Лучезарный город ле корбюзье. Лучезарный город

Фрагменты из книги Ле Корбюзье «Лучезарный город» (La Ville radieuse, Le Corbusier, 1935). Публикуются по изданию «Ле Корбюзье. Архитектура XX века». Перевод с французского В.Н. Зайцева. Под редакцией Топуридзе К.Т. Издательство «Прогресс». 1970

Человек безмятежно проводил свой отпуск на лоне природы, вдали от города и его обитателей, среди вольных стихий, подвластных лишь вечным естественным законам... И вдруг сразу же, минуя вокзалы, поезда, вагоны, не успев восстановить прежних контактов с миром людей, он переносится на автомобиле в город, в Париж. Потрясение жестокое, больше того - удручающее.

В то время как природа из года в год совершает свой жизненный цикл - рождение, зрелость, увядание, смерть (весна, лето, осень, зима),- в то время как в ней идет непрерывная смена процессов разрушения, очищения и созидания, человек, мнящий себя Разумом; Вселенной., соглашается жить в городах и домах, подверженных гниению (по меньшей мере на 60%), подчиняться омертвевшему распорядку, установлениям, давно уже оторванным от древа жизни, прозябать в окружении мертвых вещей. Все его движения, жесты, мысли - все это в угоду какому-то хламу, немыслимо безобразному домашнему скарбу (единственное исключение составляют заводы).

Природа - вот что мы должны взять за образец.

Наше отступничество - вот в чем преступление.

Вести здоровую жизнь - значит создать вокруг себя разумную, чистую среду, благоустроенный мир.

Только портные, сапожники, прачки помогают человеку сохранить за собой право считаться Разумом Вселенной.

Август, 1932 г.

1919 год. В Париже занялась заря новой великой религии: бизнес! Добывать деньги, побольше денег - все к этому сводится: рост числа предприятий, оживление деловой активности, интенсификация труда. The right man at the right place (Нужный человек на нужном месте (англ). и т. п.

Разговор с моей секретаршей:

Итак, мадемуазель, вы не можете являться на работу вовремя, к половине девятого?

Она в отчаянии:

Я живу в пригороде: вокзалы, давка пропустишь один поезд...

Ах вот в чем дело, я не знал, что вы живете за городом...

Набравшись смелости, она продолжает:

Послушайте, вы даже не можете себе представить, что это такое: в поездах адская давка, и утром, и днем, и вечером. Пристают всякие типы; народу ведь как в метро, вот и приходится терпеть их шуточки!

Чтобы попасть на поезд 7.45, приходится идти пешком больше двадцати пяти минут, на некоторых дорогах завязнуть можно. Когда идет дождь и особенно когда ветер, какой-то ужас. Вдобавок зимой эти темные ночи.

Я встаю в пять часов, стираю себе на завтра чулки и сорочку, глажу платье, завтракаю.

А вы не могли бы заняться этим вечером после половины седьмого?

Половина седьмого, вы говорите? К половине шестого я только кончаю разбирать почту и заглядываю к вам, вы заняты с каким-нибудь посетителем. И только в шесть часов или даже в шесть двадцать пять вы вызываете меня в кабинет; десять-пятнадцать минут у вас уходит на подписывание бумаг. После этого вы думаете: «Теперь она свободна, может отправляться домой». Но ведь надо еще отправить корреспонденцию. Бегу на почту. На семи часовой можно и не рассчитывать. Прибегаю на вокзал. На перроне толкотня, вагоны набиты битком. Жду следующего поезда: 7.30 или 7.45.

Домой попадаю в половине девятого - в девять. Надо ужинать.

Сделать что-нибудь по дому? Я уже вся вымоталась и изнервничалась, с пяти утра на ногах, уже нет никаких сил за что-нибудь взяться...

Меня чрезвычайно заинтересовал этот ежедневный распорядок, который раскрыл мне столько людских забот.

Но хотя бы по воскресеньям вы, наверное неплохо проводите время у себя за городом.

По воскресеньям - сплошной ужас. Страшная скука! Поймите, я не вижу никого, никого, никого; у меня нет никаких знакомых.

Ну, это вы преувеличиваете, нельзя же быть до такой степени одинокой, особенно если учесть, что вы красивая девушка.

Вот уже десять лет, как я ежедневно езжу в Париж. Моя мать - пожилая женщина, у нее часто бывает плохое настроение, это от отчаяния: нам ведь приходится на всем экономить. У матери есть кое-какие знакомые, из тех, кого она встречает, когда ходит за покупками. У нас есть и родственники в других пригородах. Поехать к ним - значит снова садиться в битком набитый поезд. На это уже не хватает сил. А по соседству ничего интересного: у всех вокруг такая же убогая жизнь. Конечно, можно пойти на прогулку, но в пригороде от этого не получаешь большого удовольствия. Пригород - это не деревня.

Я хотела бы познакомиться со своими сверстниками. Молодые люди? Но где и когда я могу их встретить? Поймите же, у меня нет никакой возможности познакомиться с кем-нибудь из молодых людей. В поезде? Если бы вы знали, к чему это обычно приводит... Вся моя молодость прошла в поездах. Целых десять лет. Это началось, когда мне было семнадцать. Часто нападает страшная тоска, пускаешься в какое-нибудь приключение, но из этого ничего хорошего не выходит, остается только горечь и разочарование. Я все время заставляю себя верить, что в один прекрасный день все изменится, произойдет какая- то неожиданная встреча, чудо. Что делать, надо же сохранять хоть какую-то надежду!

В общем, жизнь не из веселых. Если бы вы знали, как мне все это опостылело!

Я был потрясен. Раньше такие парижские пташки казались мне живыми, изящными, веселыми созданиями, которые всегда держатся с кокетливой уверенностью и шиком, который они умеют создавать каким-то чудом из грошовых вещей.

Вот что приходится терпеть жителям пригородов. Но самое страшное - это полное одиночество в многолюдной сутолоке агломерации огромного города!

О свобода!

Равенство!

В 1922 году меня захватила мечта, с которой я потом уже никогда не разлучался: жить в городе, достойном нашего времени.

Я разработал детальный проект современного города с трехмиллионным населением. Я создал систему новых параметров, новых масштабов в архитектуре. Я предвидел возможность приобщения к насущным радостям бытия: небо, деревья - эти вечные спутники каждого человека. Солнце в доме, небесная лазурь за стеклами окон, море зелени, которое видишь перед собой, пробудившись ото сна, тут же, в городе.

И я сделал эскиз «Плана Вуазен» для Парижа, законченный проект которого я должен был представить на суд общественности в нашем павильоне «Эспри нуво» на Выставке декоративного искусства в 1925 году.

Я постигал новые жизненные ценности и критерии, мысленно представлял себе образ новой будничной жизни, заполненной работой, спортом, раздумьями и насущными радостями бытия. Я часто задумывался над судьбой горожан, проходя по кварталам, протянувшимся от площади Вогезов до Биржи,- по трагически нелепым и скученным, по самым отвратительным кварталам Парижа. На этих улицах люди гуськом передвигаются по узеньким, как нитка, полоскам тротуаров. Я обнаружил, что город обладает чудесным свойством: принуждая людей к общежитию, он делает их более стойкими. Несмотря ни на что, они умеют смеяться, бороться за жизнь, несмотря ни на что, они сохраняют бодрость, способность шутить; несмотря ни на что, они продолжают как-то существовать!

Я создал модель бесклассового города, города, где люди заняты своим трудом и досугом, который отныне стал для них доступным.

Главный архитектор города сурово выговаривал мне: «Вы хотите разрушить красоту Парижа, историю Парижа, священные реликвии, оставленные нам предками. Вы слишком мрачно настроены, видите все в черном цвете. Вы вбили себе в голову, что так больше продолжаться не может. Вы утверждаете, что уже положено начало какой-то новой жизни, иной, чем прежняя. А по-моему, все идет нормально. Нужно только кое-где расширить улицы».

Служебные заботы главного архитектора в огромной степени облегчались роскошным должностным автомобилем с шофером впридачу. Потому-то он был совершенно убежден в том, что с уличным движением все обстоит благополучно. Он даже говорил: «Если движение застопорится, что ж, тем лучше, упраздним автомобили».

Леандр Вайя, который в то время вел в газете «Тан» раздел градостроения, тоже обвинял меня в стремлении разрушить красоту Парижа (имелись в виду те самые кварталы, где дома лепятся один на другой и куда сам г-н Вайя никогда не ходил). «Там находятся,- писал он,- самые красивые особняки XVII и XVIII веков, настоящие шедевры... кованые решетки...»

Сам г-н Леандр Вайя проживает на широкой авеню в одном из западных кварталов.

Уже другой главный архитектор города выступал в прошлом году в печати и в речах против моих разрушительных идей. «Постойте, постойте,- говорил он мне,- вы забываете, что Париж был римским городом, с этим нельзя не считаться».

Миллион человек живот в мрачных трущобах старого Парижа. Еще 1 миллион прозябает в не менее мрачных пригородах. В парке Катони ветхая кирпичная стена, обвитая плющом, свидетельствует о том, что Париж был римским городом.

Все идет прекрасно, эдипы не дремлют.

Равенство!

Братство!

Крупный банкир, собирающийся финансировать новые и радикальные градостроительные мероприятия в городе Алжире, можно сказать держащий к своих руках судьбу всего города, сказал одному из моих друзей следующее:

«Вы хотите, чтобы я встретился с г-ном Ле Корбюзье и чтобы он изложил мне свои идеи и планы относительно будущего города? Я отлично знаю, кто такой Ле Корбюзье, больше того, я ценю его усилия. И все же я не хочу с ним встречаться. Если я его приму, он сможет заставить меня принять его точку зрения, он меня переубедит. Я не имею права позволить себя переубедить...»

