Жизнь взаймы эрих мария ремарк о чем. «Жизнь взаймы», художественный анализ романа Ремарка

Подписаться
Вступай в сообщество «shango.ru»!
ВКонтакте:

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 3 страниц]

Эрих Мария Ремарк
Жизнь взаймы

Остановив машину у заправочной станции, перед которой был расчищен снег, Клерфэ посигналил. Над телефонными столбами каркали вороны, а в маленькой мастерской позади заправочной станции кто-то стучал по жести. Но вот стук прекратился, и оттуда вышел паренек лет шестнадцати, в красном свитере и в очках со стальной оправой.

– Заправь бак, – сказал Клерфэ, вылезая из машины.

– Высший сорт?

– Да. Где здесь можно поесть?

Большим пальцем парнишка показал через дорогу.

– Там, в гостинице. Сегодня у них на обед были свиные ножки с кислой капустой.


Столовая в гостинице не проветривалась, пахло старым пивом и долгой зимой. Клерфэ заказал мясо по-швейцарски, порцию вашеронского сыра и графин белого эгля; он попросил подать еду на террасу. Было не очень холодно. Небо казалось огромным и синим, как цветы горчанки.

– Не окатить ли вашу машину из шланга? – крикнул паренек с заправочной станции. – Видит Бог, старуха в этом нуждается.

– Нет, протри только ветровое стекло.

Машину не мыли уже много дней, и это было сразу заметно. После ливня крылья и капот, покрывшиеся на побережье в Сен-Рафаэле красной пылью, стали походить на разрисованную ткань. На дорогах Шампани кузов машины залепило известковыми брызгами от луж и грязью, которую разбрасывали задние колеса многочисленных грузовиков, когда их обгоняли.

«Что меня сюда привело? – подумал Клерфэ. – Кататься на лыжах, пожалуй, уже поздновато. Значит, сострадание? Сострадание – плохой спутник, но еще хуже, когда оно становится целью путешествия».

Он встал.

– Это километры? – спросил паренек в красном свитере, указывая на спидометр.

– Нет, мили.

Паренек свистнул.

– Как это вас занесло в Альпы? Почему вы со своим рысаком не на автостраде?

Клерфэ посмотрел на него. Он увидел блестящие стекла очков, вздернутый нос, прыщи, оттопыренные уши – существо, только что сменившее меланхолию детства на все ошибки полувзрослого состояния.

– Не всегда поступаешь правильно, сын мой. Даже если сам сознаешь. Но именно в этом иногда заключается прелесть жизни. Понятно?

– Нет, – ответил паренек, сморщив нос.

– Как тебя зовут?

– Геринг.

– Геринг. – Юноша осклабился, переднего зуба не хватало. – Но по имени Губерт.

– Родственник того…

– Нет, – прервал его Губерт, – мы базельские Геринги. Если бы я был из тех, мне не пришлось бы качать бензин. Мы получали бы жирную пенсию.

Клерфэ испытующе посмотрел на него.

– Странный сегодня день, – сказал он, помедлив. – Вот уж не ожидал встретить такого, как ты. Желаю тебе успеха в жизни, сын мой. Ты меня поразил.

– А вы меня нет. Вы ведь гонщик, правда?

– Откуда ты знаешь?

Губерт Геринг показал на почти стертый номер, который виднелся из-под грязи на радиаторе.

– А ты, оказывается, еще и мыслитель! – Клерфэ сел в машину. – Может, тебя лучше заблаговременно упрятать в тюрьму, чтобы избавить человечество от нового несчастья? Когда ты станешь премьер-министром, будет уже поздно.

Он включил мотор.

– Вы забыли уплатить, – заявил Губерт. – С вас сорок две монетки.

– Монетки! – Клерфэ отдал ему деньги. – Это меня отчасти успокаивает, Губерт, – сказал он. – В стране, где деньгам дают ласкательные имена, никогда не будет фашизма.


Машина быстро взобралась на гору, и вдруг перед Клерфэ открылась долина, расплывчато-синяя в сумеречном свете, с разбросанными тут и там деревенскими домишками, со зданиями отелей, белыми крышами, покосившейся церковью, катками и первыми огоньками в окнах.

Клерфэ поехал вниз по извилистому шоссе, но вскоре обнаружил, что со свечами неладно. Прислушиваясь, Клерфэ заставил мотор несколько раз взреветь. «Забросало маслом», – подумал он и остановил машину, как только выехал на прямую. Открыв капот, он несколько раз нажал на ручной акселератор. Мотор опять взревел.

Клерфэ выпрямился.

В ту же секунду он увидел пару запряженных в санки лошадей, которые рысью бежали ему навстречу; напуганные внезапным шумом, они понесли. Став на дыбы, лошади вывернули санки прямо к машине. Клерфэ подскочил к лошадям, ухватил их под уздцы и повис на них так, чтобы его не могли достать копыта. Сделав несколько рывков, лошади остановились. Они дрожали, над мордами поднимался пар от их дыхания; а глаза были дикие, безумные; казалось, что это морды каких-то допотопных животных. Клерфэ удерживал лошадей несколько секунд. Потом осторожно отпустил ремни. Животные не двигались с места, только фыркали и позванивали колокольчиками.

Высокий мужчина в черной меховой шапке, стоя в санках, успокаивал лошадей. На Клерфэ он не обращал внимания. Позади него сидела молодая женщина, крепко ухватившись за поручни. У нее было загорелое лицо и очень светлые, прозрачные глаза.

– Сожалею, что испугал вас, – сказал Клерфэ. – Но я полагал, что лошади во всем мире уже привыкли к машинам.

Мужчина ослабил вожжи и сел вполоборота к Клерфэ.

– Да, но не к машинам, которые производят такой шум, – возразил он холодно. – Тем не менее я мог бы их удержать. И все же благодарю вас за помощь. Надеюсь, вы не выпачкались.

Клерфэ посмотрел на свои брюки, потом перевел взгляд на мужчину. Он увидел холодное, надменное лицо, глаза, в которых тлела чуть заметная издевка, – казалось, незнакомец насмехался над тем, что Клерфэ пытался разыграть из себя героя. Уже давно никто не вызывал в Клерфэ такой антипатии с первого взгляда.

– Нет, я не выпачкался, – ответил он медленно. – Меня не так уж легко запачкать.

Клерфэ еще раз посмотрел на женщину. «Вот в чем причина, – подумал он. – Хочет сам остаться героем». Он усмехнулся и пошел к машине.

* * *

Санаторий «Монтана» был расположен над деревней. Клерфэ осторожно ехал в гору по спиралям дороги, пробираясь между лыжниками, спортивными санями и женщинами в ярких брюках. Он решил навестить своего бывшего напарника Хольмана, который заболел немногим больше года назад; после тысячемильных гонок в Италии у него началось кровохарканье, и врач установил туберкулез. Хольман сперва рассмеялся; если это действительно так, ему дадут горсть таблеток, сделают побольше уколов, и все снова будет в порядке. Однако антибиотики оказались далеко не такими всемогущими и безотказными, как можно было ожидать, особенно когда дело касалось людей, которые росли в годы войны и плохо питались. Наконец врач послал Хольмана в горы лечиться старомодным способом: покоем, свежим воздухом и солнцем. Хольман вначале бушевал, а потом покорился. Два месяца, которые он должен был здесь провести, растянулись почти что на год.

Как только машина остановилась, Хольман выбежал ей навстречу. Клерфэ смотрел на него, пораженный: он думал, что Хольман лежит в постели.

