Глубокий интерес к мифу и национальному фольклору становится одной из наиболее характерных черт русской культуры начала XX века. На «путях мифа» в первом десятилетии века пересекаются творческие искания таких несхожих между собой художников слова, как А.Блок, А.Белый, Вяч.Иванов, К.Бальмонт,

С.Городецкий. Символист А.Добролюбов записывает народные песни и сказания Олонецкого края, А.Ремизов в сборнике «Посолонь» (1907) мастерски воспроизводит сказовую народно-эпическую форму повествования, ведя свою повесть «посолонь»: весна, лето, осень, зима. В октябре 1906 г. Блок пишет для первого тома («Народная словесность») редактируемой Аничковым и Овсянико-Куликовским «Истории русской литературы» большую статью «Поэзия народных заговоров и заклинаний», снабдив ее обширной библиографией, в которую включает научные труды А.Н.Афанасьева, И.П.Сахарова, А.Н.Веселовского, Е.В.Аничкова, А.А.Потебни и др.

Ориентация на народно - поэтические формы художественного мышления, стремление познать настоящее сквозь призму национально окрашенной «старины стародавней» приобретает принципиальное значение для русского символизма. Непосредственный живой интерес младших символистов к фольклору отметил Аничков, указавший в одной из работ, что «разработка низших искусств составляет самую основу новых веяний». То же подчеркнул в своей статье Блок: «Вся область народной мапш и обрядности оказалась той рудой, где блещет золото неподдельной поэзии; тем золотом, которое обеспечивает и книжную «бумажную» поэзию - вплоть до наших дней». О том, что интерес к мифам, фольклору был общей ярко выраженной тенденцией русского искусства и литературы начала века, свидетельствует тот факт, что С.А.Венгеров, редактировавший тогда многотомное издание «Русской литературы XX века», предполагал включить в третий том отдельную главу «Художественный фольклоризм и близость к почве», посвященную творчеству Клюева, Ремизова, Городецкого и др. И хотя замысел не осуществился, сам он весьма показателен.

В годы первой мировой войны интерес литературно-художественной интеллигенции к древнему русскому искусству, литературе, поэтическому миру древних народных преданий, славянской мифологии еще более обостряется. В этих условиях творчество новокрестьян и привлекло внимание Сергея Городецкого, к тому времени автора книг «Ярь» (1906), «Перун» (1907), «Дикая воля» (1908), «Русь» (1910), «Ива» (1913). В «Яри» Городецкий попытался возродить мир древней славянской мифологии, выстроив собственную мифопоэтическую картину мира. Ряд известных славянских языческих божеств и персонажей народной демонологии (Ярила, Купало, Барыба, Удрас и др.) он дополняет новыми, им самим придуманными, наполнив мифологические образы осязаемо плотским, конкретно-чувственным содержанием. Стихотворение «Славят Ярилу» Городецкий посвятил Н.Рериху, чьи художественные искания явились созвучными древнерусскому колориту «Яри».

С другой стороны, поэзия самого Городецкого, Вяч.Иванова, проза А.Ремизова, философия и живопись Н.Рериха не могли не привлечь внимания новокрестьян обращением к древнерусской старине, знанием славянской языческой мифологии, чувством народного русского языка, обостренным патриотизмом. «То место свято - святая и крепкая Русь» - рефрен книжки Ремизова «Укрепа» (1916). «Между Клюевым, с одной стороны, - отмечал профессор литературы П.Сакулин в рецензии с примечательным названием «Народный златоцвет», - Блоком, Бальмонтом, Городецким, Брюсовым - с другой, оказался интересный контакт. Красота многолика, но едина».

В октябре-ноябре 1915 г. создается литературно-художественная группа «Краса», которую возглавил Городецкий и куда вошли крестьянские поэты. Участники группы были объединены любовью к русской старине, устной поэзии, народным песенным и былинным образам. Однако «Краса» просуществовала недолго: крестьянские поэты и, прежде всего самый опытный и мудрый из них - Клюев, уже тогда видели неравенство их взаимоотношений с салонными эстетами. Поэтическое кафе акмеистов «Бродячая собака», в котором Клюев бывал неоднократно еще в 1912-1913 п - ., уже с первого посещения навсегда станет для него символом всего враждебного крестьянскому поэту .

Сложившаяся в годы отчетливой дифференциации в литературе группа новокрестьянских поэтов не представляла собой четко выраженного определенного литературного направления со строгой идейно-теоретической программой, каковыми являлись многочисленные литературные группы - их предшественники и современники: крестьянские поэты не выпускали поэтических деклараций и не обосновывали теоретически свои литературно-художественные принципы. Однако несомненно то, что их группу как раз и отличают яркая литературная самобытность и социально-мировоззренческое единство, что дает возможность выделить ее из общего потока неонароднической литературы XX века. Сама крестьянская среда формировала особенности художественного мышления новокрестьян, органически близкого народному. Никогда ранее мир крестьянской жизни, отображенный с учетом местных особенностей быта, говора, фольклорных традиций (Николай Клюев воссоздает этнографический и языковой колорит Заонежья, Сергей Есенин - Рязанщины, Сергей Клычков - Тверской губернии, Александр Ширяевец моделирует Поволжье), не находил столь адекватного выражения в русской литературе: в творчестве новокрестьян со скрупулезной, тщательно выверенной этнографической точностью воссоздаются все приметы этого крестьянского мира.

Деревенская Русь - главный источник поэтического мироощущения крестьянских поэтов. Свою изначальную связь с ней - самими биографическими обстоятельствами своего рождения среди природы, в поле или в лесу - подчеркивал Есенин («Матушка в Купальницу по лесу ходила...»), эту тему продолжает Клычков в стихотворении с фольклорно-песенным зачином «Была над рекою долина...», в котором воспреемниками и первыми няньками новорожденного младенца выступают одушевленные силы природы:

Была над рекою долина В дремучем лесу у села, -

Под вечер, сбирая малину,

На ней меня мать родила...

С обстоятельствами рождения (впрочем, вполне обыкновенными для крестьянских детей) поэты связывали и особенности своего характера. Отсюда окреп в творчестве новокрестьян мотив «возвращения на родину». «Тоскую в городе, вот уже целых три года, по заячьим тропам, по голубам-вербам, по маминой чудотворной прялке», - признается Клюев. В творчестве Клычкова.этот мотив - один из центральных:

На чужбине далеко от родины Вспоминаю я сад свой и дом.

Там сейчас расцветает смородина И под окнами - птичий содом.

Эту пору весеннюю, раннюю Одиноко встречаю вдали.

Ах, прильнуть бы, послухать дыхание, Поглядеть в заревое сияние Милой мати - родимой земли!

(Клычков, Па чужбине далеко от родины...)

Поэтическая практика новокрестьян уже на раннем этапе позволяла выделить такие общие в их творчестве моменты, как поэтизация крестьянского труда («Поклон вам, труд и пот!») и деревенского быта, зоо- и антропоморфизм (антропоморфизация природных явлений составляет одну из характерных особенностей мышления фольклорными категориями), чуткое ощущение своей неразрывной связи с миром живого:

Плач дитяти через поле и реку,

Петушиный крик, как боль, за версты,

И паучью поступь, как тоску,

Слышу я сквозь наросты коросты.

(Клюев, Плач дитяти через поле и реку...)

Весьма сложным и к настоящему времени далеко не изученным является вопрос о нравственно-религиозных исканиях новокрестьян. «Огонь религиозного сознания», питающий творчество Клюева, был отмечен еще Брюсовым в предисловии к первому сборнику поэта «Сосен перезвон». Огромное влияние на формирование клюевского творчества оказало хлыстовство, в религиозных обрядах которого - сложный сплав элементов христианской религии, элементов дохристианского русского язычества и дионисийского начала язычества античного с элементами тайных, не изученных верований.