Речь шла о полной перестройке одного из самых значительных кварталов Алжира.

Готовится глубоко ошибочное, роковое, трагическое решение. В Алжире я выступал перед местным населением. Мне удалось посеять сомнения в правомерности готовящихся мероприятий, я умолял отказаться от неудачной идеи. От этого зависит судьба города. У Алжира большое будущее.

Я со своей стороны предложил комплексную идею. Она одним ударом рассекает тупик, в который заходит слишком быстро растущий город. Я задумал «лучезарный город», расположенный в центре великолепного ландшафта, небо, море, Атласский хребет, горы Кабилии. Для каждого из 500 тысяч жителей, которые в недалеком будущем составят население этой столицы, достойной нашей эпохи, для каждого из них я предусмотрел небо, море и горы, которые будут видны из окон домов и создадут для их обитателей благодатную и жизнерадостную картину. Для каждого. Таким может быть результат осуществления одного проекта.

Я предложил людям насущные радости бытия.

Но игра уже сделана: фонды распределены. Чтобы принять мой проект, пришлось бы все начинать сначала. Однако вместо излишних финансовых затрат план обещает поразительный рост доходов, часть которых могла бы по¬полнить банковские сейфы.

Как дорого обходятся поспешность и легкомыслие!

Игру ведут деньги: цифры против цифр, сделки против сделок. Суть дела? Перестройка, Алжира? Этим можно заняться потом, в последнюю минуту - специалисты получат соответствующие указания и приказания... из банка.
Насущные радости для всех? Теперь уже некогда этим заниматься, нет времени. Не путайте игру!

Оставляя в стороне всю ту шумиху, которую поднял автор вокруг своего проекта, и не касаясь пока его основных градостроительных концепций, рассмотрим самый центр города в черте отведенных ему территориальных границ.

Предложение Ле Корбюзье по реконструкции парижского центра, получившее широкую известность под именем "плана Вуазена" (1925 г.)

Центр идеального города Корбюзье, бесспорно, являлся квинтэссенцией урбанистической централизации. Но эта централизация имела особый характер. Проповедуя высокую плотность населения, Корбюзье не мог обойтись без гигантских башенных зданий общественного назначения. Поэтому центр города превратился у него в район монопольного средоточия небоскребов. На четырехугольной площадке в 240 га, которая размещалась в самой середине города, Корбюзье поставил 24 небоскреба высотой 60 этажей.

Ле Корбюзье. Внешний и пригородный транспортный узел в городе на 3 млн. жителей. Жирными линиями показаны главные железнодорожные магистрали; тонкими - пригородные железные дороги; пунктиром показан метрополитен. Заштрихованы центр города и левее его промышленный район

Большие интервалы между небоскребами позволили ему трактовать центр города в виде обширного парка, внутри которого на перекрестке главных планировочных осей размещался огромный центральный вокзал. Однако административные здания, театры, гостиницы, рестораны, как и все прочие обслуживающие учреждения, в проекте Ле Корбюзье не получили должной концентрации, в силу чего его идеальный город стал одноцентренным.

Ле Корбюзье. Центральный вокзал в городе на 3 млн. жителей: 1 - нижний подвальный этаж с четырьмя тупиковыми железнодорожными вокзалами; 2 - средний подвальный этаж, вмещающий в себя транзитные линии пригородных дкелезных дорог; 3 - верхний подвальный этаж;, предназначенный для метрополитена; над ними расположены: 4 - наземный перекресток автомобильных дорог; 5 - скрещение надземных автострад; 6 - посадочная площадка для самолетов-такси

10.Возникновение и развитие идеи микрорайона (на примере Редборна)

Одновременно с планировкой изменился и состав застройки кварталов. Если в XIX в. квартал выполнял по преимуществу жилищные функции, то теперь возникла необходимость дополнить жилище разнообразными коммунальными и детскими учреждениями, причем не за пределами квартала, а здесь же, на освобожденной территории, среди внутриквартальной зелени. Включение общественных зданий бытового назначения в квартал в свою очередь вызвало крупные изменения в его планировке и застройке. Первыми, кто начал вводить в городские кварталы разнообразные здания общественного назначения, были советские архитекторы, приступившие к проектированию жилых домов для рабочих вскоре после Великой Октябрьской социалистической революции. Хотя отбор утилитарно необходимых общественных зданий делался и раньше Говардом и Энвином применительно к центрам поселков (каковыми фактически были города-сады Англии), но перенесение их в большие города и тем более включение в жилые кварталы с высокоэтажной застройкой было делом еще не испытанным. В 1922-1923 гг. Л. А. Веснин спроектировал застройку квартала для Симоновой слободы в Москве, в которую помимо корпуса общежития и жилых домов с посемейным заселением квартир были включены клуб-столовая, ясли, детский сад, баня-прачечная, ремонтная мастерская и ряд площадок для детских игр. Одновременно для другого района Москвы (Этот квартал находился в Замоскворечье на Большой Серпуховской улице ) С. Е. Чернышевым и Н. Я. Колли был разработан проект квартала почти со столь же широким коммунальным обслуживанием. Естественно, что наполнение кварталов отдельно стоящими общественными зданиями с соблюдением санитарных разрывов между ними не могло не повлечь за собой резкого увеличения их размеров. Так, квартал Веснина занял 2,5 га, тогда как квартал Чернышева и Колли достиг 8 га, что превзошло обычные размеры старых московских (как и западноевропейских) кварталов по меньшей мере в 3-4 раза.

Венеция. Центральный район старого города. Кругами обведены средневековые "микрорайоны", образовавшиеся у приходских церквей, рынков и "кампо" (т. е. площадей), на которых находились колодцы с питьевой водой. Двойной круг охватывает площадь св. Марка, Дворец дошей и кафедральный собор

Однако прогрессивные эксперименты Веснина, Чернышева и Колли не получили немедленной реализации ни в СССР, ни за рубежом. Необходимость восстановления и расширения жилого фонда после окончания гражданской войны отодвинула проблему создания жилого квартала с всесторонним коммунальным обслуживанием до конца 20-х годов. Но если архитекторы временно отступили, то экономисты и социологи продолжали работать над этой проблемой, причем чем дальше, тем более настойчиво и устремленно. Возглавляя Институт экономических исследований при Госплане СССР, акад. С. Г. Струмилин попытался сбалансировать основные районы социалистического города - промышленный и жилой - в целях достижения их гармонического соответствия в отношении экономики, транспорта и быта. Изучив связи городского населения с производством при максимальной индустриализации бытового обслуживания, Струмилин определил понятие микрорайона. С переходом от раздробленной на кварталы структуры города к значительно более крупной микрорайонной структуре началась третья и последняя стадия трансформации тех первичных органических клеток, из которых слагалась городская селитьба. Так, шаг за шагом, продвигаясь от малого к большому и от однородного к многосложному, градостроительство подошло к решению этой проблемы. Но в чем заключалась социальная и экономическая сущность микрорайонной системы, каково ее историческое прошлое и почему она так быстро получила всеобщее признание?

Клерикальный "микрорайон", примыкавший к венецианскому собору св. Марка. На плане показаны несуществующие теперь стандартные жилища служителей местной церковной общины

Собственно понятие микрорайона имеет две стороны: социально-экономическую и территориальную, которые образуют единое и неделимое целое. Прообразы микрорайонной структуры наблюдались в территориально-общинном расселении древнейших городов еще в эпоху рабовладения. Но особенно ярко проявила себя эта структура в феодальном городе, где расслоение населения на цехи и общины способствовало самопроизвольному разделению городской территории на обособленные районы. Некоторые города, сложившиеся в средние века, и теперь еще сохраняют вещественные следы своего былого, как бы федерального, устройства. Такова, например, Венеция, на территории которой резко выделяются еще обширные комплексы, начиная с главного политического и клерикального центра (каковым являлась площадь св. Марка) и кончая производственным и торговым районами (Арсенал и рынок Риальто). Но помимо упомянутых крупных районов в Венеции находилось множество малых производственных и торговых районов, образовавшихся вокруг больших и малых "кампо", на которых размещались колодцы с профильтрованной дождевой водой. В сущности они и являлись микрорайонами старой Венеции.

Взаимное расположение мест труда, жилища и отдыха городского жителя (из книги "Medizin und Städtebau. München, 1967): A - в средневековом городе; Б - в современных нам городах; В - в городах, имеющих микрорайонную структуру; квадратами обозначены жилища, треугольниками - места работы, кружками и овалами - центры общественной жизни и отдыха

Заслуживают внимания построенные специально для каноников крупные кварталы при соборе св. Марка и кварталы для строителей кораблей у Арсенала. Но еще более интересным является жилой район для неимущего люда, построенный в Аугсбурге Яковом Фуггером Богатым в 1511 г.. На периферийном участке города, огороженном стеной (размер территории около 1,5 га) по инициативе некоронованного короля европейских банкиров, были поставлены параллельными рядами двухэтажные уютные каменные дома, вместившие в себя 102 двухкомнатные квартиры. Но искавший популярности Яков Фуггер не ограничился предоставлением бедноте почти бесплатных жилищ; его идея заключалась не столько в этом, сколько в создании высокоблагоустроенного, как бы идеального, жилого мирка, о котором могли бы заговорить во всей Европе. Наличие принадлежавшей поселку рыночной площади, своей особой приходской церкви, фонтана, садиков и других общественных сооружений превратило этот жилищный комплекс в образцовый квартал микрорайонного типа.

Но что давала жителям средневековых городов столь ясно выраженная территориально-общинная структура? Она давала то, чего лишилось городское общество в период капитализма, а именно территориальную близость жилища, отдыха и места приложения труда. Чтобы наглядно представить происшедшие в городе изменения, рассмотрим серию схем, приведенных на этой странице.