– Клерфэ! – закричал Хольман. – Нет, я не ошибся. Я сразу узнал мотор! «Он рычит, как старик „Джузеппе“», – подумал я. И вот вы оба здесь! – Он возбужденно тряс руку Клерфэ. – Ну и сюрприз! Да еще вместе со старым львом «Джузеппе»! Ведь это сам «Джузеппе», а не его младший брат?

– Это «Джузеппе». – Клерфэ вышел из машины. – И с теми же капризами, что и раньше, хотя теперь он уже на пенсии. Я купил его у фирмы, чтобы спасти от худшей судьбы. А он платит мне тем, что немедленно забрасывает маслом свечи, как только я замечтаюсь в пути. У него характерец дай Боже.

Хольман рассмеялся. Он никак не мог отойти от машины. На ней он раз десять, а то и больше, участвовал в гонках.

Клерфэ посмотрел на Хольмана.

– Ты хорошо выглядишь, – сказал он. – А я думал, что ты в постели. Тут скорее отель, чем санаторий.

– Все это входит в курс лечения. Прикладная психология. Два слова здесь, в горах, табу – болезнь и смерть. Одно из них слишком старомодное, другое – слишком само собой разумеющееся.

Клерфэ рассмеялся:

– Совсем как у нас. Правда?

– Да, похоже на то, как было у нас внизу. – Хольман отвернулся от машины. – Входи, Клерфэ! Хочешь выпить?

– А что здесь есть?

– Официально – только соки и минеральная вода. Неофициально, – Хольман похлопал по боковому карману, – плоские бутылки с джином и коньяком, которые легко спрятать; благодаря им апельсиновый сок больше радует душу. Откуда ты?

– Из Монте-Карло. Хольман остановился.

– Там были гонки?

– Ты что, не читаешь спортивной хроники? Хольман отвел глаза.

– Вначале читал. А в последние месяцы бросил. Идиотизм, правда?

– Нет, – ответил Клерфэ. – Правильно! Будешь читать, когда снова начнешь ездить.

– Кто ездил с тобой в Монте-Карло?

– Торриани.

– Торриани? Ты с ним теперь постоянно ездишь?

– Нет, – сказал Клерфэ, – я езжу то с одним, то с другим. Жду тебя.

Он говорил неправду. Вот уже полгода, как он ездил с Торриани; но поскольку Хольман не читал больше спортивной хроники, ему можно было спокойно солгать.

– В самом деле? Вы меня еще не забыли?

– Не будь дураком. Хольман сиял.

– Как было в Монте-Карло?

– Никак. Поршни заклинило. Я выбыл.

– С «Джузеппе»?

– Нет, с его младшим братом.

– «Джузеппе» тебе отомстил.

Хольман засмеялся; лучшим лекарством для него было сообщение о том, что Клерфэ не победил с его преемником. Он хотел продолжать расспросы – в один миг к нему вернулась прежняя восторженность, – но Клерфэ поднял руку.

– У вас тут два табу, прибавим к ним еще одно – гонки: не будем говорить о них.

– Но… Клерфэ! Это совершенно невозможно. Почему?

– Я устал. Я приехал сюда отдохнуть и хоть несколько дней не слышать об этом безобразии, будь оно проклято! Не хочу ничего слышать о сверхбыстроходных машинах, на которых людей заставляют мчаться с бешеной скоростью.

Хольман внимательно посмотрел на него:

– Что-нибудь случилось?

– Нет, просто я суеверен. Мой контракт истекает и еще не возобновлен. Вот и все.

– Клерфэ, – сказал Хольман спокойно, – кто разбился?

– Сильва.

– Еще нет. Если ему повезет, отделается ампутацией ноги. Но та сумасшедшая, которая с ним повсюду разъезжала, самозваная баронесса, отказывается видеть его. Сидит в казино и ревет. Ей не нужен калека… А теперь пошли, и дай мне джину.

Они сели за столик у окна. Отпив немного апельсинового соку, Клерфэ под столом долил в свой стакан джину.

– Как на школьной экскурсии. Последний раз я делал это тогда. Пятьсот лет назад.

Хольман забрал у него плоскую бутылку.

– Гостям дают спиртное. Но так проще. Клерфэ огляделся:

– Здесь все больные?

– Нет. Есть и гости.

– Те, что с бледными лицами, – это больные?

– Нет, это здоровые. Они такие бледные потому, что только сейчас поднялись в горы. Сколько ты сможешь у нас пробыть?

– Два-три дня. Где тут можно остановиться?

– В «Палас-отеле». Там хороший бар.

Клерфэ увидел в окно санки и лошадей, которые испугались машины. Они подъехали к входу. Овчарка, лежавшая в холле, бросилась через открытую дверь к мужчине в меховой шапке и прыгнула ему на грудь.

– Кто это? – спросил Клерфэ.

– Женщина?

– Нет, мужчина.

– Русский. Борис Волков.

– Советский?

– Нет, белоэмигрант. В виде исключения, этот не бедный и не из бывших великих князей. Его отец своевременно, до того как его расстреляли, открыл текущий счет в Лондоне; мать явилась сюда с горстью изумрудов, каждый величиной с вишневую косточку, она их не то проглотила, не то зашила в корсет. В то время еще носили корсеты.

Клерфэ улыбнулся:

– Откуда ты это знаешь?

– Здесь быстро узнаешь все друг о друге, стоит только побыть подольше, – ответил Хольман с легкой горечью. – Через две недели, когда кончится спортивный сезон, мы опять до конца года окажемся всего-навсего в маленькой деревушке.

Несколько человек невысокого роста, одетые в черное, прошли почти вплотную к Клерфэ и Хольману. Протискиваясь к своему столику, они оживленно разговаривали по-испански.

– Для маленькой деревушки вы тут слишком интернациональны, – заметил Клерфэ.

– Это правда. Смерть все еще не стала шовинисткой.

– В этом я не так уж уверен.

Клерфэ смотрел, как женщина выходила из санок. Потом взглянул на Хольмана.

– Что с тобой? – спросил он. – Мировая скорбь? Хольман покачал головой:

– Нет, ничего. Но иногда вдруг кажется, что это заведение – просто большая тюрьма. Пусть солнечная и комфортабельная, но все же тюрьма.

Клерфэ ничего не ответил. Он знал другие тюрьмы. Но он знал также, почему Хольман об этом подумал. Все дело было в машине. Его взволновал «Джузеппе». Клерфэ вновь посмотрел в окно. Солнце стояло очень низко, окрашивая снег в мрачный красноватый цвет. Русский и женщина, переговариваясь, стояли у входа.

– Это его жена? – спросил Клерфэ.

– Так я и думал. Она больна?

– Да. И он тоже.

– По ним этого не скажешь.

– Так оно всегда бывает. При этой болезни некоторое время выглядишь цветущим, как сама жизнь. И чувствуешь себя соответственно. До тех пор, пока вдруг перестаешь так выглядеть; но тогда на тебя уже почти никто не глядит.

Те двое вошли. Клерфэ показалось, что они в ссоре. Они остановились: русский что-то тихо и настойчиво говорил женщине. Постояв немного, она покачала головой и быстро пошла к лифту. Ее спутник сделал движение, словно хотел последовать за ней, а затем снова вышел на улицу и сел в санки.

– Он живет не здесь? – спросил Клерфэ.

– Нет. У него тут поблизости дом. Допив свой стакан, Клерфэ встал.