Что касается отношения Есенина к религии, то, хотя он и вспоминает в автобиографии (1923): «В Бога верил мало, в церковь ходить не любил» и признается в другом ее варианте (октябрь, 1025): «От многих моих религиозных стихов и поэм я бы с удовольствием отказался...», - несомненно, традиции православной христианской культуры оказали определенное влияние на формирование его юношеского мировоззрения.

Как свидетельствует товарищ поэта В.Чернявский, Библия была настольной книгой Есенина, тщательнейшим образом вновь и вновь им прочитываемой, испещренной карандашными пометами, потрепанной от постоянного к ней обращения, - ее запомнили и описали в своих воспоминаниях многие из тех, кто близко встречался с поэтом. Среди множества выделенных мест в есенинском экземпляре Библии был отчеркнутый вертикальной карандашной линией первый абзац пятой главы Книги Екклесиаста: «Не торопись языком твоим, и сердце твое да не спешит произнести слово пред Богом; потому что Бог на небе, а ты на земле; поэтому слова твои да будут немноги. Ибо, как сновидения бывают при множестве забот, так голос глупого познается при множестве слов».

В годы революции и первые послереволюционные годы, пересматривая свое отношение к религии («Я кричу тебе: «К черту старое!»,/ Непокорный, разбойный сын» - «Пантократор»), Есенин выводил особенности той функции, которую выполняла религиозная символика в его творчестве, не столько из христианской, столько из древнеславянской языческой религии.

Есенин - особенно в пору его принадлежности к «Ордену имажинистов» - не однажды еще воскликнет в пылу полемики: «Лучше фокстрот с здоровым и чистым телом, чем вечная раздирающая душу на российских полях песня грязных больных и искалеченных людей про «Лазаря». Убирайтесь к чертовой матери с вашим Богом и с вашими церквями. Постройте лучше из них сортиры...». Однако пронзительная тоска по утраченному («Что-то всеми навеки утрачено...») станет все чаще и чаще прорываться у него:

Стыдно мне, что я в Бога верил,

Горько мне, что не верю теперь.

(Мне осталась одна забава...)

Воссоздавая в своих произведениях колорит бытовых и обрядовых символов крестьянской Руси, Есенин, с одной стороны, как христианин -

Я поверил от рожденья В Богородицын покров (Чую Радуницу Божью...)

Свет от розовой иконы На златых моих ресницах (Колокольчик среброзоониый...) испытывает томление по высшему смыслу бытия, по «прекрасной, но нездешней/ Неразгаданной земле» («Не напрасно дули ветры...»), его глаза «в иную землю влюблены» («Опять раскинулся узорно...»), а «душа грустит о небесах,/ Она нездешних нив жилица» (одноименное стихотворение). С другой стороны, в творчестве Есенина и других новокрестьян отчетливо проступали языческие мотивы, которые можно объяснить тем, что этические, эстетические, религиозные и фольклорно-мифологические представления русского крестьянина, заключенные в единую стройную систему, имели два различных источника: кроме христианской религии, еще и древнеславянское язычество, насчитывающее несколько тысячелетий.

Неукротимое языческое жизнелюбие - отличительная черта лирического героя Ширяевца:

Хор славит вседержителя владыку,

Акафисты, каноны, тропари,

Но слышу я Купальской ночи вс клики,

А в алтаре - пляс игрищной зари!

(Хор славит вседержителя владыку...)

Обильно используя в своих произведениях религиозную символику, архаическую лекажу, новокрестьянские поэты на пути своих идейно-эстетических поисков сближались с определенными художественными исканиями в русском искусстве конца XIX - начала XX вв. Прежде всего это творчество В.М.Васнецова, впервые в русском искусстве сделавшего попытку найти живописноизобразительные эквиваленты традиционным народно-поэтическим образам былинного сказа. Это полотна В.И.Сурикова, воскрешающие легендарно-героические страницы национальной истории, особенно его творчество последнего периода, когда оно смыкается с той, восходящей к полотнам Васнецова, линией в русском искусстве, когда сюжеты и образы черпаются не прямо из действительной истории, а из истории уже переработанной, поэтически украшенной народной фантазией. Это «нестеровская» тема, не конкретизированная в историческом времени, - монашеская Русь, представлявшаяся художнику вневременным идеалом изначальной слитности человеческого существования с жизнью природы - природы первозданно-девственной, не задыхающейся под игом цивилизации, удаленной от губительного дыхания современного «железного» города.

Новокрестьянские поэты первыми в отечественной литературе возвели деревенский быт на недосягаемый прежде уровень философского осмысления общенациональных основ бытия, а простую деревенскую избу - в высшую степень красоты и гармонии:

Беседная изба - подобие Вселенной:

В ней шолом - небеса, полати - Млечный путь,

Где кормчему уму, душе многоплачевной Под веретенный клир усладно отдохнуть.

(Где пахнет кумачом - там бабьи посиделки...) опоэтизировали ее живую душу:

Изба-богатырица,

Кокошник вырезной,

Оконце, как глазница,

Подведено сурьмой.

(Клюев, Изба-богатырица...)

Поэтом «золотой бревенчатой избы» провозгласил себя Есенин («Спит ковыль. Равнина дорогая...»). Поэтизирует крестьянскую избу в своих «Домашних песнях» Клычков. Клюев в цикле «Поэту Сергею Есенину» настойчиво напоминает «младшему брату» его истоки: «Изба - питательница слов -/ Тебя взрастила не напрасно...».

Для крестьянина-землепашца и крестьянского поэта такие понятия, как мать-землица, изба, хозяйство - суть понятия одного этического и эстетического ряда, одного нравственного корня, а высшая нравственная ценность жизни - физический труд, неторопливое, естественное течение нехитрой деревенской жизни. В стихотворении «Дедова пахота» Клычков, в соответствии с нормами народной морали, утверждает, что и многие болезни проистекают от безделья, лености, что здоровый образ жизни тесно связан с физическим трудом. Клычковский дед после вынужденного зимнего безделья -

Помолился, сиял одежу,

Размотал онучи с ног.

Огорбел он, зиму лежа,

Поясницей занемог.

Исконно народные представления о физическом труде как основе основ крестьянской жизни утверждаются в известном стихотворении Есенина «Я иду долиной...»:

К черту я снимаю свой костюм английский.

Что же, дайте косу, я вам покажу -

Я ли вам не свойский, я ли вам не близкий,

Памятью деревни я ль не дорожу?

Для Клюева:

Радость видеть первый стог,

Первый сноп с родной полоски,

Есть отжиночный пирог На меже, в тени березки...

(Клюев, Радость видеть первый стог...)

Для Клычкова и его персонажей, ощущающих себя частицей единой Матери-природы, находящихся с ней в гармоническом родстве, и смерть - нечто совершенно не страшное и естественное, как смена, например, времен года или таянье «изморози весной», как определил смерть Клюев. Умереть, по Клычкову, - значит «уйти в нежить, как корни в землю», и смерть в его творчестве представляется не литературно-традиционным образом отвратительной старухи с клюкой, а привлекательной труженицы-крестьянки:

Уставши от дневных хлопот,

Как хорошо полой рубашки Смахнуть трудолюбивый пот,

Подвинуться поближе к чашке,

Жевать с серьезностью кусок,

Тянуть большою ложкой тюрю,

Спокойно слушая басок Сбирающейся на ночь бури...

Как хорошо, когда в семье,

Где сын жених, а дочь невеста,

Уж не хватает на скамье Под старою божницей места...