Аугсбург. Жилой квартал, построенный для бездомных Яковом Фуггером (1511 г.). Залиты черным фонтаны и здания общественного назначения, обрамляющие миниатюрную рыночную площадь. Крестом отмечена приходская церковь

На верхней схеме показан средневековый город периода процветания домашнего ремесла. Ювелир, деревообделочник или сапожник работал в мастерской, расположенной в собственном доме, и тут же отдыхал, выходя из жилища к фонтану, к заветному дубу у ратуши или к паперти ближайшего храма. Но вот утвердился капиталистический способ производства с его стремительными нервными темпами жизни, с производственным хаосом и погоней за спекулятивной наживой. Город неизмеримо вырос, и территориальное единство труда, жилища и отдыха трагически распалось. В XIX и XX вв. человек стал жертвой больших расстояний, и это обстоятельство объективно показано на средней схеме. Действительно, парижский рабочий, проживающий в предместье Сен-Дени, принужден ежедневно пересекать всю огромную столицу Франции, поскольку большинство автомобильных заводов находятся на юго-западе близ Севра и Сен-Клу, а металлургические и машиностроительные предприятия сосредоточены на нижней Марне. Но если у него появится возможность по окончании работы подышать свежим воздухом, то, преодолевая дорогу в Версаль или в Марли, он совершит за один только день не менее 70 км. Аналогичные транспортные потери отмечает берлинская, лондонская и нью-йоркская статистика.

Третья, нижняя схема прямо противоположна второй. Ее смысл заключается в восстановлении утраченной территориальной общности труда, быта и отдыха. Однако ликвидировать неоправданную циркуляцию населения в больших городах можно было лишь посредством превращения монолитного города в гармонично спланированный город-федерацию. Проблемой связи промышленности и жилых массивов занимались многие теоретики Запада. Частично же решение этой проблемы (применительно только к жилищу и отдыху) нашло свое отражение в американской градостроительной практике, а именно в районной планировке Нью-Йорка.

Аугсбург. Квартал Фуггеров. Перспектива главной улицы в сторону церкви

Американские архитекторы исходили из того постулата, что "ячеистый город является неизбежным продуктом автомобильного века". Они полагали, что одной из ключевых проблем планировки крупного города является правильная организация жизни и быта населения, проживающего внутри территорий, ограниченных городскими магистралями. Под общим руководством крупнейшего английского теоретика градостроительного дела Томаса Адамса.

В основу организации микрорайона были положены интересы семейного быта и в первую очередь желание избавить детей школьного возраста от необходимости ежедневно пересекать напряженные транспортные потоки на улицах. Поэтому все расчеты по определению численности населения и размеров территории жилого микрорайона ставились в зависимость от вместимости и размещения так называемых элементарных общественных школ. Исходя из стандартной вместимости школьных зданий, рассчитанных на 800, 1000 и 1500 учащихся, было установлено оптимальное число жителей микрорайонов, которое могло колебаться в пределах от 4800 до 6000 человек. С другой стороны, необходимость обеспечить пешеходную доступность школ без пересечения опасных транзитных магистралей предопределяла местоположение школы в самом центре микрорайона при максимальном радиусе обслуживания в 1 / 2 мили (т. е. 800 м). Центральное местоположение школы аргументировалось еще и тем, что школьные здания помимо своего основного назначения выполняли также и разнообразные общественные функции. Так, в помещениях школ нередко проводились избирательные кампании и политические собрания, читались лекции для взрослых, велась многообразная работа в кружках. Именно поэтому Кларенс Перри прямо называл элементарную школу "сердцем общественной жизни микрорайона". Что же касается магазинов и других предприятий бытового обслуживания, то их размещали вдоль внешних обходных магистралей и близ оживленных уличных перекрестков.

Фрагмент генерального плана Редборна, составленного Кларенсом Стейном и Генри Райтом в 1928-1929 гг. Поселок расположен в штате Нью-Джерси, в 24 км от центра Нью-Йорка. Обращает на себя внимание полная изоляция пешеходного движения от автомобильного транспорта

Большое внимание уделял Кларенс Перри транспортной организации микрорайонов. По его инициативе впервые ввели четкую классификацию городских улиц, ориентируясь на их функциональное назначение. В особые категории были выделены: общегородские транзитные магистрали со скоростным интенсивным движением; улицы местного значения, при помощи которых главные магистрали соединялись с общественными центрами микрорайонов, и внутренние жилые улицы и тупики, где быстроходное сквозное движение исключалось.

Один из тупиков с автомобильными подъездами к встроенным гаражам

Не менее значительным достижением в планировке микрорайонов была организация движения пешеходов. Здесь Кларенс Перри как бы повторил уникальный пример Венеции с ее взаимно изолированными системами улиц и каналов. Пешеходные маршруты в микрорайонах Перри трассировал с таким расчетом, чтобы полностью исключить пересечения с магистралями и в то же время удобно связать жилые дома с общественными зданиями и остановочными пунктами городского транспорта. Таким образом, в микрорайонах Нью-Йорка устанавливалась, как и в Венеции, двойная сеть сообщения.

Конечно, в условиях сложившегося крупного города трансформация всей уличной сети по системе Кларенса Перри была нереальной. И только на незастроенных пригородных землях появлялась возможность строить поселки с изолированным пешеходным движением. Такой эксперимент и был проведен в окрестностях Нью-Йорка на территории Редборна, который получил в свое время широкую известность как "поселок автомобильного века".

Редборн был построен на рубеже 20-х и 30-х годов в 20 км от Манхэттена, поблизости от города Патерсона. Строившая его организация City Housing Corporation предполагала создать американский город-сад, который в отличие от своих английских прототипов был бы полностью приспособлен к автомобильному движению. Архитекторы Кларенс Стейн и Генри Райт спроектировали в Редборне разветвленную систему автодорог с таким расчетом, чтобы жители города могли беспрепятственно доехать на автомобилях до собственных гаражей, нигде не пересекая пешеходных дорожек. Прогулочные аллеи и дороги в школы были также изолированы от проездов и проходили среди зелени, позади шеренги домов. Таким образом, каждое жилище получало два обособленных выхода: в сторону улиц с их автомобильным движением и в сторону пешеходных дорожек. Интересно отметить, что венецианские жилые дома также имели два выхода: к улицам и каналам. Конечно, в художественном отношении Редборн сильно уступал Лечворту и Велвину, но осуществленная в нем система разобщенного движения заслуживала высокой оценки.

Схема микрорайона, предложенного Томасом Адамсом. В центре, по замыслу автора, должна располагаться школа, окруженная парком; у выездов из района восемь обособленных магазинов. Схема была использована в планировке Редборна

Помимо функциональной и транспортной организации микрорайонов планировщики Нью-Йорка не могли не затронуть и социальных проблем. Ведь по самой своей сущности микрорайон предназначался для объединения и равноценного обслуживания больших человеческих масс независимо от их классовой принадлежности. Кларенс Перри и Томас Адаме полагали, что объединение представителей различных слоев населения по территориальному признаку (наподобие сельских общин) будет способствовать пробуждению в людях "общности интересов" и "добрососедских отношений", а это в конечном счете приведет к столь желанному "оздоровлению социальной жизни города в целом". Нет необходимости доказывать, что попытки "примирения" антагонистических классовых противоречий посредством тех или иных форм коллективного расселения были столь же эфемерными, как и мечтания о "совершенном обществе" социалистов-утопистов и их последователей вплоть до благородного, но наивного поборника городов-садов Эбенизера Говарда.

Экспериментальные поиски микрорайонной системы в СССР. Спроектированный В. В. Кратюком большой квартал с освобожденной серединой и с высокой плотностью населения и застройки на периферии (1938-1939 гг.). Стороны квартала 1500X1200 м; население до 6 тыс. человек. Внутри кольцевой дороги располагаются клуб с кинозалом, три школы и ателье для творческих занятий молодежи; вокруг кольца - детские и культурно-бытовые учреждения. Магазины встроены в жилые дома

Однако создать теорию расселения было неизмеримо легче, чем осуществить ее в условиях капиталистического общества. Уже с первых шагов реализация микрорайонной системы Нью-Йорка столкнулась с непреодолимыми трудностями. Дело в том, что цены на земельном рынке Нью-Йорка сильно колебались в зависимости от местоположения участков. Так, например, на незастроенных пригородных территориях стоимость 1 га земли (по ценам 1923 г.) составляла от 125 до 1250 долл., тогда как в центре города, и особенно на Манхэттене, участки оценивались в среднем в 250 тыс. долл. за 1. Естественно, что в предместьях Нью-Йорка была возможность организовать большие микрорайоны (площадью до 60 га) с экстенсивной застройкой и большим количеством зеленых насаждений. Но как только планировщики обращались к центральным районам города, здесь все кардинально менялось. Единственной возможностью организации микрорайонов на Манхэттене было укрупнение мелких кварталов до 6-8 га. При таких сравнительно небольших размерах оптимальное население микрорайона (5-6 тыс. жителей) могло разместиться только в многоэтажных зданиях. Все обслуживающие учреждения оказывались встроенными в габариты домов, тогда как для зелени и спортивных площадок не оставалось достаточного места.