– Поеду в гостиницу, хочу умыться. Где бы нам поесть вместе?

– Здесь. Мне можно будет посидеть с тобой – у меня уже целую неделю нормальная температура. Запрещено выходить только после захода солнца. Кормят у нас неплохо. На больничную еду не похоже. Гостям дают даже легкое вино.

– Ладно. А когда?

– Когда захочешь. В девять мы ложимся. Совсем как дети. Правда?

– Нет, как солдаты. Отбой – и крышка! Перед серьезной гонкой ведь тоже ложишься рано.

Лицо Хольмана просветлело.

– Конечно, это можно рассматривать и так.


Женщина опять появилась в холле. Она направилась было к выходу, но ее остановила седая дама, которая что-то энергично сказала ей. В ответ та горячо произнесла несколько слов, круто повернулась и, увидев Хольмана, подошла к нему.

– Крокодилица не хочет меня выпускать, – сердито прошептала она. – Утверждает, что вчера у меня была температура. И что я не должна была кататься на санках. Она говорит, что ей придется сообщить обо всем Далай-Ламе, если я еще раз…

Только теперь она заметила Клерфэ и замолчала.

– Это Клерфэ, Лилиан, – сказал Хольман. – Я вам про него рассказывал. Он приехал неожиданно.

Прозрачные глаза женщины остановились на Клерфэ; казалось, она смотрит сквозь него.

– Откуда вы приехали?

– С Ривьеры.

Клерфэ не понимал, зачем ей это надо знать. Она опять повернулась к Хольману.

– Крокодилица хочет уложить меня в постель, – сказала она взволнованно. – И Борис тоже. А как вы? Вы не ляжете?

– До девяти – нет.

– Я тоже приду. После вечернего обхода. Я не дам себя запереть! Особенно сегодня ночью.

Рассеянно кивнув Клерфэ, она вышла из холла.

– Тебе, наверно, все это кажется китайской грамотой. Далай-Лама – это, разумеется, наш профессор. Крокодилица – старшая сестра…

– А кто эта женщина?

– Ее зовут Лилиан Дюнкерк. Разве я тебе не говорил? Она бельгийка, ее мать была француженкой. Родители ее умерли.

– Красивая женщина. Почему она так волнуется из-за пустяков?

Хольман на минуту замялся.

– Так всегда бывает в санатории, когда кто-нибудь умирает, – сказал он смущенно. – Ведь мертвый уносит частицу тебя самого. Какую-то долю надежды. Умерла ее подруга.


Верхние этажи санатория отнюдь не походили на отель; то была больница. Лилиан Дюнкерк остановилась перед комнатой, в которой умерла Агнес Сомервилл. Услышав голоса и шум, она открыла дверь.

Гроб уже вынесли. Окна были открыты, и две здоровенные уборщицы мыли пол. Плескалась вода, пахло лизолом и мылом, мебель была сдвинута, и резкий электрический свет освещал все углы.

Лилиан остановилась в дверях. На минуту ей показалось, что она не туда попала. Но потом она увидела маленького плюшевого медвежонка, заброшенного на шкаф; это был талисман покойной.

– Ее уже увезли? – спросила она. Одна из уборщиц выпрямилась.

– Из восемнадцатого номера? Нет, ее перенесли в седьмой. Оттуда ее увезут сегодня вечером. Мы здесь убираем. Завтра приедет новенькая.

– Спасибо.

Лилиан закрыла дверь и пошла по коридору. Она знала комнату номер семь. Это была маленькая комнатушка, и находилась она рядом с грузовым лифтом. В нее переносили покойников – оттуда их удобнее было спускать на лифте. «Совсем как чемоданы», – подумала Лилиан Дюнкерк. А потом все кругом вымывали мылом и лизолом, чтобы от мертвых не осталось ни малейшего следа.

Лилиан Дюнкерк снова оказалась у себя в комнате. В трубах центрального отопления что-то гудело. Все лампы были зажжены.

«Я схожу с ума, – подумала она. – Я боюсь ночи. Боюсь самой себя. Что делать? Можно принять снотворное и не гасить свет. Можно позвонить Борису и поговорить с ним».

Она протянула руку к телефону, но не сняла трубки. Она знала, что он ей скажет. Она знала также, что он будет прав; но какая в том польза, даже если знаешь, что другой прав? Разум дан человеку, чтобы он понял: жить одним разумом нельзя. Люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав.

Лилиан устроилась в кресле у окна.

«Мне двадцать четыре года, – думала она, – столько же, сколько Агнес. Но Агнес умерла. Уже четыре года, как я здесь, в горах. А перед тем четыре года была война. Что я знаю о жизни? Разрушения, бегство из Бельгии, слезы, страх, смерть родителей, голод, а потом болезнь из-за голода и бегства. До этого я была ребенком. Я уже почти не помню, как выглядят города ночью. Что я знаю о море огней, о проспектах и улицах, сверкающих по ночам? Мне знакомы лишь затемненные окна и град бомб, падающих из мрака. Мне знакомы лишь оккупация, поиски убежища и холод. Счастье? Как сузилось это беспредельное слово, сиявшее некогда в моих мечтах. Счастьем стали казаться нетопленая комната, кусок хлеба, убежище, любое место, которое не обстреливалось. А потом я попала в санаторий».

Лилиан пристально смотрела в окно. Внизу, у входа для поставщиков и прислуги, стояли сани. Это были сани крематория. Скоро вынесут Агнес Сомервилл. Год назад она подъехала к главному входу санатория – смеющаяся, в мехах, с охапками цветов; теперь Агнес покидала дом через служебный вход, как будто не уплатила по счету. Всего шесть недель назад она вместе с Лилиан еще строила планы отъезда. Отъезд! Недостижимый фантом, мираж.

Зазвонил телефон.

Помедлив, она сняла трубку.

– Да, Борис. – Она внимательно слушала. – Да, Борис. Да, я веду себя разумно… да, я знаю, что нам это только кажется, потому что мы все тут живем вместе… да, многие вылечиваются… да, да… новые средства… да, процент людей, умирающих внизу, в городах, гораздо выше… да, я знаю, что в войне погибли миллионы… да, Борис, но для нас это, вероятно, было слишком много; мы видели чересчур много смертей, да, я знаю, что надо привыкнуть, но для некоторых это, наверное, невозможно… да, да, Борис, я веду себя разумно… обязательно… нет, не приходи… да, я тебя люблю, Борис, конечно… Лилиан положила трубку.

– Вести себя разумно, – прошептала она и взглянула на часы.

Было около девяти. Ей предстояла нескончаемая ночь. Она поднялась. Только бы не остаться одной! В столовой еще должны быть люди.


Кроме Хольмана и Клерфэ, в столовой сидели еще южноамериканцы – двое мужчин и одна довольно толстая маленькая женщина. Все трое были одеты в черное; все трое молчали. Они сидели посередине комнаты под яркой лампой и походили на маленькие черные холмики.

– Они из Боготы, – сказал Хольман. – Дочь мужчины в роговых очках при смерти. Им сообщили об этом по телефону. Но с тех пор, как они приехали, ей стало лучше. Теперь они не знают, что делать – лететь обратно или остаться здесь.

– Почему бы не остаться одной матери, а остальным улететь?