Тогда, избыв судьбу, как все,

Не в диво встретить смерть под вечер,

Как жницу в молодом овсе С серпом, закинутом на плечи.

(Клычков, Уставши от дневных хлопот...)

Типологическая общность философско-эстетической концепции мира новокрестьянских поэтов проявляется в решении ими темы природы. Одной из важнейших особенностей их творчества является то, что тема природы в их произведениях несет важнейшую не только смысловую, но концептуальную нагрузку, раскрываясь через универсальную многоаспектную антитезу «природа-цивилизация» с ее многочисленными конкретными оппозициями: «народ - интеллигенция», «деревня - город», «природный человек - горожанин», «патриархальное прошлое - современность», «земля - железо», «чувство - рассудок» и т.д.

Примечательно, что в есенинском творчестве отсутствуют городские пейзажи. Осколки их - «скелеты домов», «продрогший фонарь», «московские изогнутые улицы» - единичны, случайны и не складываются в цельную картину. «Московский озорной гуляка», вдоль и поперек исходивший «весь тверской околоток», Есенин даже не находит слов для описания месяца на городском небосклоне: «А когда ночью светит месяц,/ Когда светит... черт знает как!» («Да! Теперь решено. Без возврата...»).

Последовательным антиурбанистом выступает в своем творчестве Ширяевец:

Я - в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!

Я слушаю былинные ручьи!

Пусть города найлучшие кондитеры

Мне обливают в сахар куличи -

Я не останусь в логовище каменном!

Мне холодно в жару его дворцов!

В поля! на Брынь! к урочищам охаянным!

К сказаньям дедов - мудрых простецов!

(Ширяевец, Я - в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!..)

В своем многостраничном трактате «Каменно-Железное Чудище» (т.е. Город), законченном к 1920 г. и до сих пор не опубликованном, Ширяевец наиболее полно и всесторонне выразил целевую установку новокрестьянской поэзии: возвратить литературу «к чудотворным ключам Матери-Земли». Начинается трактат легендой-апокрифом о бесовском происхождении Города, сменяемой затем сказкой-аллегорией о юном Городке (затем - Городе), сыне Глупой Поселянки и продувного Человека, в угоду дьяволу неукоснительно исполняющем предсмертный наказ родителя «приумножай!», так что дьявол «пляшет и хрюкает на радостях, насмехаясь над опоганенной землей».

Бесовское же происхождение Города подчеркивает Клюев: Город-дьявол копытами бил,

Устрашая нас каменным зевом...

(Из подвалов, из темных углов...), а Клычков в романе «Сахарный немец», продолжая ту же мысль, утверждает тупиковость, бесперспективность пути, которым идет Город, - в нем нет места Мечте:

«Город, город!

Под тобой и земля не похожа на землю... Убил, утрамбовал ее сатана чугунным копытом, укатал железной спиной, катаясь по ней, как катается лошадь по лугу в мыти...

Оттого выросли на ней каменные корабли... оттого-то сложили каменные корабли свои железные паруса, красные, зеленые, серебристо-белые крыши, и они теперь, когда льет на них прозрачная осень стынь и лазурь, похожи издали на бесконечное море висящих в воздухе сложенных крыл, как складывают их перелетные птицы, чтобы опуститься на землю...

Не взмахнуть этим крыльям с земли!...

Не подняться с земли этим птицам!..»

Отчетливые антиурбанистические мотивы - и в клюевском идеале Красоты, берущем начало в народном искусстве, выдвигаемом поэтом в качестве связующего звена между Прошлым и Будущим. В настоящем, в реалиях железного века, Красота растоптана и поругана («Свершилась смертельная кража,/ Развенчана Мать-Красота!»), и потому звенья Прошлого и Будущего распаялись. Но спустя срок, пророчески указывает Клюев, Россия возродится: она не только обретет вновь утраченную было народную память, но к ней с надеждой обратятся и взоры Запада:

В девяносто девятое лето Заскрипит заклятый замок,

И взбурлят рекой самоцветы Ослепительных вещих строк.

Захлестнет певучая пена Холмогорье и Целебей,

Решетом наловится Вена Серебристых слов-карасей.

(Я зншо, родятся песни...)

Именно новокрестьянские поэты в начале XX века громко провозгласили: природа сама по себе - величайшая эстетическая ценность. И если в стихотворениях клюевского сборника «Львиный хлеб» наступление «железа» на живую природу - еще не ставшее страшной реальностью предощущение, предчувствие («Зачураться бы от наслышки/ Про железный неугомон!»), - то в образах «Деревни», «Погорелыцины», «Песни о Великой Матери» - уже трагическая для крестьянских поэтов реальность. Однако в подходе к этой теме отчетливо видна дифференцированность их творчества. Есенин и Орешин, хотя и непросто, мучительно, через боль и кровь, но готовы увидеть будущее России, говоря есенинскими словами, «через каменное и стальное». Для Клюева, Клычкова, Ширяевца, находившихся во власти идей «мужицкого рая», идею его вполне осуществляло патриархальное прошлое, русская седая старина с ее сказками, легендами, поверьями. «Не люблю я современности окаянной, уничтожающей сказку, - признавался Ши- ряевец в письме Ходасевичу (1917), - а без сказки какое житье на свете?». Для Клюева уничтожение сказки, легенды, разрушение сонма мифологических персонажей - невосполнимая потеря: Как белица, платок по брови,

Туда, где лесная мгла,

От полавочных изголовий Неслышно сказка унта.

Домовые, нежити, мавки -

Только сор, заскорузлый прах...

(Деревня)

Неприятие Ширяевцем современной ему действительности с особой силой проявилось в двух стихотворениях 1920 г.: «Не надо мной летят стальные птицы...» и «Волге». В первом Ширяевец вновь и вновь подчеркивает свою приверженность патриархальной старине:

Не надо мной летят стальные птицы,

Синиц с Изборска мне полет милей!..

Я наяву, да, это мне не снится! -

Плыву в шелках червленных кораблей.

Вокзалов нет!.. Железных, хриплых ревов!

Нет паровозов черных! - Я не ваш!

Есть вешний шум в сияющих дубровах,

Запев Садко, звон богатырских чаш!

во втором - противопоставляет прошлому современность в самых экологически неприглядных ее проявлениях.

О том, что хищническое истребление природы ведет к духовному оскудению человека, потер» им невосполнимых нравственных ценностей, 1феду1феждает в своих книгах Клычков: «Не за горгши пори, когда человек в лесу всех зверэей передушит, из р»к выморит рыбу, в воздухе птиц переловит и все деревья заставит целовать себе ноги - подрежет пилой-верезгой. Тогда-то отвернется Бог от опустелой земли и от опустелой души человечьей, а железный чертг, который только ждет этого и никак дождаться не может, привер- тит человеку на место души какую-нибудь шестерню или гайку с машины, потому что черт в духовных делах порядочный слесарь... С этой-то гайкой заместо души человек, сам того не замечая и ничуть не тужа, будет жить и жить до скончания века...» («Чертухин- ский балакирь»).

Свои духовные ценности, идеал изначальной гармонии с миром природы новокрестьянские поэты отстаивали в полемике с пролеткультовскими теориями технизации и машинизации мира. В то время, когда представители железного века в литературе отринули все «старое» («Мы - разносчики новой веры,/ Красоте задающей железный тон./ Чтоб природами хилыми не сквернили скверы,/ В небеса шаржхаем железобетон»), новокрестьяне, видевшие главную причину зла в отрыве от прирюдных корней, от народного мировосприятия, находящего отражение в быту, самом укладе кртестьянской жизни, фольклор», нарюдных традициях, национальной культур» («сирютинками» в стихотвор»нии Клюева «На помин олонецким бабам...» простодушно-жалостливо названы поэты, «позабывшие отчий дом»), - встали на защиту этого «старого».