Идеальная схема городского микрорайона по Кларенсу Перри (опубликована в 1929 г.). Район рассчитан на 5-6 тыс. жителей при односемейном заселении домов. В центре - школа и общественные здания; на углах - магазины. Радиус обслуживания 800 м

Кроме того, на дешевых пригородных землях можно было развернуть дешевое жилищное строительство для рабочих и мелких служащих. Однако удаленность от места работы и культурно-развлекательных центров, а также сравнительно невысокий уровень благоустройства снижали ценность пригородного расселения. И в то же время большие расходы на землю, приобретенную в центре города, окупались только строительством дорогих буржуазных квартир. Несмотря на недостатки центральных микрорайонов, жизнь в них, тем не менее, имела свои преимущества. Дельцам нью-йоркского сити было удобно иметь комфортабельные квартиры по соседству с конторами и общественным центром, насыщенным театрами, клубами, мюзик-холлами и кафе. Что же касается недостатка зелени и свободных пространств, то он восполнялся наличием загородных вилл, где представители обеспеченных классов обычно проводили субботние и воскресные дни. Таким образом, неравная стоимость земли в центре и на окраинах Нью-Йорка приводила к дальнейшему разобщению людей по классовому признаку. Микрорайоны городского центра становились местопребыванием буржуазии, тогда как микрорайоны на окраинах превращались в жилища бедноты. Так рухнули надежды авторов районной планировки Нью-Йорка, пытавшихся оздоровить социальную жизнь этого крупнейшего капиталистического города посредством создания микрорайонов.

А- жилье; В - отели, посольства; С - складская зона; D - фабрики; Е - тяже­лая промышленность; Р - города-спутники (например, местопребывание прави­тельства или Центр социальных исследований); Н - железнодорожный вокзал и аэропорт

зера Говарда был опубликован в 18У8 г., идеи, его вдохновлявшие, уже были сформулированы, об­суждены и приняты как правильное направление планировки новых городов. Его проект основывал­ся на теориях создания кооперативного общества, близких к идеям утописток

Город-сад расширялся концентрическими кру­гами от административно-торгового и культурного центра к зеленому поясу сельскохозяйственных земель. В центре на отдельных участках распола­гались гражданские здания и сооружения. Про­мышленности, жилью и школам отводились спе­циальные территории, разделенные между собой. Размеры города и численность населения регулиро­вались, последняя достигала максимум 30 тыс. жи­телей.

Джейн Джакобс показала значение плана Го­варда в своей книге «Смерть и жизнь великих американских городов»: «Говард выдвинул сильные градоразрушающие идеи. Он считал, что решить проблемы города возможно путем выделения из це­лого некоторых простых функций и организации каждой из них относительно самостоятельно».

Эта планировочная философия не нуждалась в многофункциональных зданиях. Такая структура рассматривалась как часть обычного городского беспорядка, путаницы, которая должна быть лик­видирована или сведена к минимуму.

От идеи существования городов как жизненной

и социально динамичной среды полностью отка­зались в начале XX века. Люди не искали путей обновления городов, с помощью многофункци­ональных зданий; вместо этого они хотели заме­нить старые города новыми.

Оглядываясь назад, было бы несправедливо ха­рактеризовать современных архитекторов, претво­рявших эту философию в жизнь, как злых демонов по отношению к городу. Такие проекты, как знаменитый Лучезарный город Ле Корбюзье, долж­ны рассматриваться в контексте всей его деятель­ности. Это было модное и во многом поэтичное выражение более гуманного общества, которое он рассматривал. К сожалению, для жизни в таком обществе необходим был «новый человек», что было нереально. Но, что более важно, воплощение его проекта требовало последовательного рассредоточе­ния существующего города, что не могло быть допущено.

В большинстве этих проектов были особенно наивны представления о политической структуре, в которой они могли быть реализованы.

СИАМ и господство функционального города

Международный конгресс современной архитекту­ры (СИАМ) был созван в 1928 г. в Сарразе (Швейцария) вследствие неудовлетворения резуль­татами конкурса на здание дворца Лиги Наций в Женеве. Долгожданное официальное признание но­вой эры в архитектуре и градостроительстве пре­вратилось в мелкие споры между членами жюри, скрывшие реальные различия в идеологических по­зициях.

Эта неудача побудила архитекторов взять дело в свои руки и организовать международную встречу «умов». Это было необычайное начинание. Впервые ведущие архитекторы всего мира собрались вместе в Сарразе для разработки нового направления архи­тектуры и градостроительства.

Основной документ СИАМа был создан на IV конгрессе, созванном в августе 1933 г. Участ­ники хорошо подготовились. В результате обсуж­дения и анализа 33 городов была принята деклара­ция основных"принципов, или Афинская хартия. В ней архитекторы СИАМа отметили некоторую ог­раниченность идеи города-сада. «С возникновением городов-садов основанное англичанами общее дви­жение за освобождение человека от антигуман­ной среды современного города рассматривало индивидуальный дом как единственное спасение от сложившейся катастрофической ситуации. К не-счасть"ю, это решение повело за собой разрастание жилых образований и окончательное отчуждение определенных обжитых территорий. Теперь нашей целью будет не рассредоточение городских элемен­тов, а... «аэрация города».

Другими словами, было признано, что индиви­дуальный дом, будучи сельским понятием, способст­вующим расточению земли, неприемлем для города. Рациональнее использование многоквартирных до­мов, освобождающих землю для общественных интересов.

Фраза «аэрация города» была особенно харак­терной. Она заключала в себе довольно полное преобразование города, несмотря на отказ от «не­рассредоточения» городских элементов. Практичес-

ки Хартия отстаивала рассредоточение и функци­ональное разделение частей города.

И восторженный язык Афинской хартии, и ее убежденность заслуживают особого восхищения, В 99 тщательно сформулированных параграфах Хар­тия анализировала проблемы города и предлагала довольно ясные пути их решения. «Афинская хар­тия открывает все двери для современного градо­строительства. Она является ответом на существу­ющий городской хаос. В руках властей классифици­рованная, по параграфам прокомментированная и объясненная Афинская хартия явится инструмен­том, при помощи которого будущее городов может быть приведено в порядок» (выделено автором).

В ней были перечислены четыре функции город­ской жизни: жилище, работа, отдых (в свободное время) и передвижение. Определив таким образом эти функции, Хартия далее объясняла их значе­ние в области градостроительства: «Четыре клю­чевые функции градостроительства требовали при­нятия специальных мер, обеспечивающих наилуч­шие условия для развития деятельности каждой функции так, чтоб они... могли принести порядок и организованность в обычные условия жизни, работы и культурных потребностей... Ключевые функции должны быть автономными... Они будут представ­лять собой базу для освоения территории и размещения сооружений. Застройка городов и насе­ленных мест должна осуществляться на основе широкого использования передовых достижений техники».

Афинская хартия перевела градостроительную философию современного архитектурного движе­ния в программу для строительства. Эта програм­ма оставалась почти неизменно» на протяже­нии последующих 25 лет, поддерживаемая работами ведущих архитекторов. Зигфрид Гидион выразил лучше других господствующие архитектурные идеи в своей книге «Пространство, время, архитектура»: «Раньше совмещение места работы и жилища бы­ло совершенно естественным, но такое сочетание не могло быть перенесено в большие города... Если в наш промышленный век мы не сможем четко разделить функции повседневной жизни, это приведет к смерти большого города».

И в других работах были выражены подобные идеи. Используемые образы напоминают ранние описания промышленных городов как «больных раком». Ле Корбюзье в своей работе «Взгляд на градостроительство» говорил об «Улице, с ее толпой и механизированным ужасом, смертельным врагом детей». Серт в своей угрожающе озаглавленной книге «Могут ли наши города выжить?» выразил похожее отношение к традиционной улице. Он даже дошел до объяснения военных преимуществ (в случае, если наши города будут разбомблены) от создания высотных башен по сравнению с ком­плексным подходом к ткани города.

Если города действительно представляли собой жестокие загадки, требующие глобальной реоргани­зации, то, по их мнению, спасти их мог только организованный подход, предложенный СИАМом. Но некоторые в этом сомневались. Были предложе­ны другие пути. Один из них особенно значителен по своему своеобразию и как пример игнорирования Афинской хартии может быть назван Рокфеллер-центр в Нью-Йорке.

Рокфеллер-центр: обновление старого города

В период экономического кризиса, одновременно с разработкой Афинской хартии, для Нью-Йорка был создан значительный проект - Рокфеллер-центр. Он явился важным отправным моментом в градо­строительстве, особенно для одного из явно нездо­ровых городов, обсуждаемых в Афинах. Он продемонстрировал другое, более старое, направле­ние реконструкции в современном городе. Огром­ный по размерам, он стоит в центре Манхет-тена - средоточии бурлящей городской жизни. Он не может быть определен иначе, как проект много­функционального использования, противополож­ный доктрине современного движения, предлагав­шей разделение функций.

Если мы оставим в стороне его очевидные архитектурные преимущества и посмотрим только на план на уровне улицы, то увидим схему, учитывающую модель традиционной улицы. В цент­ре располагается углубленная площадь - «пла­за» - образное и активно используемое обществен­ное пространство. Ниже уровня улицы торговый пассаж объединяет различные здания комплекса системой пешеходных путей, связанных с метропо­литеном. С этого уровня также есть выход на общественную площадь. Даже организация поверх­ности земли, напоминающая традиционную нью-йоркскую улицу, сильно способствовала успеху комплекса и. отличала его от современной функ-ционалистской философии градостроительства.

Заглубленная площадь - довольно необычный пример городской топографии: цветущая долина внутри сухой и плоской сетки улиц Нью-Йорка. Соседство этого праздничного общественного прос­транства с суровым городским окружением прида­вало ему привлекательность оазиса. Его можно сравнить с деловым кварталом среди нескончае­мой зелени или с башнями, похожими на храмы, овеваемые ветрами.

Проект, законченный до самых мелких и при­влекательных деталей, демонстрирует ценность повседневной городской жизни. Усталые покупа­тели отдыхают около фонтанов, ведущих к пло­щади, служащие офисов загорают на многочислен­ных озелененных крышах-террасах, посетители довольно изысканных кафе наслаждаются окружа­ющей обстановкой - и все это часть хорошо продуманного и согласованного действия.