– Толстуха – не мать. Она – мачеха. Мануэла живет здесь на ее деньги. Собственно говоря, никто из них не хочет оставаться, даже отец. Они давно забыли Мануэлу. Вот уже пять лет, как они регулярно посылают ей чеки из Боготы, а Мануэла живет здесь и каждый месяц пишет им письма. У отца с мачехой уже давно свои дети, которых Мануэла не знает. Все шло хорошо, пока им не сообщили, что Мануэла при смерти. Тут уж, разумеется, пришлось приехать ради собственной репутации. Но женщина не захотела отпускать мужа одного. Она ревнива и понимает, что слишком растолстела. В качестве подкрепления она взяла с собой брата. В Боготе уже пошли разговоры, что она выгнала Мануэлу из дому. Теперь она решила показать, что любит падчерицу. Так что дело не только в ревности, но и в престиже. Если она вернется одна, снова начнутся толки. Вот почему они сидят и ждут.

– А Мануэла?

– Приехав, они ее вдруг горячо полюбили. И бедняжка Мануэла, никогда в жизни не знавшая любви, почувствовала себя такой счастливой, что стала поправляться. А ее родственники от нетерпения толстеют с каждым днем; у них нервный голод, и они объедаются сластями, которыми славятся эти места. Через неделю они возненавидят Мануэлу за то, что она недостаточно быстро умирает.

– Или же приживутся здесь, купят кондитерскую и обоснуются в деревне, – сказал Клерфэ.

Хольман рассмеялся:

– Какая у тебя мрачная фантазия.

Клерфэ покачал головой:

– Фантазия? У меня мрачный опыт.


Три черные фигуры поднялись, не произнеся ни слова. Торжественно, соблюдая достоинство, они гуськом направились к двери и чуть не столкнулись с Лилиан Дюнкерк. Она вошла так стремительно, что женщина в испуге отшатнулась, издав пронзительный птичий крик.

Лилиан торопливо подошла к столику, где сидели Хольман и Клерфэ.

– Разве я похожа на призрак? – прошептала она. – А может, да? Уже?

Лилиан вынула из сумочки зеркальце.

– Нет, – сказал Хольман. Лилиан посмотрелась в зеркальце.

«Сейчас она выглядит иначе, чем раньше», – подумал Клерфэ. Черты ее лица казались стершимися, глаза потеряли прозрачный блеск. Лилиан спрятала зеркальце.

– Зачем я это делаю? – пробормотала она, оглядываясь. – Крокодилица уже была здесь?

– Нет, – ответил Хольман, – она должна появиться с минуты на минуту и выгнать нас. Крокодилица точна, как прусский фельдфебель.

– Сегодня ночью у входа дежурит Жозеф. Мы сможем выйти. Удрать, – шептала Лилиан. – Пойдете с нами?

– Куда? – спросил Клерфэ.

– В «Палас-бар», – сказал Хольман. – Мы так иногда делаем, когда уже нет больше сил терпеть. Тайком удираем через служебный вход в «Палас-бар», в большую жизнь.

– В «Палас-баре» нет ничего особенного. Я как раз оттуда.

– А нам особенного и не надо. Пусть там даже нет ни души. Нас волнует все, что происходит за стенами санатория. Здесь приучаешься довольствоваться самым малым.

– Мы можем выйти, – сказала Лилиан Дюнкерк. – Я посмотрела, за нами никто не следит.

– Не могу, Лилиан, – сказал Хольман. – Сегодня вечером у меня поднялась температура. Черт знает почему! Не понимаю, откуда ее принесло. Очевидно, все дело в том, что я снова увидел вот эту старую грязную гоночную машину.

Лилиан Дюнкерк посмотрела на него взглядом затравленного зверька. Вошла уборщица и принялась ставить стулья на столы, чтобы подмести пол.

– Нам случалось удирать и с температурой, – сказала Лилиан.

– Сегодня я не хочу, Лилиан.

– Из-за старой грязной гоночной машины?

– Да, из-за нее тоже, – ответил Хольман смущенно. – Хочется еще поездить на ней. Одно время я в это уже перестал верить. Но теперь… А Борис не может пойти с вами?

– Борис думает, что я сплю. Сегодня днем я уже и так заставила его катать меня на санках. Он не согласится.

Уборщица раздвинула портьеры. И за окном вдруг появились горные склоны, освещенные луной, черный лес, снег. Все это было огромным и бесчеловечным. Трое людей в большом зале казались совсем затерянными. Уборщица начала гасить лампы. С каждой погашенной лампой природа, казалось, еще на шаг продвигалась в глубь комнаты.

– А вот и Крокодилица, – сказал Хольман. Старшая сестра стояла в дверях. Клерфэ заметил, что Лилиан вся напряглась. Сестра подошла к ним. Глядя на них холодными глазами, она улыбнулась, обнажив сильные челюсти.

– Полуночничаете, как всегда! Пора отдыхать, господа! – Она не сказала ни слова по поводу того, что Лилиан еще не ложилась. – Пора отдыхать! – повторила она. – В постель, в постель! Завтра тоже будет день!

Лилиан поднялась.

– Вы в этом так уверены?

– Совершенно уверена, – ответила старшая сестра с удручающей веселостью. – Для вас, мисс Дюнкерк, на ночном столике приготовлено снотворное. Вы будете почивать, словно в объятиях Морфея.


– Наша Крокодилица – королева штампованных фраз, – сказал Хольман. – Сегодня вечером она обошлась с нами еще милостиво. И почему эти стражи здоровья обращаются с людьми, которые попали в больницу, с таким терпеливым превосходством, словно те младенцы или кретины?

– Они мстят за свою профессию, – ответила Лилиан с ненавистью. – Если у кельнеров и больничных сестер отнять это право, они умрут от комплекса неполноценности.

Они стояли в холле у лифта.

– Куда вы идете? – спросила Лилиан Клерфэ. Клерфэ помедлил секунду.

– В «Палас-бар», – сказал он затем.

– Возьмете меня с собой?

Он опять помедлил. Перед глазами у него встала сцена с санками. Он увидел надменное лицо русского.

– А почему нет? – сказал он.


Санки остановились перед отелем. Клерфэ заметил, что Лилиан без бот. Он взял ее на руки и пронес несколько шагов. Она сперва противилась, но потом сдалась. Клерфэ опустил Лилиан перед входом.

– Так! – сказал он. – Пара атласных туфелек спасена! Пойдем в бар?

– Да. Мне надо что-нибудь выпить.

В баре было полно. Краснолицые лыжники в тяжелых ботинках топтались по танцевальной площадке. Оркестр играл слишком громко. Кельнер пододвинул к стойке бара столик и два стула.

– Вам водки, как и в прошлый раз? – спросил он Клерфэ.

– Нет, глинтвейну или бордо. – Клерфэ посмотрел на Лилиан: – А вам что?

– Мне водки, – ответила она.

– Значит, бордо, – сказал Клерфэ. – Окажите мне услугу. Я не выношу водку после еды.

Лилиан посмотрела на него подозрительно: она ненавидела, когда с ней обращались как с больной.

– Правда, – сказал Клерфэ. – Водку будем пить завтра, сколько захотите. Парочку бутылок я контрабандой переправлю в санаторий. А сегодня закажем шеваль блан. Это вино такое легкое, что во Франции его зовут «милый боженька в бархатных штанах».

– Вы пили это вино во Вьенне?

– Да, – сказал Клерфэ.

Он говорил неправду, в «Отель де Пирамид» он пил монтраше.

– Хорошо. Подошел кельнер:

– Вас вызывают к телефону, сударь. Кабина справа у двери.