Если пролетарюкие поэты декларировали в стихотворении «Мы»: «Мы все возьмем, мы все познаем,/ Прюнижем глубину до дна...», крестьянские поэты утверждали прютивоположное: «Все познать, ничего не взять/ Пришел в этот мир поэт» (Есенин, «Кобыльи корабли»). Если «разносчики новой веры», отстаивая коллективное, отрицали индивидуально-человеческое, все то, что делает личность неповторимой, высмеивали такие категории, как

«душа», «сердце», - все то, без чего невозможно представить творчество новокрестьян, - последние были твердо убеждены в том, что будущее - за их поэзией. В современности конфликт «природы» и «железа» закончился победой «железа»: в заключительном стихотворении «Поле, усеянное костями...» сборника «Львиный хлеб» Клюев дает страшную, воистину апокалипсическую панораму «железного века», неоднократно определяя его через эпитет «безликое». Воспетые крестьянскими поэтами «голубые поля» России сейчас усеяны «...костями,/ Черепами с беззубою зевотой», и над ними, «...гремящий маховиками,/ Безыменный и безликий кто-то»: Над мертвою степью безликое что-то Родило безумие, тьму, пустоту...

Мечтая о времени, при котором «не будет песен про молот, про невидящий маховик» и станет «горн потухнувшего ада - полем ораным мирским», Клюев высказал свое сокровенное, пророческое:

Грянет час, и к мужицкой лире Припадут пролетарские дети.

К началу XX века Россия подошла страной крестьянского земледелия, основанного на более чем тысячелетней традиционной культуре, отшлифованной в ее духовно-нравственном содержании до совершенства. В 20-е годы уклад русской крестьянской жизни, бесконечно дорогой крестьянским поэтам, на их глазах стал рушиться. Болью за скудеющие истоки жизни сочатся написанные в 20-30-е гг. романы Клычкова, произведения Клюева, письма Есенина, внимательное прочтение которых еще предстоит исследователям.

Революция обещала осуществить вековую мечту крестьян: дать им землю. Крестьянская община, в которой поэты видели основу основ гармонического бытия, на короткое время была реанимирована, по деревням шумели крестьянские сходы:

Вот вижу я: воскресные сельчане У волости, как в церковь, собрались. Корявыми, немытыми речами Они свою обсуживают «жись».

(Есенин, Русь советская.)

Однако уже летом 1918 г. начинается планомерное наступление по разрушению основ крестьянской общины, в деревню направляются продотряды, а с начала 1919 г. - вводится система продразверстки. Миллионы и миллионы крестьян погибают в результате военных действий, голода и эпидемий. Начинается прямой террор против крестьянства - политика раскрестьянивания, со временем принесшая страшные плоды: вековечные устои русского крестьянского хозяйствования были разрушены. Крестьяне яростно восставали против непомерных поборов - Вешенское восстание на Дону, восстание тамбовских и воронежских крестьян, сотни им подобных, но меньших масштабами крестьянских выступлений. Страна проходила очередную трагическую полосу своей истории, и письма Есенина этого времени пронизаны мучительными, напряженными поисками смысла настоящего, происходящего на глазах. Если ранее, в 1918 г., поэт писал: «Мы верим, что чудесное исцеление родит теперь в деревне еще более просветленное чувствование новой жизни», то в письме Е.Лившиц от 8 июня 1920 г. - прямо противоположное впечатление от происходящего в «новой» деревне: «Дома мне, несмотря на то, что я не был там три года, очень не понравилось, причин очень много, но о них в письмах говорить неудобно». «Ведь оно теперь не такое. Ужас как непохоже», - передает он Г.Бениславской в письме от 15 июля 1924 г. впечатление от посещения родного села. Маленький жеребенок, бегущий наперегонки с поездом, увиденный в августе 1920 г. из окна поезда Кисловодск-Баку и воспетый затем в «Сорокоусте», для Есенина становится «дорогим вымирающим образом деревни».

М.Бабенчиков, встречавшийся с Елениным в начале 20-х годов, отмечает его «затаенную тревогу»: «Какая-то неотступная мысль сверлила есенинский мозг.., заставляя его постоянно возвращаться к одной и той же теме: «- Деревня, деревня... Деревня - жизнь, а город...». И, внезапно обрывая свою мысль: «- Тяжел мне этот разговор. Давит он меня». Тот же мемуарист приводит относящийся к зиме 1922 г. многозначащий эпизод в особняке А.Дункан на Пречистенке, когда «Еленин, сидя на корточках, рассеянно шевелил с трудом догоравшие головни, а затем, угрюмо упершись невидящими глазами в одну точку, тихо начал: «Был в деревне. Все рушится... Надо самому быть оттуда, чтобы понять... Конец всему».

«Конец всему» - то есть всем надеждам на обновление жиз ни, мечтам о счастливом будущем русского крестьянина. Не об этой ли доверчивости русского мужика с горечью и болью писал Г.И.Успенский, высоко ценимый Есениным, предупреждая о неизбежном трагическом и страшном разочаровании в очередной «волшебной сказке»? «Разбитым корытом, - напоминал писатель, - ...с незапамятных времен и начинается и оканчивается всякая русская волшебная сказка; начинаясь в тоске и страдании, продолжаясь мечтаниями о светлом привольном житье, она после целого ряда бесчисленных мучений, перенесенных искателем приволья, приводит его опять-таки к горю и страданию, и перед ним... «опять разбитое корыто».

В результате социальных экспериментов на глазах крестьянских поэтов, вовлеченных в трагический конфликт с эпохой, началось невиданное крушение самого для них дорогого - традиционной крестьянской культуры, народных основ жизни и национального сознания.

Крестьянские поэты получают ярлык «кулацких», в то время как одним из главных лозунгов жизни страны становится лозунг «ликвидация кулачества как класса». Оболганные и оклеветанные, поэты-сопротивленцы продолжают работать, и неслучайно одно из центральных стихотворений Клюева 1932 г. с его прозрачной метафорической символикой, адресованное руководителям литературной жизни страны, носит название «Клеветникам искусства»:

Я гневаюсь на вас и горестно браню,

Что десять лет певучему коню,

Узда алмазная, из золота копьгга,

Попона же созвучьями расшита,

Вы не дали и пригоршни овса И не пускали в луг, где пьяная роса Свежила б лебедю надломленные крылья...

Новокрестьянская литература - единственное направление в отечественной литературе XX века, все без исключения представители которого в своих произведениях бесстрашно вступили в смертную борьбу с «железным веком» и были уничтожены в неравной этой борьбе. В период с 1924 по 1938 г. все они - прямо или косвенно - становятся жертвами Системы: в 1924 г. - Александр Ширяевец, в 1925-м - Сергей Есенин и Алексей Ганин, в 1937-м - Николай Клюев и молодые поэты Иван Приблудный и Павел Васильев, в 1938-м - Сергей Клычков и Петр Орешин.

На излете XX века суждено по-новому вчитаться в произведения новокрестьянских писателей - продолжающие традиции русской литературы серебряного века, они противостоят веку железному: в них заложены истинные духовные ценности и подлинно высокая нравственность, в них веяние духа высокой свободы - от власти, от догмы, в них утверждается бережное отношение к человеческой личности, отстаивается связь с национальными истоками, народным искусством как единственно плодотворный путь творческой эволюции художника.

АННОТИРОВАННЫЙ СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Пономарева Т. А. Новокрестьянская проза 1920-х годов: В 2 ч. Череповец, 2005. Ч. 1. Философские и художественные изыскания Н. Клюева, А. Ганина, П. Карпова. Ч. 2. «Круглый мир» Сергея Клычкова.