Архитекторы, принимавшие участие в выра­ботке Афинской хартии, и многие другие сегодня высказываются за создание большого открытого пространства вокруг здания. Правила, действую­щие в американских городах, требуют, чтобы зда­ния отступали от красной линии. Здания Рокфел­лер-центра были построены вдоль красной линии и сохраняли единство фасада улицы. Высотные башни комплекса отступали от нее, открывая доступ солнцу; его проектировщики думали также о пеше­ходе, учитывая восприятие улицы и неба.

В соответствии с современными архитектур­ными теориями здание должно отступать от крас­ной линии как из символических, так и практичес­ких соображений, создавая пространство для рек­реации. Однако решение центра было противопос­тавлено современной теории и явилось местом при-

14. Рокфеллер-центр. План на уровне улицы

I- главное высотное здание центра; 2- радио-сити: мюзик-холл: 3- централь­ный театр; 4 - тощаль Рокфеллер: 5- заглубленная площадь; б - объеди­ненный пресс-центр: 7- гараж: 8 - здание «Интернешнл*: 9, 10 - здания по­сольств; здание «Бритиш эмпайр» и «Французский дом*

/5. Рокфеллер-центр. Заглубленная площадь. Умелое сочета­ние городского пространства и городской жизнедеятельности

16. Рокфеллер-центр. Нижний уровень. Вид торговой галереи

17. Рокфеллер-центр. Проект учитывает традиционный характер улицы

18. Примеры интеграции

Вверху слева - конторы; вверху справа - административные учреждения; внизу справа - ремесленные мастерские; внизу слева - производственные предприятия

тяжения людей. По сравнению с ним многочислен­ные пустынные культурные центры, окруженные ав­тостоянками, свидетельствуют о другом подходе - разделении функций.

Рокфеллер-центр представлял собой смелое возражение градостроительным идеалам Афинской хартии. Подобно крытым пассажам и галереям, в нем показана возможность введения в сущест­вующую ткань города крупномасштабных много-

функциональных сооружений. Он демонстрировал взаимосвязь городской жизни, взаимную зависи­мость различных функций и показал, что, осознав эту взаимосвязь, можно улучшить ткань города.

После Оттерло - возрождение многофункциональных зданий

К концу 50-х годов внутри СИАМа произошли иде­
ологические изменения. Принципы функциональ­
ного зонирования городов, провозглашенные в тео­
рии и на практике в течение предыдущих де­
сятилетий, себя не оправдали. Несмотря на некото­
рые великолепные проекты отдельных зданий, го­
рода в целом не стали более жизнеспособной
и гуманной средой, как об этом мечтали. Напро­
тив, многие городские проблемы, такие, как соци­
альные взаимосвязи и перенаселенность городов,
которые архитекторы СИАМа пытались решить,
усугубились. V

Крушение идеологии СИАМа лежит в основном в недальновидности его концепции. Ее сторонники видели только то, что отвечало их новым прин­ципам. Об этом хорошо сказал Альдо ван Эйк на конгрессе в Оттерло в 1958 г.: «Произошло огромное заблуждение из-за системы городского анализа: создания четырех ключей, которые не открывают замок. Так как замок никогда не от­крылся, мы знаем, что эта система так и не нашла путь к человеческому сердцу. Эта система в свое время могла бы внести большой вклад в решение многих проблем, связанных с чудовищными послед­ствиями хаотических городов XX в. Но она была возведена в абсолют. И возвела в абсолют транспорт, жилище и их взаимодействие, не пони­мая саму природу этих процессов».

Конгресс в Оттерло явился исторически пово­ротной точкой. Молодое поколение, возглавляемое ван Эйком и другими членами «Группы десяти» (Team 10), отвергло картину города, нарисованную Афинской хартией. Вместо этого они обратились к существующему городу и сложной системе социаль­ных отношений внутри него. Путем нового изуче­ния реальной жизни людей архитекторы «Группы десяти» убедились в недейственности старого под­хода СИАМа и начали разрабатывать более реалистичные планировочные модели.

Особое значение для нового анализа имела ра­бота Питера и Элисон Смитсонов. Проведенные ими исследования различных моделей соседских взаи­мосвязей отразились в системе соединенных между собой зданий, которая соответствовала реальной се­ти социальных отношений. Такие системы соеди­ненных между собой зданий противоречили доктри­не СИАМа о разграничении пространства и изоля­ции сооружений. Смитсоны объяснили это так: «Эта концепция прямо противоположна произвольной изоляции так называемых сообществ, входящих в жилую единицу, от окружения. Мы считаем, что такая иерархия человеческих взаимоотношений должна заменить функциональную иерархию Афинской хартии».

Улица, раскритикованная современниками, уничтоженная или сведенная к внутренним передви­жениям, получила новое рождение в проектах «Группы десяти», в которых она была трансформи­рована в «Улицы-палубы», или пешеходные пасса-

жи, соединяющие выше уровня земли отдельные здания. Любопытно, что такие комплексы внешне напоминали марсельский блок Ле Корбюзье. Тот же принцип использования идеи «движения по кругу» был применен в их проекте расширения универ­ситета в Шеффилде.

Хотя в этих проектах здания были соединены между собой, они все еще оставались монофунк­циональными, и их планы на уровне земли содержали только зеленые пространства, подобно проектам СИАМа, которые они критиковали. На­земные пешеходные пути были заменены воздуш­ными, хотя именно улица на уровне земли фор­мирует город. Архитекторы «Группы десяти» не до конца принимали пространственную форму и раз­меры старого города. В журнале «Architectural Design» так говорится об этом: «Не совсем верно воспроизводить старую модель. Если рассматривать новое направление как источник идей в градостро­ительстве, должны появиться более радикальные формы».

Проекты «Группы десяти» не повторяли старый образец. Они предлагали новую возможность стро­ительства внутри существующей модели, подчерки­вая идею связей и разрабатывая словарь со­ответствующих элементов - звено, перемычка, ос­тов, ось. Их идеи были ориентированы на мо­бильное общество, так же как Афинская хартия выражала дух индустриального общества. Воз­растающая подвижность требовала соответствую­щих изменений. Здания уже рассматривались не как законченные сооружения с жесткой програм­мой и связями, а как подвижные структуры, легко приспосабливаемые для разнообразных усло­вий и функций.

Проект Свободного университета в Западном Берлине архитекторов Кандилиса, Жозика и Вудса дал импульс этой идее. Авторы объясняли это так: «задача состоит не в том, чтобы построить гибкие сооружения, а в том, чтобы создать среду, в которой здания будут соответствовать своей функции, и организовать взаимодействие между этими зданиями и их окружением».

Это был уже подход к понятию многофункци­онального использования. В определенной сте­пени проект университета в Западном Берлине дал новую жизнь городскому зданию. Он вернул прежнее значение пешеходной улице и создал со­оружения, которые могут быть использованы для различных функций соответственно социальной потребности и пространственной необходимости.

С этим проектом появилось новое сугубо городское понятие «mat building» 1 . Его существен­ными элементами были структурная сетка и система передвижения. Внутреннее разделение и внешнее выражение различных функций - две святые идеи современной архитектуры - отвергаются.

В действительности эта схема была мини-городом. Но все же «mat building» был детищем современного архитектурного движения и входил в мегаструктуру всего города, рассматриваемого как единое сооружение.

1 Под этим понятием подразумевается здание, в котором план определен одним структурным принципом - например, коммуникационными связями, сложением унифицированных функционально-планировочных элементов и т. д. (см. А. Лю-хингер «Структурализм в архитектуре и градостроительстве»)

19. Ж. Кандилис, А. Жозик, С. Вудс, М. Шидгельм. Свободный университет в Зап. Берлине. План и общий вид. Мегаструктура здания все еще изолирована от контекста ок­ружающей среды

Рейнер Бэнем так определил мегаструктуру: «С одной стороны, это замкнутая, даже монументаль­ная, несущая структура, с другой - различные со-

четания обитаемых ячеек, вышедшие из-под кон­троля архитектора». Так или иначе, развитие поня­тия «mat» создало гибкое сооружение, которое может быть приспособлено для разных функций. Оно отвергало как жесткую монофункциональность более ранних моделей, так и монументальность мегаструктур. Такое сооружение было поливалент­ным и могло приспособиться к различным го­родским структурам. Оно могло послужить отправ­ной точкой для нашего исследования на историчес­ком фоне.

Идея многофункционального здания отошла от ограничивающего понятия мегаструктуры, так как она вновь приняла ткань города за основу и рассматривает его как звено в городском контексте.

Важно понять значение этой идеи. На первый взгляд может показаться, что она архаична и уводит нас от мечты о будущем: совершенно другом - мире группы Аркигрэм - новом героическом будущем, перенесенном в галактику.

Многие видели в аркологии Паоло Солери воз­можное воплощение этой мечты. Но даже если и будет экономически и технически реально создать такую «мегаархитектуру-скульптуру» (Super Sculptural architecture), какая же нужна политичес­кая структура общества, чтобы заставить людей жить в таком пожизненном заключении? Нет необходимости ссылаться на Поппера и его тео­рии относительно утопий, чтобы понять все пос­ледствия воплощения этой идеи для человека. По Сравнению с ним Лучезарный город был просто эмбриональным опытом такого города будущего. Аркология никогда не станет новым направлени­ем, ибо даже прекрасная, она является оконча­тельным окаменением отдельных городских ди­нозавров.

Возврат к ранее отвергнутой традиционной го­родской структуре не архаичен, а напротив, заново

открывает возможности городской жизни на основе свободы человека внутри демократичной политичес­кой структуры. Внешнее сходство современной го­родской структуры с городами прошлого не должно помешать увидеть их принципиально отличный ха­рактер.