Клерфэ встал:

– А вы принесите пока бутылку шеваль блана тысяча девятьсот тридцать седьмого года. И откупорьте ее.

Он вышел.


– Из санатория? – нервно спросила Лилиан, когда он вернулся.

– Нет, звонили из Канна. Из больницы в Канне. Умер один мой знакомый.

– Вы должны уйти?

– Нет, – ответил Клерфэ. – Для него это, можно сказать, счастье.

– Счастье?

– Да. Он разбился во время гонок и остался бы калекой. Лилиан пристально посмотрела на него.

– А не кажется ли вам, что калеки тоже хотят жить? – спросила она.

Клерфэ ответил не сразу. В его ушах еще звучал жесткий, металлический, полный отчаяния голос женщины, говорившей с ним по телефону: «Что мне делать? Сильва ничего не оставил! Ни гроша! Приезжайте! Помогите мне! Я на мели! В этом виноваты вы! Все вы в этом виноваты! Вы и ваши проклятые гонки!»

Он отогнал от себя это воспоминание.

– Все зависит от точки зрения, – сказал он, обращаясь к Лилиан. – Этот человек был безумно влюблен в женщину, которая обманывала его со всеми механиками. Он был страстным гонщиком, но никогда не вышел бы за пределы посредственности. Он ничего не хотел в жизни, кроме побед на гонках и этой женщины. Ничего иного он не желал. И он умер, так и не узнав правды. Умер, не подозревая, что возлюбленная не захотела видеть его, когда ему отняли ногу. Он умер счастливым.

– Вы думаете? А может, он хотел жить, несмотря ни на что.

– Не знаю, – ответил Клерфэ, внезапно сбитый с толку. – Но я видел и более несчастных умирающих. А вы нет?

– Да, – сказала Лилиан упрямо. – Но все они охотно жили бы еще.

Клерфэ помолчал немного. «О чем я говорю? – подумал он. – И с кем? И не говорю ли я, чтобы убедить себя в том, во что сам не верю? Какой жесткий, холодный, металлический голос был у подруги Сильвы, когда она говорила по телефону».

– От судьбы никому не уйти, – сказал он нетерпеливо. – И никто не знает, когда она тебя настигнет. Какой смысл вести торг со временем? И что такое, в сущности, длинная жизнь? Длинное прошлое. Наше будущее каждый раз длится только до следующего вздоха. Никто не знает, что будет потом. Каждый из нас живет минутой. Все, что ждет нас после этой минуты, – только надежды и иллюзии. Выпьем?

– Вот идет Борис, – сказала Лилиан. – Это можно было предвидеть!

Клерфэ увидел русского раньше Лилиан. Волков медленно пробирался мимо стойки, на которой гроздьями висели люди. Он сделал вид, что не замечает Клерфэ.

– Санки ждут тебя, Лилиан, – сказал он.

Она посмотрела на Волкова. Ее лицо побледнело под загаром. Все черты его вдруг заострились. Она вся подобралась, как кошка, приготовившаяся к прыжку.

– Отошли сани, Борис, – сказала она очень спокойно. – Это Клерфэ. Ты познакомился с ним сегодня днем.

Клерфэ поднялся чуть-чуть небрежнее, чем полагалось.

– Неужели? – спросил Волков надменно. – О, действительно! Прошу прощения. – Он скользнул взглядом по Клерфэ. – Вы были в спортивной машине, которая испугала лошадей, не так ли?

В его тоне Клерфэ почувствовал скрытую издевку. Он промолчал.

– Ты, наверное, забыла, что завтра тебе идти на рентген, – сказал Волков, обращаясь к Лилиан.

– Я этого не забыла, Борис.

– Ты должна отдохнуть и выспаться.

– Знаю. Но сегодня вечером в санатории это все для меня невозможно.

Она говорила медленно, как говорят с ребенком, когда тот чего-то не понимает. Это было единственное средство сдержать раздражение. Клерфэ вдруг почувствовал к русскому что-то вроде жалости. Волков сам поставил себя в безвыходное положение.

– Не хотите ли присесть? – предложил он Волкову.

– Спасибо, – ответил русский холодно, словно перед ним был кельнер, который спросил его, не хочет ли он еще что-нибудь заказать.

Он, так же, как прежде Клерфэ, почувствовал в этом приглашении скрытую издевку.

– Я должен подождать здесь одного человека, – сказал он, обращаясь к Лилиан. – Если за это время ты надумаешь, то санки…

– Нет, Борис! – Лилиан вцепилась обеими руками в свою сумочку. – Я хочу еще побыть здесь.

Волков успел надоесть Клерфэ.

– Я привел сюда мисс Дюнкерк, – сказал Клерфэ спокойно, – и, по-моему, в состоянии отвести ее обратно.

Волков выпрямился.

– Боюсь, вы понимаете меня превратно, – сказал он сухо, – но говорить на эту тему бесполезно.

Он поклонился Лилиан и пошел обратно к стойке.

Клерфэ снова сел. Он был недоволен собой. «Зачем я впутался в эту историю? – подумал он. – Ведь мне уже не двадцать лет».

Сегодня мы рассмотрим краткое описание "Жизнь взаймы" - одного из его самых пронзительных и жизненных романов. Здесь переплелись любовь и отчаяние, смелость и трусость, счастье и боль.

Когда жизнь дается взаймы...

Отличительная черта этого произведения - отсутствие даже намека на политику. Действие романа разворачивается в мирном, послевоенном Париже. Автор сосредоточил внимание на психологических проблемах героев.

История Эриха Марии Ремарка "Жизнь взаймы", краткое содержание которой мы сейчас рассматриваем, повествует о любви и счастье, несмотря на трагическую судьбу героев. Лишь понимание, что смерть неизбежна, заставляет жить здесь и сейчас. Ведь наша судьба - сплошное прошлое, и все, что мы можем - это наслаждаться настоящим. Ниже - цитаты автогонщика Клерфэ из романа.

Перед тем, как описывать "Жизнь взаймы" (краткое содержание книги), познакомимся с главными героями.

Обреченные

Лилиан Дюнкерк знает, что у нее нет будущего, но не решается получить удовольствие от жизни, заживо похоронив себя в санатории. Лишь встреча с Клерфэ заставляет героиню решиться на рискованные, но полные эмоций и счастья поступки. Она покупает дорогие платья, она отдыхает в дорогих отелях, она любит. Любит, но ни о чем не жалеет. Пожалуй, это главный секрет счастья - люби, однако отпускай без сожалений. Лилиан не обращает внимания на постоянные приступы. Ведь эти несколько недель любви и радости - все, что у нее есть. Девушка не тратит время на лицемерие, лесть, хорошие манеры. А ведь, по сути, у каждого из нас не так уж много времени, которое мы бессовестно тратим на совершенно неважные вещи...

Клерфэ (это видно даже из краткого содержания "Жизни взаймы") - абсолютная противоположность Лилиан. Ему уже 40, он свободный и здоровый мужчина. Но Клерфэ живет гонками и постоянным риском. Его преследуют воспоминания прошлого и отчаяние. Встреча с Лилиан, полной любви к медленно угасающей в ней жизни, затрагивает в его душе невидимые струны. Но именно в тот момент, когда он готов кардинально измениться ради нее, она понимает, что ошиблась. Риск погибнуть в любой момент на гонках не может сравниться с неизлечимой болезнью. Он планирует будущее, в то время как у нее остались только недели, дни, возможно, даже часы.