Монография посвящена прозе Н. Клюева, С. Клычкова, П. Карпова, А. Ганина 1920-х гг., но широко представляет истоки творчества крестьянских писателей в литературе Серебряного века. Новокрестьянская литература осмыслена в историческом, национальном и религиознофилософском аспектах. Творчество писателей-новокрестьян рассматривается в соотнесенности с мифопоэтикой, фольклором, древнерусской словесностью и литературой первой трети XX в.

Савченко I К. Есенин и русская литература XX века. Влияния. Взаимовлияния. Литературно-творческие связи. М.: Русски м1ръ, 2014.

Книга посвящена проблеме «Есенин и русская литература XX века» и является первым монографическим исследованием подобного рода; некоторые архивные документы и материалы впервые вводятся в литературоведческий оборот. В частности, подробно исследуются литературно-творческие связи Есенина с крестьянскими писателями: в главах «“Никто так духовно не привлекал Есенина”: Сергей Есенин и Александр Ширяевец» и «“Этот - бешено даровит!”: Сергей Есенин и Максим Горький». Подробно исследуется тема «Горький и новокрестьянские писатели в их отношении к “избяной Руси”».

Солнцева Н. М. Китежский павлин: Филологическая проза. Документы. Факты. Версии. М. : Скифы, 1992.

Книга содержит очерки филологический прозы, посвященные творчеству крестьянских писателей. Особенно подробно анализируется творчество С. Клычкова, Н. Клюева, П. Карпова, П. Васильева. Широкое использование документальных материалов придает исследованию глубоко научный характер, а жанр филологической прозы, в традициях которого написана книга, - характер увлекательного чтения. Автор предлагает читателю не только литературные факты, но также свои версии и гипотезы, связанные с творчеством новокрестьянских писателей.

• Очевидно, внутренней полемикой с акмеистским «Цехом поэтов»продиктована и утрирована стилизованная форма - в виде смиреннойчелобитной - дарстветюй надписи Клюева Н.Гумилеву на сборнике «Лесные были»: «Николаю свет Степановичу Гумилеву от велика НовогородаОбонежеския пятины погоста Пятницы Парасковии у садища Соловьевагора песельник Николашка по наливке Клюев славу поет учесглив поклонвоздает день постный память святого пророка Иоиля лето от рожества Богаслова тысяща девятьсот тринадцатое».
• В атом плане неслучаен и характер выбранного одним из пролетарских поэтов литературного псевдонима - Безыменский.

«Новокрестьянская» поэзия с полным правом может считаться неотъемлемой части творческого наследия русского Серебряного века. Показательно, что крестьянская духовная нива оказалась значительно плодотворнее, чем пролетарская идеологическая почва, на яркие творческие личности.

Термин «новокрестьянские» в современном литературоведении употребляется для того, чтобы отделить представителей новой формации – модернистов, которые обновляли русскую поэзию, опираясь на народное творчество, – от традиционалистов, подражателей и эпигонов поэзии Никитина, Кольцова, Некрасова, штампующих стихотворные зарисовки деревенских пейзажей в лубочно-патриархальном стиле.

Поэты, относившиеся к этой категории, развивали традиции крестьянской поэзии, а не замыкались в них. Поэтизация деревенского быта, нехитрых крестьянских ремесел и сельской природы являлись главными темами их стихов.

Основные черты новокрестьянской поэзии:

Любовь к «малой Родине»;
. следование вековым народным обычаям и нравственным традициям;
. использование религиозной символики, христианских мотивов, языческих верований;
. обращение к фольклорным сюжетам и образам, введение в поэтический обиход народных песен и частушек;
. отрицание «порочной» городской культуры, сопротивление культу машин и железа.

В конце XIX века из среды крестьян не вдвинулось сколько-нибудь крупных поэтов. Однако авторы, пришедшие тогда в литературу, во многом подготовили почву для творчества своих особо даровитых последователей. Идеи старой крестьянской лирики возрождались на ином, более высоком художественном уровне. Тема любви к родной природе, внимание к народному быту и национальному характеру определили стиль и направление поэзии нового времени, а раздумья о смысле человеческого бытия посредством образов народной жизни сделались в этой лирике ведущими.

Следование народнопоэтической традиции было присуще всем новокрестьянским поэтам. Но у каждого из них было и особо острое чувство к малой родине в ее щемящей, уникальной конкретности. Осознание собственной роли в ее судьбе помогало найти свой путь к воспроизведению поэтического духа нации.

На формирование новокрестьянской поэтической школы большое влияние оказало творчество символистов, в первую очередь Блока и Андрея Белого, способствовавшее развитию в поэзии Клюева, Есенина и Клычкова романтических мотивов и литературных приемов, характерных для поэзии модернистов.

Вхождение новокрестьянских поэтов в большую литературу стало заметным событием предреволюционного времени. Ядро нового течения составили наиболее талантливые выходцы из древесной глубинки – Н. Клюев, С. Есенин, С. Кычков, П. Орешин. Вскоре к ним присоединились А. Ширяевец и А. Ганин.

Осенью 1915 г., во многом благодаря усилиям С. Городецкого и писателя А. Ремизова, опекавшим молодых поэтов, была создана литературная группа «Краса»; 25 октября в концертном зале Тенишевского училища в Петрограде состоялся литературно-художественный вечер, где, как писал впоследствии Городецкий, «Есенин читал свои стихи, а кроме того, пел частушки под гармошку и вместе с Клюевым – страдания...». Там же было объявлено об организации одноименного издательства (оно прекратило существование после выхода первого сборника).

Впрочем, говорить о каком-то коллективном статусе новокрестьянских поэтов было бы неправомерным. И хотя перечисленные авторы входили в группу «Краса», а затем и в литературно-художественное общество «Страда» (1915-1917), ставшее первым объединением поэтов (по определению Есенина) «крестьянской купницы», и пусть некоторые из них участвовали в «Скифах» (альманахе левоэсеровского направления, 1917-1918), но в то же время для большинства «новокрестьян» само слово «коллектив» являлось лишь ненавистным штампом, словесным клише. Их больше связывало личное общение, переписка и общие поэтические акции.

Поэтому о новокрестьянских поэтах, как указывает в своем исследовании С. Семенова, «правильнее было бы говорить как о целой поэтической плеяде, выразившее с учетой индивидуальных мирочувствий иное, чем у пролетарских поэтов, видение устройства народного бытия, его высших ценностей и идеалов – другое ощущение и понимание русской идеи».

У всех поэтических течений начала XX века имелась одна общая черта: их становление и развитие происходило в условиях борьбы и соперничества, словно наличие объекта полемики было обязательным условием существования самого течения. Не минула чаша сия и поэтов «крестьянской купницы». Их идейными противниками являлись так называемые «пролетарские поэты».

Став после революции организатором литературного процесса, партия большевиков стремилась к тому, чтобы творчество поэтов было максимально приближено к массам. Самым важным условием формирования новых литературных произведений, который выдвигался и поддерживался партийной частью, был принцип «одухотворения» революционной борьбы. «Поэты революции являются неумолимыми критиками всего старого и зовут вперед, к борьбе за светлое будущее... Они зорко подмечают все характерные явления современности и рисуют размашистыми, но глубоко правдивыми красками... В их творениях многое еще не отшлифовано до конца, ..но определенное светлое настроение отчетливо выражено с глубоким чувством и своеобразной энергией».