Неверно обращаться к историческим примерам, чтобы найти нужное решение. Несмотря на то, что возрождение венского стиля эпохи грюндеров (Griinderzeit, 1870-1890 гг.) в видении братьев Крие для нас привлекательно, подобное упрощение будет так же губительно для городской жизни, как и мечты Солери.

Хотя новое городское пространство все еще ис­пользует синтаксис улиц и площадей для своего выражения, элементы, которые будут его формиро­вать, стали другими. Мы не можем не видеть, что живем в постиндустриальном обществе, что мы ожидаем свободу возможностей, передвижения и комфорта, которая была недоступна нам в горо­дах прошлого. Возможность создать такие условия зависит от эффективности искусственной среды, которую мы формируем, и в этом отношении пионе­ры современной архитектуры были правы.

Но она также зависит от эмоционального от­клика, который пробуждает в нас искусственно созданная среда. Принятие этого противоречия городской среды открывает путь в будущее.

Многофункциональные сооружения должны со­ответствовать не только функциональным потреб­ностям нашего времени, но и городской ткани, в которой они находятся, и ее духовной и обществен­ной сущности.

В надежде, что многофункциональные сооруже­ния расширят словарь градостроительного языка, я хотел бы рассмотреть их потенциал как неотъем­лемый элемент городской структуры.

Часть II. ПРИМЕРЫ МНОГОФУНКЦИОНАЛЬНЫХ
ЗДАНИЙ

Архитекторы Аффлек, Десбаратс, Димакопулос, Лебенсольд, Сайз: площадь Бонавантюр, Монреаль, Канада, 1967

Архитекторы А. Дж. Дайамонд, Б. Майерс: Йорк-сквер, Торонто, Канада, 1969

Архитекторы Хеллмут, Обата, фирма «Кассабаум»: Галерея, Хьюстон, шт. Техас, США, 1971

Архит. Дж. Стирлинг: конкурс на общественный центр Дерби, г. Дерби, Великобритания, 1972

Архитекторы А. Дж. Дайамонд, Б. Майерс совместно с Р. Л. Уилкином: жилой блок, Эдмонтон, Канада, 1973

Идеи города небоскребов с 1905 г. занимали также известного фран­цузского архитектора Огюста Перре, у которого некоторое время рабо­тал Ле Корбюзье. В 1905 г. на улице Франклина в Париже было закон­чено строительство спроектированного Перре жилого дома, по праву от­носящегося к основополагающим произведениям современной архитек­туры. К 1920 г. Перре создает проект группы 65-этажных небоскребов, соединенных на уровне половины своей высоты транспортными эстака­дами. Сохранились также его наметки будущего города с обширными парками и центром в нескольких уровнях.

В журнале «L"lllustration» в августе 1922 г. работам Перре была посвящена статья, симптоматично названная «Кафедралы современно­го города» 11 . В статье раскрывается замысел архитектора создать во­круг Парижа зеленую зону шириной 250 м и построить 100 башенных домов по 800 квартир в каждом. Башенные дома, изображенные на ил­люстрации к этой статье, по своей архитектуре не типичны для Перре и скорее напонимают незадолго до того построенный и ставший весьма популярным 244-метровый ньюйоркский небоскреб Вулворт Билдинг.

В 1922 г. в парижском Осеннем салоне Ле Корбюзье вместе с Пьером Жаннере демонстрирует 16-метровую диораму Une ville contemporaine de trois millions d"habitants - великолепную картину современного большого города, центр которого образуется высокими башенными до­мами. В своих теоретических работах Ле Корбюзье не раз вспоминал о возникновении и основных идеях этого его первого градостроительного проекта. О влиянии Перре он говорил следующее: «Когда в 1920 г. я на­брасывал этот эскиз, то хотел в нем использовать идеи Огюста Перре». Однако в августовском номере журнала «"Illustration» за 1922 г. была показана совершенно иная концепция архитектора 12 .

Город Ле Корбюзье свидетельствует о том, что его создатель, выда­ваемый обычно за разрушителя традиций, не только был хорошо знаком с теоретическими концепциями городов своих предшественников, но что он не смог не отдать своей дани классическим образцам конца XVIII- начала XIX в. Современный город скомпонован в довольно традицион­ном духе. Его правильная центрическая и симметричная композиция на­поминает идеальные звездообразные города эпохи Возрождения. Город открывается триумфальной аркой, общественные здания увенчаны купо­лами, а основу композиции составляют длинные, прямые, коридорного типа обстроенные проспекты.

Проект города Корбюзье - еще один пример противоречий между взглядами и конкретным воплощением идей одного и того же автора. Достаточно сравнить работу Корбюзье 1922 г. с вводными словами его книги «Планировка города»: «Город - орудие труда. Города не выпол­няют больше этой функции... Они недостойны нашей эпохи, они боль­ше недостойны нас» 13 . И вот здесь Корбюзье как раз преодолевает свой­ственные ему ранее противоречия. Эскизы иллюстраций названной кни­ги совершенно избавлены от влияний эклектики.

Вся книга - это искрящееся эссе об архитектуре, ее истории и бу­дущем, о развитии городов, их современных недостатках и будущей судьбе.

Концепцию своего проекта 1922 г. он сводит к нескольким принципам, среди которых, в частности, выделяет устранение улиц-коридоров, повы­шение плотности застройки в центре и одновременно увеличение озеле­ненных пространств благодаря строительству башенных домов, а также классификацию транспорта и организацию его движения в нескольких уровнях *.

Жителей Корбюзье предлагает расселить таким образом, чтобы в самом городе проживал 1 млн. человек, а 2 млн. - в озелененных приго­родах. В районе небоскребов он считает допустимой плотность 3 тыс. че-

Современный город на 3 млн. жителей.

OODDDDUDUyO MDDD DODDDD ODDDDD

IDDDDQDDOOD 1Q0QQ03 ИШОПОХЯ

2 км

33. Ле Корбюзье. Со­временный город на 3 млн. жителей; 1922 г. В общей концепции ис­пользован отчетливый и достаточно строго ском­понованный центрический план, в котором прояв­ляются и признаки раз­вития города вдоль ос­новных осей

Лучезарный город

ловек на 1 га, в шестиэтажных домах с комфортабельными квартира­ми- 300 жителей на 1 га, а в замкнутых пятиэтажных блоках - 305 жи­телей на 1 га, В центре сосредоточиваются 60-этажные административ­ные здания. Здесь же размером в 20 000 м 2 - площадка для посадки са­молетов. Под площадкой - автомобильный перекресток центра, под ним - вестибюль и кассы подземных трасс массового транспорта. В первом подвале - станции подземного внутригородского транспорта, во втором - линии, ведущие в окрестности города, и, наконец, в треть­ем - скоростные линии дальнего следования.

К книге приложен известный эскиз, показывающий, как Корбюзье предполагал использовать башенные дома при реконструкции центра Парижа. В непосредственной близости от Лувра, Тюильри и Елисейских полей, в окружении парков возвышаются 60-этажные 220-метровые до­ма торгового центра. Расстояния между домами - 400 ,и, их соединяет подземная дорога, станции которой расположены под каждым домом. Впервые проект был выставлен в павильоне «Эспри нуво» на Междуна­родной выставке декоративного искусства в 1925 г. в Париже.

Если концепция города для 3 млн. жителей представляет интерес как первый градостроительный проект Корбюзье, то его «Лучезарный город» - «La Ville Radieuse», относящийся к началу 30-х годов, по праву считается наиболее значительной работой архитектора. У этого проекта интересная история, которую биографы Корбюзье обычно об­ходят молчанием или по-разному искажают ее смысл.

В этой связи полезно вспомнить о тех событиях жизни Корбюзье, ко­торые предшествовали разработке замысла Лучезарного горо-

It. о сз О О

35. Ле Корбюзье. Жилая застройка Лучезарного города; 1933 г.

да. Широко известно, что первое большое здание Ле Корбюзье строил в Советском Союзе - это дом Центросоюза. На проект этого здания в 1928 г. был объявлен конкурс, к участию в котором наряду с со­ветскими архитекторами были приглашены известные зарубежные зод­чие, а среди них Ле Корбюзье, Петер Беренс, Макс Таут и др. Первую премию получила работа Ле Корбюзье, и ему было поручено составить окончательный проект. В период с 1928 по 1930 г. Корбюзье появляется в Москве 3 раза. Он занимается вопросами строительства здания Цент­росоюза и одновременно знакомится с проектами советских градострои­телей, а среди них, очевидно, с концепцией «соцгорода» Н. А. Милю­тина, показанной на выставке конкурсных проектов «Зеленого го­рода» 14 .

О том, как появилась идея Лучезарного города, Корбюзье рассказал в книге «La Ville Radieuse» (1933 г.). После вступительного эссе, по­священного вопросам жизненной среды, он напоминает о том, что в 1930 г. его попросили высказать мнение о принципах реконструкции Москвы. Под названием «Ответ в Москву» он отправил обширный мате­риал с 20 чертежами, на которых наглядно представил свои соображе­ния. Нетронутым он оставил лишь исторический центр города, а осталь­ные его части полностью перестроил по плану, четко разделенному на производственную, административную и жилую зоны. И Корбюзье за­ключает: «Случилось так, что в один прекрасный день название «Ответ в Москву» было заменено более широким «Лучезарный город» 15 .