Итак, приступаем к описанию сюжета "Жизнь взаймы". Романа, краткое содержание которого не сможет пересказать все крылатые цитаты писателя, но даст общее представление не только о самой книге, но и об ее авторе.

Встреча на дороге

Автогонщик Клерфэ направляется в затерянный в Альпах санаторий для больных туберкулезом. Он хочет навестить своего друга и коллегу Хольмана. Санаторий оказывается приветливым местом, но сами больные считают "Монтану" последним пристанищем смертников. В санатории царит атмосфера неизбежности, приправленная судорожным весельем.

Лилиан Дюнкерк со своим другом, белоруссом Борисом Волковым, тоже направляется в «Монтану». Их лошадей пугает звук мотора машины Клерфэ - "Джузеппе". Но ему удается удержать животных. Мужчины обмениваются всего несколькими фразами, однако сразу чувствуют антипатию друг к другу.

Жизнь и смерть

В санатории Клерфэ и Лилиан знакомятся поближе. Разговор показывает, насколько разнятся взгляды на жизнь этих двух людей. Однако у них есть общая тема - тема смерти. Клерфэ недавно потерял друга, автогонщика, ставшего калекой после аварии и не перенесшего ампутацию ноги. Лилиан же печалится о подруге, которая недавно умерла от туберкулеза. Герои мыслят совершенно противоположно - Клерфэ уверен, что смерть лучше жалкого существования, а Лилиан верит, что любую жизнь нужно ценить.

Предзнаменование

Вскоре Лилиан получает букет орхидей от Клерфэ. С ужасом она узнает тот же букет, который принесла на похороны подруги. Оказывается, что предприимчивый владелец цветочной лавки перепродает цветы вместо того, чтобы сжигать их вместе с покойниками. Девушка видит в этой ситуации предзнаменование. Она серьезно соглашается на шутливое предложение Клерфэ вместе поехать в Париж. Пусть ей осталось немного, но она будет жить, а не существовать.

Волков пытается уговорить ее остаться. Он любит девушку и не хочет расставаться с ней. Но Лилиан все уже решила.

"Каждый живет минутой..."

Приехав в Париж, она сразу отправляется к старшему брату своего отца, Гастону. Лилиан нужна вся оставленная ей родителями сумма. Восьмедесятилетний старик не знает о диагнозе девушки, поэтому его несколько обескураживает ее поведение. Лилиан принимается с удовольствием тратить деньги на развлечения.

Дядя корит племянницу за расточительноство и даже пытается выдать девушку за богатого кавалера. Но Лилиан отвергает его. Ее не интересуют деловые сделки, у нее нет времени на лицемерие, которое липкой паутиной окутало весь город.

Тени прошлого

Тем временем Клерфэ уезжает в Рим для заключения контракта на тысячемильные гонки с автогоночной компанией. В Италии он временно возобновляет отношения со своей бывшей любовницей, Лидией Морелли.

Интересный факт! Прототипом Лидии Морелли стала известная актриса Марлен Дитрих.

Но, вернувшись вместе с ней в Париж, он понимает, насколько за это короткое время изменилась Лилиан. Он стала настоящей светской львицей. Страсть к Лидии окончательно угасает, Клерфэ готов полностью изменить свою жизнь ради Лилиан.

Вскоре дамы встречаются в Париже и обмениваются колкостями. Клерфэ надеется вызвать у девушки ревность, но напрасно. У нее нет времени на боль и сожаление. Ночь в одном из парижских отелей герои проводят вместе.

Будущее, которого нет

На следующей день Лилиан и Клерфэ отправляются на Сицилию. Мужчина принимает участие в гонках "Тарга Флорио", но его машину выносит на обочину, и он вывыхивает руку. Заезд Клерфэ заканчивает с большим трудом. Лилиан приходит в ярость от того, что он так бездумно рискует жизнью.

Оставив Клерфэ в Палермо, она на самолете летит в Рим, а оттуда отправляется в блистательную Венецию. Прямо во время пьесы в театре у девушки начинается кровотечение. Неделю она живет в Венецию, восстанавливая силы, в то время как Клерфе ищет ее по всему Парижу. Он думает,что девушка бросила его.

Вскоре Лилиан возвращается в Париж. Клерфэ находит ее совершенно случайно. Он просит ее выйти за него замуж, обещает кардинально поменять свою жизнь. Девушка соглашается. Но для себя решает, что покинет любимого сразу после тысячемильных гонок. Ведь он строит планы на будущее, которого у нее не будет.

"Риск на грани гибели..."

Спустя неделю Клерфэ начинает участие в тысячемильных гонках через всю Италию. В первый же день он приходит шестым из пятисот участников.

Лилиан звонит Хольману, чтобы узнать о самочувствии Бориса. Бывший гонщик сообщает ей, что выздоравливает и его вскоре выписывают.

Следующая гонка заканчивается трагически - Клерфэ врезается в другую машину и умирает в больнице, не приходя в сознание. Лилиан организовывает похороны. Девушка звонит в санаторий Борису, но оказывается, что он уехал.

Последнее путешествие

Борис находит девушку на вокзале в Монте-Карло. Он узнал о смерти Клерфэ и сразу отправился на ее поиски. Вместе они возвращаются в санаторий. По дороге пара встречает выздоровшего Хольмана - он арендовал машину для путешествия в Италию, где вместо Клерфэ будет участвовать в тысячемильных гонках.

Спустя шесть недель Лилиан в санатории умирает от кровотечения и последовавшего за ним удушья. Ее лицо кажется Борису как никогда красивым, словно она наконец обрела счастье.

Анализ романа Ремарка

Итак, закончив описывать краткое содержание "Жизни взаймы", приступим к анализу романа. Эта работа в свое время получила весьма негативные отзывы критиков и не была принята читателями так же тепло, как предыдущие книги Ремарка. Однако именно в ней он выплеснул все накопившееся в душе отчаяние.

Все дело в том, что в течение пяти лет работы Ремарка так или иначе повествуют о несчастной любви гонщика и неизлечимо больной женщины. В роли гонщика, человека склонного к азарту и излишествам, выступает сам автор. Прототипами Лилиан Дюнкерт были разные женщины, которых Ремарк отчаянно любил. "Убивая" своих героев, он хоронил свою любовь к этим женщинам. Краткое содержание "Жизнь взаймы" Эриха Ремарка показывает читателю, что и свое эго в образе автогонщика он хотел убить таким же способом. Ведь Ремарк, подобно своим героям, вел богемным образ жизни, наполненный играми, риском и отчаянием. Недаром он добавлял в свои романы автобиографические эпизоды.

Роман Эриха Марии Ремарк "Жизнь взаймы", краткое содержание которого мы рассматриваем, очень символичен. Он полон христианских и философских знаков, которые изначально весьма трудно заметить. Так, дорога героев в Париж проходила через темный тоннель. Он, как пишет Ремарк, "сдирает с нее прошлое", является символом возрождения девушки. Вода, представленная в санатории в виде льда, начинает таять, как только Лилиан покидает "Монтану". Автор показывает это в эпизоде, когда девушка танцевала под дождем, приехав в Париж, а позже - когда любовалась городскими фонтанами и туманом.

Заключение

"Жизнь взаймы" - роман, анализ и краткое содержание которого мы рассмотрели, побуждает читателя оценить свою жизнь со стороны. Понять, что мы тратим ее на пустоту, когда имеем возможность наполнить ее удивительными вещами. Цените свою жизнь и будьте счастливы.