Острота социальных конфликтов, неизбежность столкновения противоборствующих классовых сил стали главными темам пролетарской поэзии, находя выражение в решительном противопоставлении двух враждебных станов, двух миров: «отжившего мира зла и неправды» и «подымающейся молодой Руси». Грозные обличения перерастали в страстные романтические призывы, восклицательные интонации господствовали во многих стихах («Беснуйтесь, тираны!.. », «На улицу!» и т. п.). Специфической чертой пролетарской поэзии (стержневые мотивы труда, борьбы, урбанизм, коллективизм) являлось отражение в стихах текущей борьбы, боевых и политических задач пролетариата.

Пролетарские поэты, отстаивая коллективное, отрицали все индивидуально-человеческое, все то, что делает личность неповторимой, высмеивали такие категории, как душа и т. д. Крестьянские поэты, в отличие от них, видели главную причину зла в отрыве от природных корней, от народного мировосприятия, находящего отражение в быту, самом укладе крестьянской жизни, фольклоре, народных традициях, национальной культуре.

Понятие «крестьянская поэзия» вошедшее в историко-литературный обиход, объединяет поэтов условно и отражает только некоторые общие черты, присущие их миропониманию и поэтической манере. Единой творческой школы с единой идейной и поэтической программой они не образовали. Как жанр «крестьянская поэзия» сформировалась в середине XIX века. Её крупнейшими представителями были Алексей Васильевич Кольцов, Иван Саввич Никитин и Иван Захарович Суриков. Они писали о труде и быте крестьянина, о драматических и трагических коллизиях его жизни. В их творчестве отразилась и радость слияния тружеников с миром природы, и чувство неприязни к жизни душного, шумного, чуждого живой природе города. Известнейшими крестьянскими поэтами периода Серебряного века были: Спиридон Дрожжин, Николай Клюев, Пётр Орешин, Сергей Клычков. К этому течению также примыкал Сергей Есенин.

С.Городецкий: Клюев – тихий и родимый самый, сын земли с углубленным в даль души своей сознанием, с шепотливым голосом и медленными движениями. Лик его с морщинистым, хотя и юным лбом, со светлыми очами далеко сдвинутыми под вздернутые резкими углами брови, с запекшимися деревенскими устами, с лохматой бороденкой, а волос весь дико-русый, - знакомый лик в глубине своей живущего человека, только ее хранящего и только ее законам верного. Низкорослый и скуластый мужичонка этот всем обликом своим говорит о божественной певучей силе, обитающей в нем и творящей.

«Крестьянская поэзия» пришла в русскую литературу на сломе веков. То было время предчувствия социального распада и полной анархии смыслов в искусстве, поэтому в творчестве «крестьянских поэтов» можно наблюдать некий дуализм. Это мучительное желание перейти в другую жизнь, стать тем, кем не был рожден, вечно чувствуя себя поэтому уязвленным. Так страдали все они, поэтому бежали из любимых деревень в города, которые ненавидели. Но знание крестьянского быта, устного поэтического творчества народа, глубоко национальное ощущение близости к родной природе составили сильную сторону лирики «крестьянских поэтов».

Николай Алексеевич Клюев родился в небольшом селении Коштуги, расположенном Вытегорском уезде, Олонецкой губернии. Жители селения Коштуги отличались набожностью, так как ранее здесь обитали раскольники. В этом крае, расположенном на берегу реки Андомы, среди дремучих лесов и непроходимых болот прошло его детство.

Клюев окончил церковно-приходскую школу, затем народное училище в Вытегре. Год проучился в фельдшерах. Шестнадцати лет ушел в Соловецкий монастырь «спасаться», некоторое время жил в скитах. В 1906 году за распространение прокламаций Крестьянского союза был арестован. От службы в армии отказался по религиозным убеждениям. Позже писал «Впервые я сидел в остроге 18 годов отроду, безусый, тоненький, голосок с серебряной трещинкой. Начальство почитало меня опасным и «тайным». Начав сочинять стихи, Клюев несколько лет переписывался с Александром Блоком, поддержавшим его поэтические начинания. Первый сборник стихов «Сосен перезвон» вышел осенью 1911 года с предисловием В. Брюсова. В том же году вышла вторая книга «Братские песни».

До революции вышло еще два сборника - "Лесные были" (1913) и "Мирские думы" (1916). Не только Блок и Брюсов заметили этого самобытного, большого поэта, но и Гумилев, Ахматова, Городецкий, Мандельштам и др. В 1915 Клюев знакомится с С.Есениным, и вокруг них группируются поэты новокрестьянского направления (С.Клычков, П.Орешин, А.Ширяевец и др.).

Эти писатели поэтизировали, воспевали близость русского крестьянина к природе, чистой, нетронутой железной цивилизацией. Николай Клюев пришел в литературу с сознанием своей самостоятельности и особого пути в мире искусства. Он сближает традиции классической поэзии и народной. И опять, как когда-то у Кольцова, главной в поэзии Клюева становится тема Родины, России. Посылая первые стихотворные опыты в столичные журналы, Клюев демонстративно подписывал их – Олонецкий крестьянин. Он гордился своим крестьянским происхождением. Сам воздух Олонецкой губернии был наполнен поэзией патриархальной старины.

С 24 апреля 1915 года между Клюевым и Есениным завязывается дружба. Они вместе посещают друзей, писателей, художников, много общаются с Блоком. Зимой в годах Клюев и Есенин уверенно вступили в круг столичных писателей. Они посетили Гумилева, Ахматову, Горького. В январе 1916 года Есенин и Клюев приезжают в Москву. В союзе с молодым Есениным, чей талант он оценил сразу же, как только увидел в печати его стихотворения, Клюев надеялся привлечь внимание публики к «крестьянской» поэзии. Публичные чтения в Москве и Петербурге были чрезвычайно важны для него. Влияние Клюева на Есенина в то время было огромным. Всячески опекая своего «меньшего брата» Клюев старался нейтрализовать воздействие, которое оказали на Есенина другие литераторы. Есенин же в свою очередь считал Клюева своим учителем, и очень любил его.

Отношение к революции Октябрьскую революцию Клюев горячо приветствовал, восприняв ее как исполнение вековых чаяний крестьянства. В эти годы он напряженно и вдохновенно работает. В 1919 выходит сборник "Медный Кит", куда вошли такие революционные стихи, как "Красная песня" (1917), "Из подвалов, из темных углов..." глубоким в народе".

Древнерусская книжность, пышная богослужебная обрядность, народный фольклор удивительным образом мешались в его стихах с сиюминутными событиями. В первые послереволюционные годы он много пишет, часто издается. В 1919 году вышел в свет большой двухтомный «Песнослов», за ним - сборник стихов «Медный кит». В 1920 году - «Песнь Солнценосца», «Избяные песни». В 1922 году - «Львиный хлеб». В 1923 году - поэмы «Четвертый Рим» и «Мать-суббота». «Маяковскому грезится гудок над Зимним, - писал Клюев, - а мне - журавлиный перелет и кот на лежанке. Песнетворцу ль радеть о кранах подъемных..»

Религиозность поэта В марте 1920 года Третья уездная конференция РКП(б) в Вытегре обсуждала вопрос о возможности дальнейшего пребывания Клюева в рядах партии религиозные убеждения поэта, посещение им церкви и почитание икон вызывали, естественно, недовольство у вытегорских коммунистов. Выступая перед собравшимися, Клюев произнес речь «Лицо коммуниста». «С присущей ему образностью и силой, - сообщала через несколько дней «Звезда Вытегры», - оратор выявил цельный благородный тип идеального коммунара, в котором воплощаются все лучшие заветы гуманности и общечеловечности». В то же время Клюев пытался доказать собранию, что «нельзя надсмехаться над религиозными чувствованиями, ибо слишком много точек соприкосновения в учении коммуны с народною верою в торжество лучших начал человеческой души». Доклад Клюева был выслушан «в жуткой тишине» и произвел глубокое впечатление. Большинством голосов конференция, «пораженная доводами Клюева, ослепительным красным светом, брызжущим из каждого слова поэта, братски высказалась за ценность поэта для партии». Однако Петрозаводский губком не поддержал решение уездной конференции Клюев был исключен из партии большевиков...»