Обращают на себя внимание те изменения, которые произошли в представлениях Корбюзье. Хотя на плане его города еще сохранились элементы симметрии и некоторого гсометризма, в целом он уже не цеит-ричен. Напротив, его характеризует параллельная компоновка отдельных функциональных зон, расположенных перпендикулярно по отношению к поперечной оси, в чем, собственно, и состоит суть милютинского соц­города. В книге «Лучезарный город» вновь и весьма исчерпывающим образом Корбюзье высказал ряд основных мыслей и среди прочих тре-^ бование «разгрузить центр городов за счет увеличения плотности, кото-

36. Людвиг Гильберсей-мер. Город-спутник на 125 тыс. жителей; 1925 г. Ось города образуется линией скоростной доро­ги, идущей в выемке. Схематически обозначен­ная система застройки особенно характерна для немецкого градострои­тельства того времени. Автор рассматривает свое поселение как спут­ник существующего го-пода-гиганта

I - станция скоростной до­роги; 2- универсальный ма-:азпк; 3 - школы; 4 - боль-

Большой город Л. Гильберсеймера

рая сократит расстояния» 16 . В год мирового наступления фашизма и угрозы войны Корбюзье заканчивает книгу словами: «Необходимо реши­тельно нацелиться на строительство и отвергнуть уничтожение» 17 .

Проект Лучезарного города - кульминационный пункт в разработке проектов компактного большого города. К таким же проектам относятся и разработки меандровых систем застройки, созданные в 1929 - 1930 гг. и представленные в 1930 г. на конгресс CIAM в Брюсселе.

Чтобы осознать все значение творчества Корбюзье и его роль в раз­витии архитектуры и градостроительства XX в., необходимо постичь всю глубину его гигантских усилий, направленных поистине на творчес­кое осмысление основополагающих элементов современного урбанизма.

Теоретики архитектуры зачастую изображают Корбюзье как деяте­
ля, выступившего с абсолютно новыми идеями, не имевшего предшест­
венников, но зато имевшего последователей. Нет вины Ле Корбюзье в
том, что это не соответствует действительности. Он был не один и часто
был не первым. Его работа была пронизана идеалистической верой в
способность новой архитектуры преодолеть социальные противоречия.
Эта его вера была высказана в словах, далеких от реальности: «Архи­
тектура или революция. Революции можно избежать» 18 . Однако имен­
но он сумел, как никто другой, ярко выразить идеи своей эпохи, потому
принятые его современниками как воплощение их собственных устрем­
лений. Его творчество вобрало в себя почти все новейшие идеи запад­
ноевропейской архитектуры и градостроительства XX в.. не исключая
ошибок и_колебаний_.________________________________________ -----

Параллельно городу Корбюзье на 3 млн. жителей в начале 20-х годов появляется ряд других проектов больших городов с подробной разработ­кой их структуры и архитектуры. К таким проектам относится, напри­мер, работа известного немецкого архитектора Людвига Гильберсейме-

Другие концепции

pa*, в 30-е годы, подобно многим другим, эмигрировавшего в США, В 1925 г. вышла его книга, в которой изложены принципы архитектуры большого города. Небольшой текст и простые иллюстрации книги, не столь ослепительные, как в работах Ле Корбюзье, все же заставляют ду­мать, что их автор конкретно и правильно понимал отдельные проблемы больших городов. Гильберсеймер указывает на недостатки капиталисти­ческого города и подчеркивает, что основные элементы города - это не респектабельные здания и монументальные проспекты, а жилые районы и транспортные пути. В его представлении город будущего ----- это систе­ма 20-этажных домов-пластин и четыре уровня под землей. Пешехода:-.! он отводит на уровне шестого этажа специальные платформы, отделен­ные от транспорта. На этом уровне начинается жилая часть домов; нижние этажи отведены под торговлю, конторы и другие учреждения. Он пишет: «...о торговом городе с автомобильным транспортом г;:п;зу, над которым возвышается жилой город с пешеходными путями)- ]Г| .

Наряду с высокими зданиями Гильберсеймер допускает существова­ние четырехэтажных домов и сблокированной застройки из двухэтаж­ных индивидуальных домов. Вместе с тем он набрасывает схему жи­лого города-спутника на 125 тыс. жителей, соединенного с основным городом линией скоростного транспорта, занимается разработкой опти­мальных вариантов квартиры, жилого дома, квартала и в отличие от Ле Корбюзье продумывает целесообразную организацию городского обслуживания.

В десятках других архитектурных книг описываемого периода мы на­ходим много самых различных градостроительных проектов, авторы ко­торых стремятся прореагировать на новые потребности и спонтанно приходят к созданию общих принципов; к их числу относится строгий геометрический план города, использование высотных домов, отделение транспорта от пешеходов, устройство коммуникаций в нескольких уров­нях и пронизывание городов зеленью. В качестве одного из таких проек­тов можно назвать радиальный город Рихарда Нейтры** (1928 г.), для проекта которого характерны дома-пластины, автомобильные развязки и пассажирские подъемники, соединяющие транспортные пути с пеше­ходными эстакадами главных проспектов.

В 1930 г. появляется «Вертикальный город» Андре Люрса ***, основу которого составляют 15-этажные дома. Если отвлечься от несколько схематичного расположения объектов, то проект Люрса выглядит впол­не современно и реалистично. В каждом башенном доме от 120 до 144 квартир, а восемь домов, расположенных на участке 180X180 м, образуют жилую группу для 2300 жителей с собственной системой пер­вичного обслуживания.

К этому же времени относится проект нового башенного города к западу от Парижа, разработанный Анри Дешаном. Основа этого горо­да - крупные правильные кварталы, застроенные высокими домами. В Голландии в начале 20-х годов различными вариантами большого го­рода с организацией движения транспорта в разных уровнях занимается Март Штам. В Чикаго в 1928 г. для побережья озера Мичиган Д. Г. Бэрнхэм проектирует систему небоскребов, соединенных под зем­лей линией скоростного транспорта, а по крышам - автомобильными трассами.

* Людвиг Гильберсеймер ("род. в ]88о г.) работал в Берлине, затем в Баухаузе. В Соединенных Штатах преподавал б Иллинойском технологическом институте в Чикаго. (Прим. ред.)

** Рихард йозеф Нейтра (род. в 1892 г.) -австрийский архитектор, с 1923 г. ра­ботающий в США и завоевавший большую известность преимущественно строитель­ством богатых особняков и вилл. Выступает и как теоретик архитектуры. (Прим. ред.)

*** Андре Люрса (1892-1970 гг.)-выдающийся французский архитектор-комму­нист. В 1934-1937 гг. работал в СССР. Автор многочисленных объектов массового" строительства - жилых комплексов, школ, больниц. (Прим. ред.)

1000 м

О 100

37. Позеф Гавличек. Проект реконструкции центра Праги; 1945 г. Три ведущих в компози-:тонном отношении ад-.-ишистративных здания должны были образо-зать новый силуэт горо­да и стать основой но­вого центра

S8. Артур Т. Эдвардз. Образцовый город; 1930 г. В проекте исполь­зован часто повторяемый :озже принцип функ­циональных секторов, идущих от окраины к ■■: центру города

Конгрессы совре­менной архитектуры (CIAM)

В Чехословакии в 1927 г. ту же концепцию башенных домов, выпол­няющих роль опор для моста, переброшенного через Нусельскую доли ну в Праге, применяют инженер Ярослав Поливка и архитектор Йозеф Гавличек. Несколько позже, очевидно, под влиянием Корбюзье, Йозеф Гавличек разрабатывает для центра Праги проект трех 75-этажных ад­министративных зданий 20 .

Наряду с разработкой различных вариантов башенных городов в тот же период много архитекторов и градостроителей занимается вопро­сами общей структуры большого города, наиболее целесообразным раз­мещением коммуникаций и зелени. Параллельно с прямоугольными планировочными системами появляются схемы строго геометрического радиального города, отдельные секторы которого предназначены для выполнения его различных функций. Примерами таких решений могут служить «Идеальный город будущего» Адольфа Радинга (1924 г.) и «Образцовый город» А. Т. Эдвардза (1930 г.). Авторы этих проектов стремились рассредоточить традиционный центрический город, частично за счет зеленых клиньев, доведенных вплоть до центра.

В обобщенном виде прогрессивные взгляды на градостроительство того времени отражены в документах Международных конгрессов сов­ременной архитектуры (CIAM), объединивших ряд выдающихся запад­ноевропейских архитекторов 21 . Вопросам градостроительства была по­священа значительная часть первой декларации CIAM*, принятой 28 июня 1928 г. Новый функциональный подход к проектированию горо­дов был здесь охарактеризован довольно четко:

«1. Строительство городов представляет собой организацию всех функций коллективной жизни. Строительство городов предопределяется не эстетической спекуляцией, а исключительно функциональными це­лями.

* В числе учредителей CIAM были Вальтер Гроппус, Хосе Луис Серт, Зигфрид Гиднон. Выдающуюся роль в создании и работе CIAM играл Ле Корбюзье, объединив­ший крупнейших архитекторов-новаторов в их борьбе против официального архитек­турного академизма. С 1929 по 1935 г. CIAM изучали проблемы, связанные с жилой за­стройкой и рациональной планировкой населенных пунктов на основе современных на­учных данных. (Прим. ред.)

Афинская хартия

2. В первую очередь градостроительство должно привести к гармо­нии следующие функции:

б) работу;

в) отдых (спорт, развлечения и т. п.).

3. Руководствуясь экономическими и социальными принципами, а также данными о плотности населения, необходимо определить соотно­шение между участками для размещения жилья, садов, транспортных, спортивных сооружений. Путем внедрения коллективного земельного хо­зяйства нужно противодействовать современной хаотической раздроб­ленности участков, представляющих собой в настоящее время предмет торговли, спекуляции, наследования.

4. Классификация транспорта должна включать в себя временной и
и территориальный факторы.

5. Непрерывно развивающаяся техника и все достижения нового
времени требуют кардинального пересмотра законодательства» 22 .

