обречен, потому как Розмари, несмотря на свое заработанное состояние, в отличие от унаследованного Николь, предлагает Дику очередной путь в нереальный мир, который уже давно покалечил душу доктора. В конце концов, уровень профессиональной несостоятельности Дика доходит до такой точки, когда ему попросту приходится оборвать все связи с его окружением. В результате он полностью теряет свою индивидуальность и уважение человека, для которого он ранее был целым миром.
Неудачи преследовали Фицджеральда и во время написания романа «Ночь нежна». Свою работу он начал еще в бурные 20-ые, задумав описать царившую в то время эпоху джаза, разгульных вечеров и пьяного прожигания жизни. Однако написание книги растянулось на неприлично длинный срок, ему приходилось несколько раз полностью перерабатывать и переписывать роман. Говорят, общее число редакций доходило до 17-ти. На момент публикации романа в Америке царил новый порядок - . Соответственно интересы общества тоже кардинально поменялись: его уже не интересовали дорогие вечеринки и беззаботная жизнь. Людей интересовал кризис, его причины, а также способы восстановления своего положения. Фицджеральд опять потерпел поражение, просто не успел, не оказался в нужном месте, как это обычно с ним и случалось. Проведя последние дни жизни в нищете и алкогольном угаре, он, кажется, так и остался в тени собственного гения, бремя которого ему так и не удалось вынести.
В сборник вошли два наиболее известных и талантливых произведения знаменитого американского писателя Фрэнсиса Скотта Кея Фицджеральда - "Великий Гэтсби" и "Ночь нежна". Он относится к той великолепной плеяде авторов, которые прославили американскую литературу ХХ века. Фицджеральд создал выразительные и проникновенные образы своих современников, органично и тонко передав их духовные метания, неизбежность разочарования в ложных идеалах и ценностях.Для американцев Фицджеральд навсегда остался не просто писателем, но легендой, воплощением духа "джазового века" -20-30 годов ХХ века. Роман "Великий Гэтсби" был принят современниками сразу и безоговорочно, принес автору огромную славу. Иной была судьба второго романа: "Ночь нежна" лишь после смерти Фицджеральда была признана его лучшим произведением, наиболее сильным и глубоким.Современным читателям предоставлена великолепная возможность познакомиться с творчеством писателя и оценить все достоинства двух разноплановых и бесспорно талантливых романов.Иллюстрации к изданию, выполненные прекрасным художником Ниной Бурдыкиной, тонко передают атмосферу произведений.
Описание добавлено пользователем:
Дарья Сурда (Смирнова)
«Ночь нежна» - сюжет
Действие происходит в Европе. Молодой талантливый врач-психиатр американец Дик Дайвер, работая во время Первой мировой в одной из клиник Швейцарии, влюбляется в пациентку по имени Николь и женится на ней. Николь происходила из очень богатой семьи, и родственники восприняли брак без оптимизма. Дику ещё долгое время после выписки Николь из больницы приходится совмещать две роли - мужа и врача. Он построил особняк на берегу Ривьеры, где супруги вели замкнутую жизнь. Вскоре у них родились дети. Сам Дик был очень живым и активным, умным человеком, имеющим кучу друзей, которые частенько навещали его в его доме. В конце 20-х в отель близ дома Дайверов приезжает восемнадцатилетняя американская актриса Розмэри. Дик и Розмэри тут же полюбили друг друга, но любви у них не получилось, и Розмэри уезжает на съёмки очередного фильма. Прошло четыре года. За это время Дик вместе с доктором Францем основали психиатрическую больницу (на деньги Николь), а Розмэри стала настоящей красавицей, за плечами которой уже множество романов. Они встречаются в Риме, когда Дик возвращался из поездки в США на похороны отца. Влюблённые провели вместе несколько дней, но опять надолго расстались. У Дика начинается полоса неудач: его арестовывают в Риме, затем по приезде домой начинается разлад в психиатрической больнице, и Дик уходит из неё; даёт знать о себе возраст. Дик начинает пить. Его уже не зовут на вечеринки, в работе начинается разлад. Когда Розмэри и Дик встречаются в третий раз, Николь, подозревая между ними связь, заводит любовника и после развода выходит за него замуж. Дик уезжает в Штаты, долгое время живёт там одиноко, затем находит себе девушку и живёт с ней в шт. Нью-Йорк.
История
Фицджеральд начал работу над произведением в 1925 году; замысел и заглавие будущей книги несколько раз претерпевали значительные изменения. Сохранилась рукопись нескольких глав первой версии романа, в которой главный герой Фрэнсис Меларки (Francis Melarkey), голливудский звукооператор, путешествует с матерью по Европе. На Ривьере они знакомятся с компанией богатых соотечественников, Меларки попадает под их влияние и в итоге убивает свою мать.
Летом 1929 года писатель приступил к написанию второго варианта, введя в действие Розмэри Хойт и её мать, которые встречают на океанском лайнере голливудского режиссера Левеллина Келли и его жену Николь. От этой версии сохранилось две главы в рукописи. Создание третьего варианта началось в 1932 году, Фицджеральд разработал план романа, обозначил время действия, возраст персонажей, основные сюжетные моменты, в том числе мотив психического расстройства Николь. Роман был закончен к концу 1933 года и тогда же получил своё окончательное название. Произведение публиковалось в журнале Scribner`s Magazine в январе - апреле 1934 года.
Вслед за замечаниями критиков, что избранная структура романа нарушает его логическую и хронологическую последовательность, Фицджеральд в декабре 1938 года предложил издательству Scribner`s переработать книгу, однако не довёл эту работу до конца. Сохранился экземпляр романа с карандашными пометками автора, следуя которым известный критик и друг Фицджеральда Малкольм Коули перестроил роман. Эта версия произведения была опубликована в 1951 году.
Рецензии
Рецензии на книгу «Ночь нежна»
Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.
Ева Ель
Несомненно Фицджеральд восхищает меня своим стилем. Настолько все красиво, красочно, живо написано, что даже не зная сюжета, даже если книга скучна на самом деле, невозможно не получить удовольствия от самого чтения. У Ф. все слова как будто ощутимы, будто ты касаешься букв и строчек, чувствуешь их физически, пробуешь на вкус. Невольно сравниваешь себя с незрячим, проводящим пальцами по шрифту Брайля.
Книгу «Ночь нежна» нужно читать под настроение. Лишь тогда, когда не хочется куда-то спешить, когда в жизни не хочется изменений, когда приключения наскучили, тогда и подойдет «Ночь нежна» - такой тихий и размеренный, ненавязчивый, даже скучный роман. Идеальная обстановка – отпуск, утро, пляж, нега под солнцем. Тем более что все герои Фицджеральда по большинству также праздно проводят свое время, так что возможно, удастся даже почувствовать себя частью данного повествования. И не смотря на весь свой трагизм книга расслабляет и оставляет отпечаток нежности, хотя бы уже своим названием.
Но для меня как-то книга не о чем. Точнее о чем-то, но написано как-то так, что о чем-то рассказывается ничем: пустые разговоры и пустые действия. Да, скорее всего все это выльется в какой-то глобальный смысл, но я об этом не узнаю. В этом году я на море не поехала, пляжа, на котором я могла бы почитать эту книгу, нет, так что книга так и осталась на стадии «я читаю». Да простит меня Фицджеральд.
К слову, «Великий Гэтсби» мне понравился.
Полезная рецензия?
/