Решающую роль в судьбе Клюева сыграла критическая статья о нем Л.Троцкого (1922), появившаяся в центральной печати. Клеймо "кулацкого поэта" сопровождает его на протяжении целого десятилетия. Больше того, в середине 1923 года поэт был арестован и препровожден в Петроград. Арест, правда, не оказался долгим, но, освободившись, Клюев возвращаться в Вытегру не стал. Являясь членом Всероссийского союза поэтов, возобновил старые знакомства, целиком отдался литературной работе. Поэт остро нуждается, он обращается в Союз поэтов с просьбами о помощи, пишет М.Горькому: "...Нищета, скитание по чужим обедам разрушает меня как художника".

Писал много, но и многое изменилось в стране теперь стихи Клюева откровенно раздражали. Преувеличенное тяготение к жизни патриархальной вызывало отпор, непонимание, поэта обвиняли в пропаганде кулацкой жизни. Это при том, что как раз в те годы Клюев создал, может быть, лучшие свои вещи - «Плач о Есенине» и поэмы «Погорельщина» и «Деревня». «Я люблю цыганские кочевья, свет костра и ржанье жеребят. Под луной как призраки деревья и ночной железный листопад... Я люблю кладбищенской сторожки нежилой, пугающий уют, дальний звон и с крестиками ложки, в чьей резьбе заклятия живут... Зорькой тишь, гармонику в потемки, дым овина, в росах коноплю. Подивятся дальние потомки моему безбрежному «люблю»... Что до них Улыбчивые очи ловят сказки теми и лучей. Я люблю остожья, грай сорочий, близь и дали, рощу и ручей...» Для жизни в суровой стране, с ног на голову перевернутой революцией, этой любви было уже мало.

С 1931 Клюев живет в Москве, но путь в литературу для него закрыт: все, что он пишет, отклоняется редакциями. В 1934 был арестован и выслан из Москвы сроком на пять лет в город Колпашево Нарымского края. "Я сослан за поэму "Погорельщина", ничего другого за мной нет", - писал он из ссылки. К середине 1934 Клюева переводят в Томск. Мучительно переживая свой вынужденный отрыв от литературы, он писал: "Не жалко мне себя как общественной фигуры, но жаль своих песен-пчел, сладких, солнечных и золотых. Шибко жалят они мое сердце".

В 1936 году, уже в Томске, Клюева вновь арестовали по спровоцированному органами НКВД делу контрреволюционного, церковного (как сказано в документах) «Союза спасения России». На какое-то время его освободили из-под стражи только из-за болезни - «паралича левой половины тела и старческого слабоумия». Но и это была лишь временная отсрочка. «Хочется поговорить с милыми друзьями, - в отчаянии писал поэт Христофоровой, - послушать подлинной музыки! За досчатой заборкой от моей каморки - день и ночь идет современная симфония - пьянка... Драка, проклятия, - рев бабий и ребячий, и все это перекрывает доблестное радио... Я, бедный, все терплю. Второго февраля стукнет три года моей непригодности в члены нового общества! Горе мне, волку ненасытному!..» В октябре заседание тройки Управления НКВД Новосибирской области постановило «Клюева Николая Алексеевича расстрелять. Лично принадлежащее ему имущество конфисковать» октября 1937 года (так указано в выписке из дела) постановление тройки было приведено в исполнение.

Архаическая, фольклорная лексика создает в стихотворении особый лирический настрой, атмосферу избяной сказки. Пшеничный, берестяный рай живет своей жизнью, далекой от шума и пыли больших городов. В избяной сказке поэт видел неумирающие эстетические и нравственные ценности. Единство этого особого мира достигается еще и тем, что Клюев передает мироощущение крестьянина, в котором сказывается теплая благодарность к природе и преклонение перед ее могуществом. Клюев слагает дифирамбы всякому древу земному, зверям, птицам и гадам, всему лесному дыханию. Крестьянский быт, деревенская изба, ее убранство, утварь, домашние животные – все это является органичным продолжением жизни природы. Не случайно свои сборники стихотворений Клюев называет Сосен перезвон, Лесные были, Песни из Заонежья, Избяные песни. Природа и человек составляют одно целое. А поэтому дорогой человеческому сердцу образ неразрывно слит с природой, с ее естественной красотой.

Еще одной важной особенностью творческой манеры Клюева является широкое использование цветописи. Набат сердечный чует Пушкин – Предвечных сладостей поэт… Как яблоновые макушки, Благоухает звукоцвет. Он в белой букве, в алой строчке, В фазаньи пестрой запятой. Моя душа, как мох на кочке Пригрета пушкинской весной. Клюева-художника по праву называют изографом. Поэт увлекался фресковой живописью, сам писал иконы, подражая древним новгородским мастерам; в поэзии он тоже малюет, разукрашивает, золотит слово, добиваясь максимальной зрительной наглядности. В поэзии Клюева есть что-то общее с живописью Рериха, с которым он был близко знаком. В цикле картин Начало Руси. Славяне предметы древности, по словам современного исследователя, получают у Рериха такое окружение природной средой, которое внутренне присуще им самим: они сливаются с нею, и их красота, и их сила как бы возникает из красоты и силы самой природы, почувствованной сердцем самого народа русского. В обоих случаях – в поэзии Клюева и в живописи Рериха – огромное значение имеют летописные и фольклорные источники. Поэт создает словесные узоры, которые просятся на холст или дерево, чтобы соседствовать с народным орнаментом. Клюев умело использует приемы церковных живописцев (яркие цветовые контрасты и символику цветов), создавая образы запоминающимися.

Крестьянские поэты

Движение крестьянских поэтов тесно связано с революционными движениями, начавшимися в России на рубеже XIX и XX веков. Типичными представителями этого движения были Дрожжин Спиридон, Есенин Сергей, Клычков Сергей, Клюев Николай, Орешин Петр, Потемкин Петр, Радимов Павел, а подробнее я остановлюсь на биографии Демьяна Бедного (Придворов Ефим Алексеевич) (1883 - 1945 годы жизни)

Родился в д. Губовка Херсонской губернии, в семье крестьянина.

Учился в сельской школе, затем - в военно-фельдшерской школе, в 1904-1908 гг. - на историко-филологическом факультете Петербургского университета.

Начал печататься в 1909 г.

В 1911 г. в большевистской газете "Звезда" опубликованы стихи "О Демьяне Бедном - мужике вредном", откуда и взят псевдоним поэта.

С 1912 г. и до конца жизни печатался в газете "Правда".

Большевистская партийность, народность - основные черты творчества Демьяна Бедного. В программных стихах - "Мой стих", "Правда-матка", "Вперед и выше!", "О соловье" - запечатлен образ поэта нового типа, поставившего перед собой высокую цель: творить для широких масс. Отсюда - обращение поэта к наиболее демократическим, доходчивым жанрам: басне, песне, частушке, агитационной стихотворной повести.

В 1913 г. вышел сборник "Басни", который высоко оценил В. И. Ленин.

В годы гражданской войны стихи и песни его играли огромную роль, поднимая дух красноармейцев, сатирически разоблачая классовых врагов.

В годы Великой Отечественной войны Демьян Бедный вновь много работает, печатается в "Правде", в "Окнах ТАСС", создает патриотическую лирику, антифашистскую сатиру.

Награжден орденом Ленина, орденом Красного Знамени и медалями.