IV конгресс CIAM, проходивший в 1933 г. в Афинах, был посвящен теме «Функциональный город». На рассмотрение участникам конгресса представители отдельных стран предложили пронизанные единством замысла 33 проекта городов. Эти проекты должны были послужить ос­новой для дискуссии и выработки принципов, зафиксированных так на­зываемой Афинской хартией. В хартии были развиты идеи первой дек­ларации, которые необходимо было продокументировать серией моно­графий о городах. В 1942 г. известный испанский градостроитель Хосе Луис Серт, эмигрировавший в США, выпустил книгу, представляющую собой обзор основных документов о деятельности CIAM и разъяснений многих принципов Афинской хартии. Здесь же можно найти самую чет­кую и ставшую уже классической формулировку существа функцио­нальной структуры города:

«Функций, относящихся к проектированию городов, всего четыре;

б) работа;

г) транспорт (который объединяет первые три функции)» 23 .

В заключение своей книги Серт отвечает на вопрос, поставленный в ее названии. Его слова, обобщающие систему взглядов, выработанную перед второй мировой войной, во многом актуальны и сегодня:

«Могут ли наши города выжить? На этот вопрос можно ответить тремя различными способами:

1. Одни думают, что города могут сохранить свою современную
структуру, что их теперешний кризис носит лишь поверхностный и вре­
менный характер и что, как только он будет преодолен, вновь вернутся
дни процветания периода десятилетия 1920-1930 гг.

2. Другие считают, что города не справятся с постоянно растущими
трудностями и это приведет к их полному уничтожению, иначе говоря,
они должны будут исчезнуть.

3. Третьи верят в эффективность определенных крутых мер, примене­
ние которых изменит общую структуру городов, верят в то, что благода­
ря этим мерам наши города смогут и должны будут быть сохранены» 24 .

О взглядах, характерных для прогрессивных западных архитекторов того времени, свидетельствует не только Афинская хартия, но и ряд других публикаций, выходивших в связи с отдельными конгрессами CIAM. Уже сама постановка проблем свидетельствует о том, что эта организация занималась действительно актуальными проблемами архи­тектуры и градостроительства. Конгресс, проходивший в ноябре 1930 г. в Брюсселе, был посвящен теме «рациональные системы застройки», В материалах конгресса содержится верная и по сегодняшний день оценка новых идей, которые современная архитектура выработала в борьбе против антисанитарных замкнутых кварталов капиталистичес-

ких городов XIX и XX вв. Среди докладчиков на этом конгрессе были Гропиус, Ле Корбюзье, Нейтра, а также чех Карел Тайге*. Общая точка зрения конгресса, на котором говорилось очень много о преиму­ществах и недостатках многоквартирных и индивидуальных домов, луч­ше всего выражена в заключении, где сказано о том. что конгресс «не считает многоэтажный жилой дом единственно возможной формой жилья, но констатирует, что эта форма может привести к решению проблемы минимальной квартиры» 25 . В предисловии к материалам кон­гресса Гидион ссылается, например, на фаланстеры Фурье, считая, что они нашли воплощение в многоэтажных домах нашего века. На выстав ке конгресса, насыщенной большим количеством документов, были представлены главным образом сблокированные системы застройки, тн пичные для довоенных проектов населенных мест, и первые проекты ба­шенных домов.

Новые идеи архитектуры и градостроительства того времени иногда демонстрировались на примере поселков-выставок, проводившихся, в частности, в Германии. В этих поселениях использовались новые систе­мы застройки и функциоыалистские решения отдельных домов. Из це­лого ряда таких поселков-выставок наиболее известна выставка в Штут­гарте, 1927 г., где по плану, разработанному Мис ван дер Роэ, были построены одно- и многоквартирные жилые дома, спроектированные рядом наиболее известных западноевропейских авангардистских архи­текторов. Наиболее обширное жилищное строительство в соответствии с новыми рационалистическими принципами в 1929-1930 гг. проводил магистрат города Франкфурта-на-Майне, где в то время над осуществ­лением новых принципов решения жилых кварталов работал Эрнст Май**. В других городах новые районы строились по проектам Вальте­ра Гропиуса, Марта Штама и других архитекторов.

В Чехословакии ту же роль выполнила Выставка современной куль­туры, проводившаяся в 1928 г. в Брно. Ее составной частью была пост­ройка группы индивидуальных домов под общим названием «Новый дом». Несколько позже, в 1932 г., в Праге была построена колония вилл на Бабе, градостроительное решение которой разработал Павел Янак.

Однако славное «десятилетие архитектуры» (1920-1930 гг). ушло безвозвратно, а вторая половина 30-х годов уже не принесла никаких новых идей. В Европе нарастает угроза фашизма. Известные западно­европейские и прежде всего немецкие архитекторы эмигрируют в США и там пропагандируют новейшие архитектурные и градостроительные концепции. Создается ситуация, которую цинично прокомментировал декан ныойоркского университета: «Я очень благодарен Гитлеру, он по тряс дерево, а я подобрал яблоки» 26 .

Развитие теорети­ческих концепций после второй миро­вой войны

Во время войны развитие градостроительных теорий почти остано­вилось. Лишь в Соединенных Штатах вышло несколько теоретических работ. Все они были изданы роскошно, с великолепными иллюстрация­ми, но по существу черпали свой материал из довоенных идей и из кон­цепций, в большинстве случаев рожденных в Европе. В первые годы после войны занимались главным образом восстановлением разрушен­ных городов и сел. причем чаще всего пользовались первоначальными планами городов. Лишь в отдельных случаях удалось осуществить но­вые концепции и создать более выразительные структуры городов, на­пример при восстановлении центров Гавра, Роттердама, Ковентри, Мо-бежа, Волгограда и некоторых других городов.

* Карел Тайге (1900-1951 гг.)-видный чехословацкий теоретик современной ап хптоктуры и искусства. В конце 20-х - начале 30-х годов преподает в Баухаузе. В го­ды межвоенного 20-летия активно пропагандировал советскую культуру. (Прим. ри"."

** Эрнст Май (1889-1970 гг.)-видный немецкий архитектор-градостроитсл-В 30-х годах работал в СССР. Известен свое:"; пропагандой системы строчной заст г с1: кн. (Прим. ред.)

При этом большие города росли и изменялись дальше. Если в нача­ле века в большинстве из них численность населения колебалась в пре­делах 1 млн. жителей, то сегодня в ряде городов мира число жителей достигает 5 и даже 10 млн. человек. Если после первой мировой войны только предполагали возможное влияние на планировку городов авто­мобильного транспорта, то в настоящее время этот автомобиль, особен­но в капиталистических странах, активно воздействует на структуру расселения и парализует всю жизнь большого города.

Создаются целые городские цепи, наиболее ярким примером которых является выросший на западном побережье США пояс (Бостон, Нью-Йорк, Филадельфия, Балтимор, Вашингтон), достигающий в длину око­ло 1000 км и в ширину 100 км. В каждом из шести городов-гигантов, входящих в этот пояс, живет от 2 до 10 млн. жителей. Во всем этом по­ясе - «городской туманности» - в 1950 г. жило немногим более 31 млн. жителей, а сегодня их число приближается к 40 млн. В Англии, наряду с 10-миллионным Лондоном, из городов Бирмингем, Манчестер, Ливер­пуль, Шеффилд, Лидс и Брэдфорд, образовался 8-миллионный гигант, В Японии 10-миллионный Токио вместе с Иокогамой и еще 20 другими городами образует почти 15-миллионный гигант, а город Осака является центром группы городов с общим населением 8 млн. человек. Подобные же группы городов, в которых неизменно ухудшаются условия жизни, растут и в других странах. Население в своей повседневной жизни ис­пытывает на себе все проблемы и трудности, которые сопровождают жизнь больших городов. Градостроительством все больше заинтересо­вываются представители других наук.

Авторы большинства градостроительных теорий современности счита­ют необходимым не допустить дальнейшего разрастания больших горо­дов как компактных образований. Все более активно проводятся разра­ботки целых систем расселения и других новых концепций (мы рассмот­рим их в следующих главах этой работы). Все более неотложной становится задача рассредоточения крупнейших населенных мест. В свя­зи с этим исследуются оптимальные размеры городов, а в их окрестно­стях все чаще осуществляется строительство городов-спутников.

Вместе с тем дальнейшее развитие получают теории, по которым концентрация жителей в городах-гигантах считается естественным явле­нием, которому нельзя и не нужно препятствовать. На основе современ­ных тенденций развития делаются выводы о том, какие технические нов­шества потребуются городам, население которых может вырасти до 20 или даже 50 млн. человек. Так, в одной из американских работ, трезво оценивающих создавшееся положение, делается предположение о том, что в 2000 г. в США будет 10 суперметрополий, в которых станет прожи­вать до 72 млн. человек, из них 23 млн. - в Нью-Йорке, 20 - в Лос-Анд­желесе, 11 - в Чикаго и т. д. 27 . Думают о новых возможностях тран­спорта, о снабжении городов-гигантов водой и о способе устранения му­сора, что, очевидно, представит одну из серьезнейших проблем.

Однако во всех этих планах не найти уже и тени того восхищения от неограниченного роста городов, которое испытывал льюисовский Бэб-бит, преуспевающий американец, наживающийся на спекуляции участ­ками в своем родном городе Зенит. Сейчас рост городов-гигантов рас­сматривают скорее как необратимый ход неумолимой стихии, к которой люди должны приспособиться независимо от своих желаний. Считается, что они должны подумать о том, как сделать возможной жизнь в искус­ственной среде, переполненной людьми, зданиями и механизмами. Не случайно в статьях западных авторов при описании городов-гигантов употребляются такие выражения, как «гангрена», «раковая опухоль» и другие, им подобные определения, образно отождествляющие рост горо­дов с гибельными, пока неизлечимыми патологическими процессами.

Много специалистов изучает возможные последствия этого процес­са, и мы все чаще слышим предупреждения вроде того, какое сделал в

← Вернуться