Впервые роман был опубликован в 1959 году в иллюстрированном издании «Кристалл», как «роман с продолжением». В 1961 году, после правки и редактирования автором, более объемная версия романа была издана в американском переводе, но уже под названием «Heaven has no favorites». Немецкая версия романа «Der Himmel kennt keine Gunstlinge», имела большой читательский успех в Германии, однако получила негативную критику. Ремарка обвиняли в сентиментальности, отсутствии стиля. И все же, несмотря на все нарекания и замечания, те же критики не могли не отметить, что «роман захватывающий и от него невозможно оторваться». Начало 50-х годов. Автогонщик Клэрфе приезжает навестить своего давнего друга в санаторий «Монтана». Там же он знакомится со смертельно больной девушкой Лилиан. Устав от строгих правил санатория, от рутины и однообразия она принимает решение бежать вместе с Клэрфе туда, где есть другая жизнь, жизнь – которая говорит языком книг, картин и музыки, жизнь, которая манит и будит тревогу. У обоих беглецов, несмотря на всю несхожесть, есть одна общая черта – отсутствие уверенности в будущем. Клэрфе живет от гонки до гонки, а Лилиан знает, что ее болезнь прогрессирует, и жить ей осталось совсем недолго. Их роман развивается очень стремительно, они любят друг друга на грани обреченности, как только могут любить люди, каждый шаг которых сопровождается тенью смерти… Издание осуществлено в рамках соглашения с Фондом Лэте Паулетте Ремарк с/о Литературным Агентством Морбукс и Литературным Агентством Синопсис © Э. Ремарк (наследники) © перевод Л. Черная ©&? ИП Воробьев В.А. 2013 ©&? ИД СОЮЗ 2013 Продюсер издания: Владимир Воробьёв

Описание добавлено пользователем:

Дарья Сурда (Смирнова)

«Жизнь взаймы» - сюжет

"Жизнь взаймы" Ремарка начинается с того, что автогонщик Клерфэ приезжает в санаторий для легочных больных, чтобы навестить своего друга и коллегу по гонкам. Во время своего визита Клерфэ встречает женщину Лилиан, больную туберкулезом, которой осталось жить совсем немного. Они проникаются взаимной симпатией и Лилиан покидает санаторий, чтобы успеть посмотреть жизнь и пожить. Они едут в Париж и начинают там вести тот образ жизни, что нравится Лилиан: она шьет наряды, они посещают рестораны, музеи, путешествуют и т.п.. Потихоньку Клерфэ в нее влюбляется и хочет удержать ее любой ценой, а Лилиан стремиться прожить каждый день полновесно, с жадностью.Лилиан пытается получить от жизни, которую она не видела, больше, но не может ни к чему привязаться и мало что ее радует. Клерфэ предлагает ей женитьбу, но не может заинтересовать ее их будущей семейной жизнью, так как у Лилиан нет будущего.

В конце концов Лилиан соглашается выйти замуж за Клерфэ, планируя сбежать от него, пока он будет занят, но ее планам не суждено было сбыться, так как во время одной из гонок Клерфэ попадает в аварию и умирает от полученных травм. Вскоре после этого к Лилиан приезжает Борис Волков, другой пациент легочного санатория, горячо любящий Лилиан, и отвозит ее назад в санаторий, так как Лилиан поняла, что жизнь, которую она пыталась вести вне санатория - чужая, не ее. Спустя 6 недель после возвращения Лилиан умирает.

Рецензии

Рецензии на книгу «Жизнь взаймы»

Пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите, чтобы оставить рецензию. Регистрация займет не более 15 секунд.

Anna M

Стоит дорожить каждым днем, каждым мгновением!

В течении всей жизни, мы испытываем огромную жажду к чему-либо, а когда мы этого добиваемся, страсть заполучить это угасает, но появляется что-то новое и вновь эта страсть поглощает нас. Если хорошо разобраться, присмотреться... у нас ведь всё есть, единственное что нам остается, так это просто увидеть.

Книга "Жизнь взаймы" написана красиво, изящно. Много книг с похожим сюжетом... больной(ая) герой(иня) в свои последние дни желает познать всю ценность жизни и бла бла бла...

Я считаю, что вовсе не нужно быть больным, отсчитывать свои дни существования, чтобы начать уже реально понимать насколько важно - жить и сама жизнь!

Мне нравится Ремарк и его стиль написания! Нам не известно, когда смерть изъявит желание посетить нас, жизнь быстротечна и каждый согласится со мной, что не стоит тратить свое время в пустую! Уж такая сейчас жизнь, надо жить сегодняшним днем вопреки всему!

Что еще добавить, думаю достаточно.

Советую прочесть!))

Полезная рецензия?

/

1 / 0

Ira

Книга, которая заставит переоценить свою жизнь, полюбить ее, и наслаждаться каждым моментом, каждым мгновением на полную.

Как это бывает в большинстве случаев, мы живем обыденной жизнью, куда-то торопимся, проживая всю жизнь день за днем, так и не замечая, что время проходит, а мы так ничего и не успели. Эрих Ремарк нам рассказал невероятно трогательную, печальную, душераздирающую история, которая заставила взглянуть на жизнь совсем с другой стороны. Автор хорошо изобразил главных героев, так что мы успели их полюбить, начали за них переживать и в то же время получали от них вдохновение. Лилиана - главная героиня романа, добрая, красивая девушка. Но Лилиана страдает тяжелой неизлечимой болезнью - туберкулезом. Несмотря на это, она стремится наслаждаться жизнью, смотрит на все с позитивным настроем, и не впадает в отчаяние. Возлюбленный Лилианы - Клерф, является полной противоположностью главной героини. У него есть все возможности жить полной жизнью и наслаждаться каждым моментом, чего нет у Лилианы. Но Клерф уже давно потерял всякий интерес ко всему происходящему, жизнь ему кажется скучным и обыденным времяпрепровождением.

Полезная рецензия?

/

Роман «Жизнь взаймы» впервые был опубликован в 1959 году в Гамбурге. В нём Ремарк предстал перед читателем в амплуа опытного психолога и философа, раскрывающего вечные темы всех времён и народов – любви, жизни, смерти, свободы, времени. В отличие от других романов автора в «Жизни взаймы» нет места политике : война в Европе закончилась, люди вернулись к своему обычному существованию и только её тяжелые отголоски в виде смертельных болезней и потерянных для своего времени личностей всё ещё путешествуют по заснеженным горам, улицам Парижа и казино Монте-Карло с тем, чтобы обрести что-то большее, чем мирная жизнь.

Главные герои романа – больная туберкулёзом бельгийка Лилиан Дюнкерк и постоянно рискующий своей жизнь автогонщик Клерфэ – строят свою любовь на схожем отношении к бытию. Они оба свободны, независимы и не имеют будущего. Различия между героями заключаются в том, что Лилиан, в отличие от Клерфэ, острее ощущает жизнь, так как смерть для неё – вполне осязаемая реалия, оседающая на носовом платке в виде кровавых пятен. Автогонщик же сам управляет своей жизнью и может в любой момент остановить бешеный полёт по трассе или вовсе уйти из рискованного бизнеса, став добропорядочным семьянином и продавцом машин. Вся беда Клерфэ в том, что он слишком погружён в дорогу/жизнь: если он участвует в гонках, то обязательно хочет быть первым; если он любит, то стремится полностью подчинить своей заботе любимое существо. Как только Лилиан понимает, что любовь Клерфэ становится для неё темницей, она решает уйти, но не успевает – смерть забирает автогонщика раньше неё, показывая девушке всю нелепость и величие жизни.