Поэты вне течений

К ним можно отнести Агнивцева Николая, Бунина Ивана, Ефименко Татьяну, Ивнева Рюрика, Пастернака Бориса, Цветаеву Марину, Шенгели Георгия, чьё творчество либо слишком разнообразно, либо слишком необычно, чтобы отнести их к какому - либо течению.

Ядром группы новокрестьянских поэтов были Н. А. Клюев (I884-1937), С.А. Есенин (1885- 1925), П. В. Орешин (1887—1938), С. А. Клычков (1889—1937). Еще в группу входили П. Карпов, А. Ширяевец, А. Ганин, П. Радимов, В.Наседкин, И. Приблудный. При всем различии творческих индивидуальностей их сближало крестьянское происхождение, неприятие городской жизни и интеллигенции, идеализация деревни, старины, патриархального уклада жизни, стремление "освежить" русский язык на фольклорной основе. С. Есенин и Н. Клюев предпринимали попытку объединиться с "городскими" писателями, которые, по их мнению, сочувственно относились к «народной» литературе (А. М. Ремизов. И. И. Ясинский и др.). Созданные ими в 1915 году литературно-художественные общества «Краса», затем «Страда» просуществовали несколько месяцев. После революции большинство новокрестьянских поэтов оказались невостребованными в жизни и литературе со своей поэтизацией связи человека с миром живой природы, им пришлось стать свидетелями ломки традиционных крестьянских устоев. Клюев, Клычков, Орешин были репрессированы и расстреляны как кулацкие поэты.

Итак, «новокрестьянская группа» просуществовала недолго, распалась она вскоре после Октябрьской революции. Поэты родом из деревни — С. Клычков, Н. Клюев, С. Есенин и др. — писали о своей «малой» родине с любовью и болью, пытались повернуть всех к милому их сердцу патриархальному, деревенскому укладу. Исследователи отмечают созвучие настроений в творчестве Клычкова и Есенина, при этом С. Клычкова считают предшественником С. Есенина.

Ниже представлены биография и творчество двух известных новокрестьянских поэтов - Николая Алексеевича Клюева и Сергея Антоновича Клычкова.

Николай Алексеевич Клюев

Клюев Николай Алексеевич (1884—1937) был наиболее зрелым представителем новокрестьянской поэзии. С. Есенин однажды сказал о Клюеве: «Он был лучшим выразителем той идеалистической системы, которую несли все мы».

Родился будущий поэт в крестьянской семье. Отец его служил урядником, мать, Прасковья Дмитриевна, происходила из семьи старообрядцев. Она, «былинщица, песельница», обучала сына «грамоте, песенному складу и всякой словесной мудрости.

Печататься Н. Клюев начал с 1904 года; с 1905 года приобщился к революционной деятельности, распространял прокламации Всероссийского крестьянского союза в Московской и Олонецкой губерниях. Был арестован, после освобождения вновь возвратился к нелегальным занятиям. Революционные идеалы Н. Клюева были тесно связаны с идеями христианской жертвенности, жаждой страдания за «сестер» и «братьев» «с молчаливо-ласковым лицом». В 1907 году началась переписка Н. Клюева с А. Блоком, который сыграл значительную роль в судьбе начинающего поэта.

А. Блока занимали вопросы взаимоотношений интеллигенции и народа, очевидно, поэтому он с интересом отнесся к крестьянскому поэту (как и к С. Есенину), познакомил его с современной литературой, способствовал публикации его стихов в журналах "Золотое руно", "Бодрое слово" и др. Н.А. Клюев изучил идеи теоретиков русского символизма — А. Белого, Вяч. Иванова, Д. Мережковского о «народной душе», «новом религиозном сознании», "мифотворчестве" и как бы откликнулся на неонароднические искания, взял на себя роль «народного» поэта, певца "красоты и судьбы" России.

В 1911 году вышел первый сборник его стихов "Сосен перезвон" с посвящением А. Блоку и с предисловием В.Я. Брюсова. Стихотворения этого сборника высоко оценили С. Городецкий, В. Брюсов; Н. Гумилев. Высшая ценность для поэта — народ. Герои — люди близкие к природе, Богу. Поэт с болью пишет о страданиях мужика.

Выступая от лица народа, Николай Алексеевич клеймил интеллигенцию, предсказывал появление новых сил, идущих на смену разрушающейся культуре. В стихах Н.А. Клюева главная тема — возвеличивание Природы и обличение "железной цивилизации", "города" (как и в поэме C. Есенина «Сорокоуст») и «людей ненуждающихся и ученых» ("Вы обещали нам сады"). Знаток и собиратель фольклора. Н. Клюев один из первых предпринял попытку перейти в стихах на стилизованный язык народной поэзии, используя такие жанры, как песня, былина. Сборник Н. Клюева «Лесные были» состоял в основном из стилизаций народных песен («Свадебная», «Острожная», «Посадская» и др.). Вослед ему С. Есенин написал сборник «Радуница».

Н. Клюев приветствовал свержение самодержавия. В стихотворении «Красная песня» он ликовал по поводу этого события.

Весной 1917 года вместе с С.А. Есениным он выступал на революционных митингах, собраниях. После Октябрьской революции Н. Клюев прославлял советскую власть, «мучеников и красноармейцев» и даже... красный террор: «Убийца красный — святей потира...». Ему казалось, что революция свершилась в интересах крестьянства, что придет «мужицкий рай».

В 1920-е годы поэт пребывал в растерянности... Он то воспевал, то оплакивал "погорелую", навсегда уходящую в прошлое "деревню-сказку" (поэмы «Заозерье», «Деревня», «Погорельщина»).

В поэме "Погорельщина" изображена эпоха Андрея Рублева, но в произведение проникли и современные Н. Клюеву ритмы, фразы. Лирический герой встречается как с историческими, так и с внеисторическими образами. В строках, посвященных современной ему деревне, звучат боль и страдание, — поэт отмечает утрату духовных ценностей, распад русской деревни.

В 1934 году Клюев был арестован, а в 1937 году расстрелян.

Сергей Антонович Клычков

Клычков Сергей Антонович (1889—1937) появился на свет в Тверской губернии, в старообрядческой семье. С. Клычков был связан с революционной молодежью, в декабрьском восстании 1905 года выступал на стороне пролетариата. Первый поэтический успех ему принес сборник "Потаенный сад". В его ранней поэзии отмечается романтическое мироощущение деревни и неприятие крестьянским поэтом «индустриальной» цивилизации. Прибежищем поэта становится сказочный «потаенный сад», время действия отнесено в далекое патриархальное прошлое — в "золотой век". Образ деревни, который рисует поэт, неустойчив, реальность оборачивается фантазией.

Предчувствие перемен наполняет его стихи грустью. Клычкова называли певцом таинственного: природа у него одушевлена, заселена русалками, лешими, колдуньями и другими сказочными героями.

Легко почувствовать связь поэзии С. Клычкова с народными песнями, особенно лирическими и обрядовыми. Рецензенты его первых книг сопоставляли творчество Клычкова с творчеством Н. Клюева. Однако мироощущение Клычкова было иным, поэтому в его произведениях отсутствовали революционно-бунтарские настроения; практически не встречалось резких напалок на «город», «интеллигенцию», что было характерно для новокрестьянской поэзии. Родина, Россия в поэзии Клычкова — светлая, сказочная, романтическая.

Последний сборник поэта назывался «В гостях у журавлей». С. Клычков занимался переводами грузинских поэтов, киргизских эпосов. В 1930-е годы его назвали идеологом «кулачества». В 1937 году репрессировали и расстреляли.

Использованы материалы книги: Литература: уч. для студ. сред. проф. учеб. заведений / под ред. Г.А. Обернихиной. М.: "Академия", 2010

← Вернуться