Знавшая только тяготы военного времени (голод, бегство, укрытие от фашистов) и подчинённое строгому режиму санаторное существование, Лилиан устраивает бунт. Смерть подруги и появление в «Монтане» нового человека, единственного, кто не обращается с ней, как с больной, дают Лилиан силу для того, чтобы не просто сложить чемоданы, как она это делала уже не раз, а решиться на последний, решительный шаг в сторону жизни. Лилиан с самого начала подозревает, что она не права, что ей лучше остаться в «Монтане» для того, чтобы бороться до конца, но «люди живут чувствами, а для чувств безразлично, кто прав» . Двадцатичетырёхлетняя девушка боится умереть, как подруга, так и не познав жизни. Она и так уже фактически мертва, поэтому ей нечего терять, в то время, как приобрести можно многое. Любовник Лилиан, Борис Волков, переживший в прошлом подобный опыт, пытается убедить девушку в том, что бежать некуда, что весь мир для смертельно больного человека – это клетка, из которой выход только один – попытка выздороветь, но... Он прекрасно понимает, что придти к этому выводу Лилиан придётся самой, потому что нельзя узнать цену жизни, не прожив её.

В своём стремлении жить Лилиан превосходит здоровых людей. Она жадно вдыхает дождь, селиться в первом попавшемся ей на глаза отеле, заказывает себе модные платья у Баленсиага, отказывается от диетической пищи в пользу той, которую никогда не пробовала – будь то изысканные морские ежи из дорогого ресторана или простая колбаса с хлебом, увиденная у портье «Релэ Биссон». Лилиан хочет «жить, не слушая советов, без всяких предубеждений, жить, как живётся» . Её не интересуют ни деньги, ни политика, ни положение в обществе. Главное для Лилиан – «её собственная жизнь» . Восьмидесятилетний дядя Гастон кажется ей глупым стариком, выбрасывающим свою жизнь на ветер. Окружающих женщин она не воспринимает, как соперниц в борьбе за мужские сердца. Хорошие манеры ей тоже кажутся излишними, так как у неё «нет времени деликатно обманывать, прикрывая горькую правду фальшивой позолотой» . Смерть делает Лилиан бесценный подарок – она учит её жить ради самой жизни.

В первый же вечер, проведённый вне санатория, Лилиан чувствует, что «спаслась» . На пути к жизни девушка проходит через ряд символических образов , имеющих как философское, так и религиозное значение. Сен-Готардский тоннель, которые преодолевают герои, «сдирает с Лилиан прошлое» . Для неё он становится «Стиксом» , который «невозможно перейти дважды» . Античная мифология в образе Сен-Готардского тоннеля сливается с христианскими представлениями о последнем пути человека к Богу – через тёмный тоннель, заканчивающийся ярким светом. Бегство Лилиан из санатория можно трактовать и как попытку заново родиться, и как стремление найти что-то большее, чем своё физическое существование.

Жизнь и смерть в романе тесно соседствуют друг с другом даже на уровне деталей. Больные туберкулёзом пытаются вернуться к жизни в окружении живописных гор и свой последний приют находят тут же, в расположенном неподалёку крематории. Цветы, укладывающиеся на гроб усопших, предприимчивые сотрудники последнего продают в местной цветочной лавке, что кажется Лилиан омерзительным, а Клерфэ – почти нормальным. В войну для спасения своей жизни герою приходилось носить ещё тёплую форму убитого солдата. Клерфэ успел подумать о многом, пока ждал спасения – о том, что вся военная форма, поставляемая на фронт, – не новая, а значит принадлежала мёртвым, о том, что всё, «чем мы владеем, нам дали мёртвые... наш язык и наши знания, способность чувствовать себя счастливым и способность приходить в отчаяние» . По мнению Клерфэ, человек понимает, что такое счастье только потому, что познал «неизбежность смерти» .

Жизнь в романе представлена через символический образ воды : снег (застывшая вода) окружает Лилиан в санатории, но как только девушка вырывается на свободу, вода начинает течь – в виде дождя, тумана, городских фонтанов, впервые увиденного героиней моря, облаков, плывущих под крылом самолёта.

Каждый из героев «Жизни взаймы» по-разному воспринимает проблему текущей жизни/времени. Клерфэ не видит смысла вести «торг со временем» . В длинной жизни он видит «длинное прошлое» . Само же существование, по его мнению, длится «только до следующего вздоха» . Лилиан же точно знает, что вне стен санатория жить ей осталось недолго: она чувствует отсутствие у себя будущего и хочет получить от жизни, как можно больше. Девушка хочет «жить одновременно десятью жизнями» , Клерфэ же считает, что даже в этом случае жизнь у неё будет одна – как у шахматиста, который «играет против десяти партнёров сразу, но разыгрывает лишь одну партию» . Перед смертью Лилиан делится с Борисом удивительным открытием, заключающимся в том, что «понятие времени» - вещь растяжимая: каждый человек по-настоящему живёт всего лишь несколько дней или недель, что делает ценным в жизни не её длину, а отношение к ней.

Книга известного писателя Эриха Марии Ремарка «Жизнь взаймы» написана в необычном для него стиле: здесь почти нет политического подтекста, сюжет ориентирован на психологию человека.

В горах Швейцарии есть санаторий, где проводит свои последние дни Лилиан, молодая и красивая девушка. Она больна туберкулёзом, но ценит каждый из оставшихся ей дней. Она хотела бы увидеть весь мир, ведь он так прекрасен! Лилиан не понимает, как можно рисковать жизнью, принимать её как должное, ведь она в любой момент может оборваться. Понимая, что осталось очень мало, она решает провести оставшееся время как можно лучше и покидает санаторий.

Лилиан знакомится с парнем Клерфэ, который каждый день искушает судьбу – он автогонщик. Он безответственно относится к жизни и ничего от неё не ждёт. Молодой человек восхищён девушкой, тем, что она продолжает наслаждаться жизнью и стремится испытать как можно больше, несмотря на страшный диагноз. И Клерфэ видит в Лилиан не больного человека, которого нужно лечить, а воспринимает её как прекрасную жизнелюбивую девушку. Лилиан удаётся провести две замечательные недели вместе с Клерфэ, почувствовать любовь и дать ему осознать, что не стоит тратить жизнь впустую.

Несмотря на то, что роман заканчивается трагично, его героям сопутствуют отчаяние и безнадежность, писателю удалось добавить в него искру надежды. Это очень красивый, чувственный и интимный роман. Произведение способно многое изменить в восприятии людей и научить их ценить каждый свой прожитый день, а не тратить драгоценные минуты напрасно. Роман заставит остановиться, вдохнуть полной грудью и задуматься о том, как много потеряно и как много надо ещё испытать в жизни.

Произведение относится к жанру Проза. Оно было опубликовано в 1961 году издательством Вагриус. Книга входит в серию "Книги Э. Ремарка". На нашем сайте можно скачать книгу "Жизнь взаймы" в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt или читать онлайн. Рейтинг книги составляет 4.28 из 5. Здесь так же можно перед прочтением обратиться к отзывам читателей, уже знакомых с книгой, и узнать их мнение. В интернет-магазине нашего партнера вы можете купить и прочитать книгу в бумажном варианте.



← Вернуться

×
Вступай в сообщество «shango.ru»!
ВКонтакте:
Я уже подписан на сообщество «shango.ru»